Новиков, Виктор Иванович

Виктор Новиков
Общая информация
Полное имя	Виктор Иванович Новиков
Родился	19 января (1 февраля) 1912(1912-02-01) Москва, Российская империя
Умер	28 августа 1971(1971-08-28) (59 лет) Москва, РСФСР, СССР
Гражданство	СССР
Рост	177 см
Вес	77 кг
Позиция	полузащитник
Карьера
Молодёжные клубы
1927	Строитель (Москва)
Клубная карьера*
1929—1932	КОР (Москва)
1932—1936	Динамо Москва
1937—1938	Локомотив (Москва)	9 (0)
1939—1940	Крылья Советов (Москва)	22 (3)
1941	Профсоюзы‑2 (Москва)	1 (0)
1942	Крылья Советов (Куйбышев)	15 (2)
Тренерская карьера
1945—1946	Крылья Советов (Куйбышев)
1949	Авангард (Свердловск)
1950—1951	Шахтёр (Сталино)
1957	Буревестник (Кишинев)
1959	Шахтёр (Сталино)
1960—1961	Беларусь
1962	Спартак (Нальчик)
1963	Трактор (Волгоград)
1964	Авангард (Харьков)
1965-1967	Алга (Фрунзе)
1968	Балтика
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Ви́ктор Ива́нович Но́виков (19 января [1 февраля] 1912, Москва, Российская империя — 28 августа 1971, Москва, РСФСР, СССР) — советский футболист, футбольный тренер, Заслуженный мастер спорта СССР (1951).

Карьера

В 1942 вместе с моторостроительным заводом эвакуирован в Куйбышев, где начал играть в только что созданной команде «Крылья Советов». С 1943 года капитан, мастер спорта (получил звание за три сезона в группе «А» 1937—1940).

В 1945 — играющий тренер, под его руководством команда вышла в Высшую лигу.

В 1951 занял с донецким «Шахтёром» 3-е место чемпионата СССР, за что получил звание заслуженного мастера спорта.

В 1960—1962 годах тренер минского клуба «Беларусь» (позже переименованного в «Динамо»). Новиков собрал практически новую команду под названием «Беларусь», получившую место в классе «А». В неё для усиления были приглашены опытные москвичи Денисенко, Арбутов, Терехов из «Торпедо», полузащитник «Динамо» Жуков. «Беларусь» отметилась очень хорошим стартом — 5 побед в 5 матчах, среди обыгранных оказались такие гранды, как московский «Спартак», «Шахтёр», киевское «Динамо».

Ссылки

• [www.kc-camapa.ru/cgi-bin/books.cgi?hcwks,51 Полвека с «Крыльями Советов» А. Понамарев, В. Прищепов]. [www.webcitation.org/6CZBsUTgz Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
• [www.kc-camapa.ru/cgi-bin/prntxt.cgi?20070205,40,8,,,0109 Наш первый тренер.]. [www.webcitation.org/6CZBtudQg Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012]. «Самарский Футбол», 5 февраля 2007 г.
• [sport-necropol.narod.ru/novikov-vi.html Спортивный некрополь]. [www.webcitation.org/6CZBuwVZk Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].

Отрывок, характеризующий Новиков, Виктор Иванович

– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.