Новиков, Тимур Петрович

Тимур Новиков
Имя при рождении:	Тимур Петрович Новиков
Дата рождения:	24 сентября 1958(1958-09-24)
Место рождения:	Ленинград, СССР
Дата смерти:	23 мая 2002(2002-05-23) (43 года)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Россия
Гражданство:	СССР СССР→Россия Россия
Жанр:	живопись, аппликация, инсталляция
Стиль:	постмодернизм, неоакадемизм, лайв-арт (англ.)
Влияние:	Борис Кошелохов, Энди Уорхол, Вильгельм фон Глёден
Влияние на:	Алексей Беляев-Гинтовт, Сергей Бугаев (Африка), Георгий Гурьянов, Владислав Мамышев-Монро, Айдан Салахова, Ольга Тобрелутс
Сайт:	[www.timurnovikov.ru/ www.timurnovikov.ru]

Тимур Петрович Новиков (24 сентября 1958, Ленинград — 23 мая 2002, Санкт-Петербург) — российский художник, основатель петербургской Новой Академии Изящных Искусств.

Детство, юность

Родился 24 сентября 1958 года в Ленинграде. Воспитывался матерью Новиковой Галиной Васильевной, своего отца не знал. В 1965 году пошёл в школу. Начал посещать кружок рисования в Дома пионеров Дзержинского района г. Ленинграда. В 1967 году участвует в выставке детского рисунка в Нью-Дели. В 1968 году переезжает с родителями на Новую Землю, в 1972 году возвращается в Ленинград; впоследствии подчёркивает, что именно пейзаж Крайнего Севера оказал на него сильное влияние, повлияв на его восприятие пространства.

В 1973 году поступил в Клуб юных искусствоведов при Государственном Русском Музее. Поступает в Техникум химической промышленности на отделение технологии лаков и красок, уходит из техникума в 1975 году. Отказывается от службы в армии как убежденный пацифист. В 1976 году поступает в Клуб юных любителей искусства в Эрмитаже. Пишет свои первые картины. Вместе с Олегом Котельниковым создает ансамбль «Монстерз» и в 1977 году примыкает к авангардистской группе «Летопись», которая сформировалась вокруг Бориса Николаевича Кошелохова. В составе группы участвует в своей первой квартирной выставке.

В 1978 году осуществляет свой первый кураторский проект: арендует помещения в бывшей церкви Шестаковской Божьей Матери в Санкт-Петербурге, организует творческие мастерские имени Кирилла и Мефодия, 2 июня 1978 года проводит квартирную выставку.

В 1980 году открывает, вместе с художником Олегом Котельниковым, квартирную галерею, названную ими «АССА». Галерея располагается в коммунальной квартире на ул. Воинова, д. 24. В галерее проходит «I биеннале портретов Тимура Новикова». Галерея прекратила своё существование в 1987 году.

В этом же году знакомится в Москве с художницей М. М. Синяковой-Уречиной, вручившей ему право именоваться Председателем земного шара.

В 1981 г. вступает в ТЭИИ, первый союз неофициальных художников Ленинграда. В 1982 г. на первой выставке ТЭИИ в ДК им Кирова устраивает, вместе с художником Иваном Сотниковым, панковскую акцию: экспонирует фанерный щит с дырой, назвав работу «Ноль-объект».

Новые художники

В 1982 году Тимур Новиков создает группу «Новые художники». Первыми участниками группы становятся Георгий Гурьянов, Евгений Козлов, Олег Котельников, Иван Сотников, Кирилл Хазанович. Стилистически «новые художники» были параллельны таким западноевропейским движениям в искусстве, как Новые Дикие (Neue Wilde, Германия), Ист Вилледж (East Village, США), Фигурасьон Либр (La Figuration libre, Франция), Трансавнгард (Transavantgarde, Италия) и таким явлениям как «новая фигуративность», «новая волна», «новый романтизм».

