Новоассирийское царство

Новоассирийское царство — ассирийское государство в Месопотамии, существовавшее в период с 934 года до н. э. по 609 год до н. э. В течение этого периода Ассирия укрепляла свои позиции в качестве региональной державы.

Подъём Ассирии в X—IX веках до н. э.

Из всех осколков цивилизации Бронзового века в Восточном Средиземноморье и Передней Азии в начале I тысячелетия до н. э. Ассирия имела наиболее благоприятные шансы на возрождение, так как в её пределах находились основные торговые пути, идущие по реке Тигр на юг и северо-запад и сухопутные на восток, север и запад. Кроме того Ассирия сохранила превосходную военную организацию, её серьёзный соперник Вавилония тяжко пострадала от нашествия халдеев, разрозненные горные племена к востоку и северу от Ассирии были способны максимум на разбойничьи набеги, чему можно было воспрепятствовать сравнительно малыми силами, а остальные погрязли в междоусобицах.

В Х веке до н. э., ради укрепления своей независимости от городского совета Ашшура, цари перенесли свою резиденцию в другой город, оставив за Ашшуром лишь роль культового центра и места погребения умерших царей.

В Х веке до н. э. Ассирия лишь изредка позволяла себе небольшие рейды в горы на северо-восток и восток. Первые серьёзные наступления на запад и на юг были предприняты лишь на рубеже X—IX веков до н. э. Главный результат первых военных походов ассирийцев заключался в том, что были восстановлены боевой дух ассирийцев и их престиж в глазах соседей. Планомерная экспансия Ассирии началась, когда царем был Ашшур-нацир-апал II (884—859). В 876 году до н. э. его войско вышло на сирийский берег Средиземного моря. Ближайшие преемники Ашшур-нацир-апала II успешно продолжали экспансию.

Без боя противники ассирийцев сдавались довольно редко. В таких случаях их облагали данью и оставляли под властью местных правителей, если ассирийцы им доверяли, или своих ставленников. Зачастую же ассирийцы встречали сопротивление, и тогда они проявляли невиданную жестокость — покоренное население истреблялось с применением устрашающих способов умерщвления людей, города разрушались до основания, сады вырубались, каналы засыпались, все материальные ресурсы завоеванных стран (в первую очередь лошади, скот и готовые товары, но и сырье тоже) перекачивались в Ассирию — мятежные территории за короткое время подвергалась фактически полному опустошению, обращались в пустыню. Пленных ассирийцы, как правило, не брали, если только небольшое число воинов или ремесленников переселялось в Ассирию (обычай истреблять всех захваченных в бою был, по-видимому, распространен в то время в Передней Азии повсюду).

Упадок Ассирии в IX–VIII веках до н. э.

При преемниках Ашшур-нацир-апала II ситуация в Ассирийском государстве начала ухудшаться. Жестокая политика по отношению к завоеванным странам вела к тому, что, будучи опустошенными, провинции переставали давать доход, но в то же время требовались постоянные расходы на их удержание. Области коренной Ассирии из-за военных потерь тоже сильно обезлюдели. Торговля стала идти в обход ассирийских владений. Из-за экономического упадка значительная часть мелких производителей попадала в долговую кабалу, теряла свои земли, что ослабляло и военную мощь Ассирии. Огромная военная добыча расходовалась на новые военные экспедиции или оседала в руках военно-бюрократической верхушки, приобретавшей все большее влияние. Наместники провинций обладали чрезмерной властью, были там почти царями и не прочь были стать царями настоящими.

Изменилась и политическая ситуация вокруг Ассирии, и уровень военно-политического могущества Ассирии тоже начал постепенно падать. Мелкие сирийские государства перед лицом общего врага образовали два довольно мощных союза – Северный с центром в Каркемише и Южный с центром в Дамаске, а на Армянском нагорье разрозненные племена объединились в сильное государство Урарту. Несколько походов Салманасара III (859-824) в Сирию были неудачными, несмотря на то что у него было более ста тысяч воинов, а Южный и Северный сирийские союзы не оказывал друг другу поддержки. И даже добившись в конце концов там успеха, взять Дамаск, он всё равно не смог. Потом для поддержания ассирийской власти в Сирии требовалось повторять походы. Походы против Манны и Урарту были более удачными.