В 1985 году создает Новую Академию Всеческих Искусств. Взятое у футуристов понятие «ВСЕЧЕСТВО» связывало группу с искусством русского авангарда. Живой связью с этим периодом русского искусства были знакомые художники того поколения — Мария Александровна Спендиарова и Мария Михайловна Синякова-Уречина, Татьяна Николаевна Глебова, написавшая портрет Новикова. От художников авангарда «Новых художников» отделяло прежде всего отсутствие серьёзной теории.

В группу входили: Е. Козлов, Иван Сотников, Олег Котельников, Тимур Новиков, Георгий Гурьянов и другие художники. Позднее к группе присоединились Евгений Юфит, Сергей Бугаев, В. Черкасов, Андрей Медведев, Владислав Гуцевич, Вадим Овчинников, Инал Савченков, Андрей Крисанов, Олег Маслов и Виктор Цой.

Проводил совместные акции с выдающимися художниками Запада — Э. Уорхоллом, Д. Кейджем, Р. Раушенбергом.

Кино и музыка

В 1983 году организовал музыкальную авангардистскую группу «Новые композиторы», с того же года стал сотрудничать с оркестром «Популярная механика» Сергея Курёхина

В 1985—1986 гг. сотрудничает с Рок-клубом как оформитель концертов группы «Кино» в качестве художника-оформителя концертов; в 1987-89 гг. привлекает художника-модельера Константина Гончарова к работе над сценическими костюмами музыкантов группы.(В. Цой, Г. Гурьянов, Ю. Каспарян).

В 1984—1985 гг. «Новые художники» ставили перформансы: «Идиот», «Анна Каренина», «Стреляющий лыжник», «Балет трех неразлучников» (по Даниилу Хармсу, музыка И. Веричева и В. Алахова)) . Художники занимались также кинематографом («параллельное кино», «некрореализм»), литературой, музыкой, «новой критикой» и сами изобретали музыкальные инструменты (утюгон, длинные струны и др.)

В 1987 году участвует как художник и актёр в фильме «Асса», сотрудничает с режиссёром Сергеем Соловьевым (первая в истории советского кинематографа премия за художественное оформление). Был едва ли не первым медиа-художником в СССР, став идеологом «Пиратского Телевидения» (1989), а в последующем режиссёром-постановщиком фильмов «Золотое сечение» (1999), «Кошмар модернизма» (1999).

Участвует в создании клубного движения и рейва на Фонтанке-145; один из организаторов «Гагарин парти» на ВДНХ (1991).

В 1992 г. участвует в съёмках фильма Сергея Дебижева «Два капитана-2».

«Берём курс на классику»

В декабре 1988 года открывает Свободный университет. Преподавателями университета, помимо Тимура Новикова, становятся Сергей Курехин и Борис Юхананов. «Свободный университет» располагался в Центральном лектории общества «Знание».

В конце 1989 года на одном из заседаний Новиков объявляет, что он берёт «курс на классику и красоту, публично провозглашая их наиболее актуальными и современными». Он создает новое «нео-академическое» направление в петербургском искусстве, противостоящее модернизму и выступающее за сохранение и возрождение классического искусства.

«Академизм — это умение пользоваться различными приёмами художественного ремесла с одинаковым умением. Неоакадемизм является прямым продолжением этого „техницизма искусств“ на уровне нашего времени, попыткой применения новых техногенных форм как возможности сделать классическое по содержаню, академическое по форме искусство достоянием всех» (Алёна Спицына).

—

В 1990 году впервые выставляется в Русском музее на выставке «Территория искусства» (панно «Нью-Йорк ночью»). Совместно с Дуней Смирновой проводит выставку и конференцию «Молодость и красота в искусстве». Вместе с Сергеем «Африкой» Бугаевым, Иреной Куксенайте, Олесей Туркиной и Виктором Мазиным учреждает журнал «Кабинет».

В 1991 г. делает две политические инсталляции, посвящённые американской войне в Ираке — «Разлив нефти в Персидском заливе» и «Обстрел Багдада».

Дворцовый мост

В июне 1990 года Новиков и его коллеги приняли участие в Первой выставке на пролёте Дворцового моста, организованной художником Иваном Мовсесяном, и отражавшей стремление ленинградских художников к публичным акциям. Участники выставки создавали произведения специально для этой экспозиции, в контакте с заданным городским пространством. Экспонированные работы вошли в собрание Музея «Дворцовый мост».

21—22 июня 1991 года участвует во Второй выставке — проекте художника Ивана Мовсесяна — на пролёте Дворцового моста, выставляет монументальное живописное панно «Борцы». Другими участниками выставки были Г.Гурьянов, И. Мовсесян, Д. Егельский, В. Тузов, Ольга Комарова(Тобрелутс).

Новая Академия

В своем искусстве Новиков продолжает развивать находки 80-х, усиливая декоративный и фактурный эффекты и используя неоклассическую образность. В его новом творческом периоде «классицистические декларации Новой Академии соседствуют с красочной богемностью жизни девяностых годов».

С конца 1980-х годов Новиков навсегда оставляет живопись, и, под влиянием эстетических идей своего друга, художника и fashion-дизайнера Константина Гончарова, переходит от «экспрессивного рисования» к другой технике: текстильному коллажу. Использует минималистские трафареты. Иконография его работ упрощается и «сводится к двухчастному разделению плоскости и установке на ней простого знака».

В 1991 г. проводит первую программную выставку НАИИ «Неокадемизм» в Русском музее. Художники, разделившие идею Новикова, экспонируют свои работы каждый в отдельном зале: Тимур Новиков и Константин Гончаров, Георгий Гурьянов, Денис Егельский, Сергей Бугаев. Выставляет работы «Аполлон, попирающий красный квадрат», «Нарцисс»; в том же зале Константин Гончаров выставляет «Рыцарские плащи», — просторные бархатные плащи, украшенные необычными вставками из открыток. Художники ориентированы на «не поддающуюся пошлости красоту», на идеалы образов классического искусства и классического балета. С этого времени Новиков включает открытки и фотографии (репродукции классической живописи и образы балета) в свои работы.

С этого времени панно Новикова становятся «знамёнами» неоакадемизма с образами греческих богов, «отвечающих за живую силу творчества»- Аполлона, Афродиты, Эрота. Ряд работ посвящены античной повести, истории Амура и Психеи. Героями работ становятся великие и несчастные эстеты - Оскар Уайльд (серия «Приключения Оскара Уайльда») и Людвиг Баварский — их честь проводятся особые выставки («Тайный культ» 1992, Русский музей; «Лебединая песня немецкого романтизма» 1995, Айдан-галерея, Москва; «О красоте» 1995, «Риджина»,Москва; "Людвиг Второй Баварский и «Лебединое озеро», 1996, галерея XL, Москва).

В 1993 году круг неокадемистов преображается в институт под названием «Новая академия изящных искусств». «Появление Новой академии рассматривалось как некая игра в новый официоз». Художники неокадемисты — сам Т. Новиков, Г. Гурьянов, также В. Тузов, Д. Егельский, Г. Гурьянов и А. Медведев — получают звание почётных профессоров Новой Академии. НАИИ занимала помещения на Пушкинской ул, д. 10, и была одновременно учебным заведением (Новая Академия Изящных Искусств). В НАИИ одновременно возрождались старые фототехники и активно использовались новые технологии, использующие формы классического искусства.

«Неоспоримое превосходство достоинство неоакадемизма в том, что он даёт почувствовать классику» (Олег Котельников)

—

Под этим лозунгом в залах НАИИ начинаются занятия для студентов НАИИ и проходят регулярные выставки профессоров НАИИ — Ольги Тобрелутс(Комаровой) , Беллы Матвеевой , Г. Гурьянова, Д. Егельского, О. Маслова и В. Кузнецова, К Гончарова, и студентов НАИИ — Егора Острова, Станислава Макарова.

В 1994 г. при участии Новикова открывается галерея моды «Строгий Юноша», которой руководит Константин Гончаров.

В 1995 г. живёт в Берлине. Его выставка «Закат немецкого романтизма» или «Архитектура в Третьем Рейхе» (на основе проектов монументов для установки на границах Третьего Рейха) закрывается, по цензурным соображениям.