Вавилония, чей царь обратился за помощью к Салманасару III в борьбе со своим соперником за удержание трона, стала фактическим вассалом Ассирии. Беспрерывные войны истощили Ассирию, и в ней росло недовольство, а в последние годы его царствования вспыхнул мятеж, который был поддержан всей коренной Ассирией и во главе которого стоял царевич, обойденный отцом при назначении наследника. Вновь двинуться за Евфрат ассирийский царь в такой обстановке уже не пытался, и таким образом, была потеряна Сирия. Действующая армия осталась верна царю и назначенному наследнику Шамши-Ададу V (824-811), но для подавления мятежа потребовалось целых два года, и пришлось возвратить вавилонскому царю захваченные у него земли.

Экспансия Ассирии возобновилась при Адад-нирари III (811-783). Воспользовавшись распрями в Южносирийском союзе, он в 805 году до н. э. двинулся в Сирию. Там он собрал дань с местных царств, но закрепиться не смог. Не смог он предпринять и успешных действий против Урарту. В его правление были предприняты походы против маннейцев и мидян. В Вавилонии он добился успеха, заключив договор, на основании которого ассирийский царь стал «покровителем» Вавилонии. Конец правления Адад-нерари III ознаменовался новыми мятежами и мощным наступлением Урарту, под чье влияние теперь подпали государства верхнего Евфрата и Северной Сирии.

В конце IX века в Ассирии начала распространяться вавилонская культура – обогатившаяся военной добычей верхушка ассирийского общества стала уделять больше внимания искусству, литературе, науке, а главной хранительнице общемесопотамских культурных традиций являлся Вавилон. Адад-нерари III послал в главные вавилонские святилища богатые дары, ассирийцы стали всячески подчеркивать культурное и религиозное единство двух народов.

Все царствовавшие один за другим три сына Адад-нерари III вели тяжёлые войны с Урарту, шаг за шагом теряя свои позиции. Новые мятежи и эпидемии довершили крах политики, начало которой положил Адад-нерари II. В результате гражданской войны к власти пришёл Тиглатпаласар III (745-727).

Тиглатпаласар III. Подъем Ассирии в третьей четверти VIII века до н. э.

Надо было кем-то заселить опустошенные завоеваниями земли, изменить управление провинциями так, чтобы пресечь попытки к отделению, реорганизовать и укрепить армию, удовлетворить экономические запросы различных группировок верхушки ассирийского общества.

Тиглатпаласар III понял необходимость коренных перемен, и с его царствования начинаются новые, небывалые доселе в Ассирии порядки.

Тиглатпаласар III стал насильственно переселять в коренную Ассирию и в другие провинции жителей завоеванных территорий вместе с их семьями, имуществом и даже «вместе с их богами». Людей изредка угоняли и раньше, но в ограниченных масштабах. Тиглатпаласар III начал делать это в невиданных до того масштабах. Угоняемых старались селить как можно дальше от их родины и вперемешку с другими племенами. Эту практику продолжали и следующие ассирийские цари, и ко времени гибели Ассирийской державы счет общего числа таких переселенцев шёл на сотни тысяч. Помимо прочего, следствием этой практики стало то, что арамейский язык стал общеупотребительным на территории всей Ассирийской державы — переселенцы усваивали его в качестве общего разговорного языка, хотя официальные документы продолжали писать на аккадском языке.

Проблему сепаратизма Тиглатпаласар III решил тем, что прежние большие области разделил на множество мелких, во главе которых ещё и поставил евнухов, чтобы не опасаться, возникновения династий.