В 1997 году устраивает праздник неоакадемизма в Павловском дворце, музыку для которого пишет и исполняет Брайан Ино. Открывает учебные классы НАИИ в Русском музее, в Михайловском замке. Инициирует создание Европейского общества классической эстетики, с участием профессора А. И. Зайцева.

В 1998 году в Русском Музее проходит ретроспективная выставка Новикова, к которой музей издаёт его книгу «Новый русский классицизм».

«Художественная воля»

С 1998 выступает инициатором создания организаций: «Институт Истории Современного Искусства» и «Художественная Воля» (1998), выступавшей за сохранение «культурной экологии». Издаёт месте с художником и критиком Андреем Хлобыстиным газету «Художественная воля» и радикальный журнал «Сусанинъ». Меняет свои политические взгляды на консервативные и ортодоксальные, утверждает, что «классика — традиционная форма для воспевания российской государственности». Считает, что «Петербург должен укреплять свою репутацию столицы классической культуры, а не конкурировать с мировыми столицами актуального искусства, как Лондон и Нью-Йорк». В 1990-е активно занимался книгоиздательской деятельностью.

23 мая 1998 г. в Кронштадте на форте № 7 «Художественная воля» и НАИИ проводит мемориально — художественную акцию. В заброшенном форте было устроено «Сжигание сует», посвященное 500-летию казни Савонаролы на флорентийской Пьяцца Синьория : художники сжигали свои картины.

В 1997 г. тяжело заболевает во время поездки в Нью-Йорк;болезнь привела к тому, что художник ослеп. Но несмотря на это, после выхода из больницы он продолжает руководить Новой академией. Читает лекции в СПбГУ и других институтах города. Ведет передачу «Новая Академия», пропагандирующую классическую музыку на молодежной техно-радиостанции «Порт FM» (1998). Собранную им художественную коллекцию передаёт, частично, в собрания Русского музея и Эрмитажа.

В 2001 г. принимает участие в выставке «Между землёй и небом. Неоклассические тенденции в современном искусстве», в Остенде (Бельгия), которую курирует Эдвард Люси-Смит.

23 мая 2002 года Тимур Новиков умер от пневмонии. Похоронен на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.

Выставки

• 2013 — «Тимур Новиков в ММОМА». Московский музей современного искусства (Гоголевский, 10), Москва.
• 2011 — «Новая Академия. Санкт-Петербург». Кураторы А. Ипполитов и А. Харитонова. Москва, Фонд культуры «Екатерина».
• 2008 — «Пространство Тимура. Петербург — Нью-Йорк. К 50-летию Тимура Новикова». Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.

• 2003 — Ретроспектива работ художника. «Айдан галерея», Москва.

• 2002 — «Горизонты». Государственная картинная галерея, Калининград.
• 2002 — «Евро-Китай». «Айдан-галерея», Москва.
• 2002 — «Палладианский полет». Музей Архитектуры, Москва.

• 2001 — «Горизонты». «Айдан-галерея», Москва.
• 2001 — «Горизонты». Музей Изобразительных Искусств Республики Карелия.
• 2001 — «Ретроспектива». Тульский художественный музей, Тула.
• 2001 — «Открытая студия». Музей Новой Академии Изящных Искусств, Петербург.
• 2001 — «Евро-Китай». Музей Новой Академии Изящных Искусств, Петербург

• 2000 — «Утраченные идеалы счастливого детства». «Айдан-галерея», Москва.
• 2000 — «Утраченные идеалы счастливого детства», Музей Новой Академии Изящных Искусств, Петербург.
• 2000 — «Страстотерпцы». Музей Новой Академии изящных искусств, Петербург
• 2000 — «Ретроспектива». Тверская областная картинная галерея, Тверь.
• 2000 — «Ретроспектива». Государственный областной художественный музей им. И. П. Пожалостина, Рязань.
• 2000 — «Закат немецкого романтизма». Галерея Терпсихора, Петербург.
• 2000 — «Горизонты». Галерея «Navicula Artis», Петербург

• 1999 — «Царица неба». Айдан-галерея, Москва.
• 1999 — «Царица неба». Музей Новой Академии Изящных Искусств, Петербург.
• 1999 — «Балет глазами художников». Санкт-Петербургский Союз Художников, Петербург.