Армия, до того состоявшая из военных колонистов и ополчения, была реорганизована в постоянное профессиональное войско, находившееся на полном содержании у царя. Этот шаг помимо повышения боеспособности армии увеличивал также независимость царя от общин, прежде выставлявших ополчение. Армия была единообразно экипирована и превосходно обучена. Ассирийцы первыми начали широко применять стальное оружие. Они же впервые ввели два новых рода войск — регулярную кавалерию и сапёров. Кавалерия, заменившая традиционные отряды колесниц, позволяла наносить внезапные стремительные удары, застигая противника врасплох и нередко добиваясь успеха малыми силами, а также преследовать разбитого противника вплоть до его полного уничтожения. Отряды сапёров прокладывали дороги и наводили переправы, позволяя ассирийскому войску преодолевать местности, считавшиеся непроходимыми. Они же впервые дали возможность вести правильную осаду крепостей с применением осадного вала, насыпей, стенобитных машин и т. п. либо полной блокады, позволяющей взять город измором. Наконец, новая ассирийская армия имела превосходно налаженную службу разведки и связи. Это ведомство считалось столь важным, что во главе его обычно стоял наследник престола.

Тиглатпаласар III был не только выдающимся администратором, но и блестящим полководцем и реалистичным политиком. Начал он с обеспечения безопасности южных и восточных границ своего государства. Вавилонию он прошёл до самого Персидского залива, громя халдейские племена и выселяя в Ассирию множество пленных, но не причиняя никакого ущерба городам и, напротив, всячески подчеркивая свою роль их защитника и покровителя. На востоке были разгромлены горные племена Загроса и созданы две новые области. Отсюда также было переселено множество людей. Отдав этому два года, Тиглатпаласар III приступил к борьбе с Урарту за Сирию. Разбив в ожесточенном сражении на верхнем Евфрате урартское войско, он двинулся дальше на запад и после длительной осады взял город Арпад, возглавлявший в то время Северо-сирийский союз. Через пять лет поход в Сирию был повторен. Мелкие царства Сирии, а также юго-востока Малой Азии и арабские племена Сирийской полупустыни были принуждены к покорности и обложены данью. Из Сирии также значительная часть населения была угнана в плен. Затем был предпринят далекий поход на восток — в «страну могучих мидян». Ассирийское войско дошло до горы Демавенд и вернулось с огромной добычей и 65 тыс. пленных. В 735 году до н. э. ассирийское войско вторглось в пределы Урарту и осадило его столицу Тушпу. Но взять её с налёта не удалось, а вести длительную осаду Тиглатпаласар III счел, видимо, излишним. Вместо этого его войско прошло огнём и мечом всю страну, нанеся урартам страшный ущерб. Последующие годы Тиглатпаласар III провел в Сирии и Палестине, где дошёл со своим войском до границы Египта. В 732 году до н. э. был взят Дамаск, стоявший во главе почти всех антиассирийских движений. Ассирийская гегемония в Сирии была, таким образом, вновь подтверждена и закреплена.

Пока Тиглатпаласар III вел свои военные кампании на востоке, севере и западе, Вавилония из-за ряда внутренних событий впала в полную анархию. Ассирийский царь явился туда как восстановитель порядка и спокойствия. Настал момент для осуществления того, к чему давно уже стремились ассирийские цари. Халдейские племена подверглись жестокому разгрому, 120 тыс. человек были угнаны в плен. Но завоеванную страну не разделили, как обычно, на области. Престиж Вавилонии был столь велик, что Тиглатпаласар III предпочел короноваться в качестве вавилонского царя (под именем Пулу), объединив таким образом всю Месопотамию личной унией.

Наследник Тиглатпаласара III Салманасар V (727—722) получил империю, простиравшуюся от Персидского залива до Средиземного моря.

Ассирия в конце VIII—VII веке до н. э.