• 1998 — «Людвиг 2 и Лебединое озеро». Выставочный зал Navicula Artis, Петербург.
• 1998 — «Российские императоры». Айдан Галерея, Москва.
• 1998 — «Маленькие тайны истории». Фотографии. Центр искусства фотографии. Петербург.
• 1998 — «Загадки истории». Хироголограммы. Государственный центр современного искусства. Петербург.
• 1998 — «Ретроспектива». 1978—1998. Государственный Русский музей. Мраморный дворец (Санкт-Петербург).
• 1998 — «Russians Saints». 1-20 Gallery, Нью-Йорк.
• 1998 — «Timur Novikov, Andrej Barow. Abend mit Oscar Wild». Lichtblick Gallerie, Кёльн.

• 1997 — World Financial Center, Нью-Йорк.
• 1997 — Gallery Art Kiosk, Брюссель.

• 1996 — «Людвиг 2 Баварский и „Лебединое озеро“ П. И. Чайковского». Галерея XL, Москва.
• 1996 — «Тимур Новиков. Шелкографии». Центр Современного искусства Дж. Сороса, Петербург.

• 1995 — «Тимур Новиков. Архитектура в немецкой империи». Музей Новой Академии Изящных искусств, Петербург.
• 1995 — «Лебединая песня немецкого романтизма». «Айдан-галерея», Москва.

• 1994 — «Гобелены». Музей Новой Академии Изящных искусств, Петербург.
• 1994 — «В стране литературных героев». Всесоюзный музей А. С. Пушкина, Мемориальный музей-квартира Н. А. Некрасова, Петербург.
• 1994 — «Тимур Новиков. Персональная выставка в редакции журнала „Декоративное искусство“». Москва.
• 1994 — «Лебединая песня немецкого романтизма». Kunstlerhaus Bethanien, Берлин.

• 1993 — «Лебединое озеро». Музей городской скульптуры, Петербург.
• 1993 — «Западно-Восточный диван. Убранство Арабской гостиной». Николаевский дворец, галерея Navicula Artis. Санкт-Петербург
• 1993 — «Timur Novikov». Stedelijk museum, Амстердам.
• 1993 — «Russian Resurgence: Recent Works by Timur Novikov». Frederic R. Weisman Museum of Art, Pepperdine University, Malibu, Калифорния, США.
• 1993 — «Oscar Wilde’s Adventures». Paul Judelson Arts, Нью-Йорк.
• 1993 — «Timur Novikov». Espace Montjoie, Париж.
• 1993 — «Timur Novikov». Kunsthalle, Дюссельдорф.
• 1993 — «Timur Novikov». Griffelkunst, Гамбург.

• 1992 — «Тимур Новиков. Апология красоты». Галерея 1.0, Москва.
• 1992 — «Дуэты». Московский Архитектурный институт, Москва.
• 1992 — «Тимур Новиков». Музей Этнографии, Петербург.
• 1992 — «Russian Resurgence: Recent Works by Timur Novikov». Center for the Fine Arts, Miami. Florida.

• 1991 — «Тимур Новиков. Gagarin Party». Павильон «Космос», ВДНХ, Москва.
• 1991 — «Timur Novikov. Interferenzen». Musee D’Art Moderne Vienne, Palais Lieshtenstein.
• 1991 — «Timur Novikov». Raab Gallery, Берлин.
• 1991 — «Timur Novikov». Phyllis Kind Gallery, Нью-Йорк.

• 1989 — «Timur Novikov and Africa». Tate Gallery, Liverpool. Raab Gallery, Лондон.
• 1989 — «Timur Novikov». Turun Linna ja Historiallienen Museo. Turku.

• 1986 — Персональная выставка в галерее «АССА», Ленинград.

• 1985 — Персональная выставка. Театр Клуба 81, Ленинград.

• 1983 — Персональная выставка в Библиотеке Академии наук СССР, Ленинград.

Работы находятся в собраниях

MUMOK, Вена. Музей Стеделик, Амстердам. Музей Людвига, Будапешт. Русский музей, Санкт-Петербург. Музей Новой Академии Изящных Искусств, Санкт-Петербург. Новый музей, Санкт-Петербург. ММСИ, Москва. ГЦСИ, Москва Музей Art4.ru, Москва. Aboa Vetus & Ars Nova, Турку. Paul Judelson Arts, Нью-Йорк. Фонд Art ex East. Фонд «Новый», Москва. Арт-Киоск, Брюссель. Галерея Forsblom, Хельсинки. Галерея Рааб, Берлин.

Частное собрание Алексея Соколова, Санкт-Петербург Частное собрание Екатерины Андреевой, Санкт-Петербург. Частное собрание Ринада Ахметчина. Частное собрание Катрин Беккер (англ.), Берлин. Частное собрание Пьера-Кристиана Броше. Частное собрание Сергея Бугаева-Африки. Частное собрание Александра Дашевского. Частное собрание А. Дмитриева, Санкт-Петербург. Частное собрание Владимира Добровольского, Москва. Частное собрание Julie Cabot. Частная коллекция «2×3 м» Евгения Козлова. Частное собрание Ирены Куксенайте, Санкт-Петербург. Частное собрание Алексея Митина.

Частное собрание Ю. Новикова, Санкт-Петербург. Частное собрание Регины и Владимира Овчаренко, Москва. Частное собрание Татьяны Панченковой, Москва. Частное собрание Николы Саворетти. Частное собрание Инала Савченко, Санкт-Петербург. Частное собрание Елены Селиной, Москва. Частное собрание Екатерины и Владимира Семинихиных, Москва. Частное собрание Сергея Шутова, Москва. Частное собрание Пакиты Эскофе-Миро. Частное собрание Арендта Эткера, Кёльн. Частное собрание Anton Milagros, Berlin.

Снимался в фильмах

• «Асса» (1987);
• «Рок» (1988);
• «Два капитана 2» (1992);
• «Горе от ума».

Источники

• Olesya Turkina, Victor Mazin, Timur Novikov. Timur. Moscow: Avant Garde, 1993.
• Виктор Мазин, Олеся Туркина, [xz.gif.ru/numbers/45/timur/ Тимур] // Художественный журнал, № 45, 2002. — С. 24-28.
• Боровский А. Тимур Петрович (Т. Новиков) // Боровский А. Силуэты современных художников. СПб., 2003. — С. 165—170.
• Тимур. «Врать только правду!» / Автор-составитель Андреева Е. — СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2007. — 527 с. — (Серия «Артефакт»).
• Imanse, Geurt «On Timur = On Beauty» // Art Exis. Collector Book. Paris, 2007. — P. 42-43.
• Ипполитов А. Пространство Тимура. Петербург-Нью-Йорк. СПб: Государственный Эрмитаж. 2008.
• А. Ипполитов. Бронзовый век Петербурга /Новая Академия. Санкт-Петербург./ Каталог выставки, кураторы А. Ипполитов и А. Харитонова. М.: Фонд культуры «Екатерина», 2011. С. 11-17.
• Котломанов А. [kotlomanov.ru/txt/txt_naii.htm Тимур Новиков и «нулевые». Петербургское современное искусство в поисках идентичности] // Вестник СПбГУ. Сер. 15. 2012. Вып. 2. — C. 173—183.

Ссылки

• [www.timurnovikov.ru/ Официальный сайт Тимура Новикова]
• [www.newacademy.spb.ru/Timur/gallery.html Тимур Новиков на сайте Новой академии]
• [www.ng.ru/culture/2002-05-29/8_avangarde.html «Вирус авангарда». Статья в память о художнике в «Независимой газете»]
• [art.specialradio.ru/index.php?id=20 Поминальные заметки о Тимуре Новикове]
• [www.e-e.eu/E-E/New_artists/index.htm Евгений Козлов о 1980-х и «Новых художниках»]
• [www.youtube.com/watch?v=gXFCDW9meeU Видео-интервью Тимура Новикова 1994 г.]

Отрывок, характеризующий Новиков, Тимур Петрович

– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.