После смерти Салманасара V халдейский вождь Мардук-апла-иддин II, ещё недавно плативший дань ассирийскому царю, захватил власть в Вавилонии. Он оказался столь серьёзным противником ассирийцев, что бороться с ним пришлось не только новому царю Саргону II, но и его сыну, когда тому в свою очередь пришло время царствовать.

Правление Саргона II (722—705)

Саргон II по своим способностям мало уступал Тиглатпаласару III. И перед ним тоже стояли трудные проблемы. Помимо того, что отпал Вавилон, в Сирии возникла новая антиассирийская коалиция, а Урарту оправилось от разгрома, учинённого в 735 году до н. э. Тиглатпаласаром III, и вновь готовилось к войне. Кроме того, появился новый страшный враг — киммерийцы. Но начал Саргон II с внутренних дел, с того, что торжественно подтвердил и умножил древние привилегии городов и храмов, чем привлёк на свою сторону горожан и жречество (в том числе и в Вавилонии). Поход на Вавилонию, предпринятый в 720 году до н. э. провалился, но в Сирии ассирийцы разбили силы коалиции и вернули отпавшие было провинции, пройдя затем всю Палестину до египетской границы. Саргон II воспользовался тем, что киммерийцы нанесли урартам поражение. В коротком и чрезвычайно кровопролитном бою урартское войско, застигнутое врасплох, было рассеяно, а их царь Руса I едва сумел спастись бегством. Урарту и подчинённые ему мелкие царства были вновь разграблены. В руки ассирийцев попали несметные богатства, а Урарту никогда уже не смогло оправиться от этого погрома и утратило своё значение сильной региональной державы своего времени. После этого Саргон II приступил к решению главной задачи — новому завоеванию Вавилонии. В 710 году до н. э. он двинул свои войска на юг. Города Вавилонии приняли его сторону, Мардук-апла-иддин II бежал, а Саргон II короновался в качестве вавилонского царя и женил своего сына и наследника Синаххериба на знатной вавилонянке.

Все годы правления Саргона II были наполнены мятежами и на востоке, и на западе. Подавляя их, он создавал новые провинции. В 707 году до н. э. Саргон II с огромной добычей вернулся в новую столицу Дур-Шаррукин («Крепость Саргона») к северу от Ниневии, где и прожил свои последние годы.

Правление Синаххериба (705—680)

Синаххериб в своей политике опирался исключительно на грубую силу, а со жрецами и горожанами не ладил. Он пренебрег совершением коронационных обрядов в Вавилоне. Это обстоятельство стало поводом для Мардук-апла-иддина попытаться вновь захватить там власть. Элам оказал ему помощь в этом. В 702 году до н. э. Синаххериб наголову разбил вавилоно-эламские войска. 200 тысяч халдеев были депортированы в другие области державы, но сам Мардук-апла-иддин снова избежал плена. Синаххериб продолжал пренебрегать вавилонским троном и посадил на него свою марионетку, а позже своего сына и наследника Ашшур-надин-шуми.

В Сирии также пытались сбросить с себя ассирийское иго. Там Синаххерибу пришлось разбить войско филистимского города Экрона, поддержанное египетскими отрядами, а затем осадить Иерусалим. С осадой Иерусалима связана первая зафиксированная в истории попытка вести пропаганду среди вражеских войск — ассирийский военачальник обратился к стоявшим на стене иудейским военачальникам на их родном языке и, красочно описав предстоящие ужасы осады, предложил им капитулировать. Предложение иудейских военачальников вести переговоры на арамейском языке, чтобы они были непонятны воинам гарнизона, ассириец отклонил, так как хотел чтобы его поняли все. Большинство других государств Сирии и Палестины без особых уговоров выразили покорность и согласились платить дань. Ассирийские провинции в Сирии были расширены, а в важнейших городах финикийского и филистимлянского побережья посажены проассирийски настроенные правители.

Синаххериб преследовал Мардук-апла-иддина даже за морем, для чего с помощью финикийских мастеров и мореходов специально снарядил флот. Мардук-апла-иддин умер до того, как ассирийская карательная экспедиция настигла его.

Своим высокомерием Синаххериб восстановил против себя города вообще, а Вавилон особенно. Поэтому очередное вторжение эламитов в Вавилонию, даже уже и без Мардук-апла-иддина, почти не встретило сопротивления. Синаххериб едва спас свою армию. Ашшур-надин-шуми был уведён пленником в Элам, где вскоре умер или был убит, а царём эламиты посадили своего ставленника. Вавилонский поход 693 года до н. э. имел лишь частичный успех. В 691 году до н. э. в новом походе ассирийское войско встретилось не только с халдеями, вавилонянами и эламитами, но даже и персами. Грандиозное сражение закончилась вничью (позже каждая сторона приписала победу себе). Огромные потери вынудили обе стороны временно прекратить военные действия.

Многие предшественники Синаххериба выбирали для себя новую столицу. Синаххериб избрал Ниневию, отстроив её с величайшей пышностью. Территория города была значительно увеличена и обнесена мощными укреплениями, был построен новый дворец, обновлены храмы. Для снабжения города и разбитых вокруг него садов хорошей водой соорудили акведук.

В 689 году до н. э., воспользовавшись смутами в Эламе, Синаххериб снова двинулся на Вавилон. В этот раз он учинил над Вавилоном беспримерную расправу — взяв город штурмом, разрушил его до основания, а уцелевших обитателей увёл в плен. Он также увёз в Ассирию статуи богов, в том числе и статую Мардука. Эта кощунственная жестокость не только ужаснула тогда всю Переднюю Азию, но и в самой Ассирии вызвала серьёзное недовольство. На границах империи опять начинались смуты, некоторые государства вернули себе независимость, Урарту отвоевало обратно часть прежних своих владений.

Синаххерибу пришлось делать шаги, направленные на примирение со жрецами. Пришлось объявить, что великие боги сами прогневались на Вавилон за грехи его обитателей и решили его покинуть. Наследником престола Синаххерибу пришлось назначить сторонника жреческой партии, своего младшего сына Асархаддона, сына вавилонянки. Все ассирийцы «от мала до велика» присягнули новому наследнику, но это, естественно, вызвало недовольство его старших братьев. Синаххериб не любил своего наследника, не доверял ему и отослал в западные провинции.

Синаххериб нажил себе так много врагов, что в конце концов был убит, и не исключено, что вдохновителем убийства был его сын Асархаддон.

Правление Асархаддона (680—669)

Асархаддон немедленно принял меры к восстановлению Вавилона, объявив, что Мардук сжалился над своим городом и пожелал вернуться туда. Одновременно с восстановлением главного храма Вавилона (при этом был построен знаменитый зиккурат, вошедший в позднейшие легенды под именем «Вавилонской башни»), начались работы по обновлению одного из главных храмов Ашшура. Привилегии ассирийских и вавилонских городов были вновь подтверждены и расширены, а подати в пользу храмов увеличены.

Чтобы защитить свои права на престол, Асархаддону пришлось предпринять поход на Ниневию против своих братьев.

Войны Асархаддона на востоке — в Манне и Мидии — шли с большим трудом. Формально здесь имелось около десятка ассирийских провинций, но фактически в большинстве из них власть ассирийцев не выходила за пределы крепостных стен, за которыми сидели их гарнизоны, а реальная власть принадлежала вождям мидийских племен, пока ещё разрозненных и враждовавших между собой, но уже склонявшихся к объединению. Неожиданные, хотя и не слишком серьёзные вылазки предпринимали Элам и Урарту. Асархаддону удалось отразить новое вторжение киммерийцев. Были подавлены антиассирийские выступления в Финикии и на верхнем Евфрате, тамошние мятежные цари в цепях были приведены в Ниневию и казнены. До основания был разрушен Сидон, и на его месте ассирийцы организовали опорный пункт для подготовки вторжения в Египет. Первый поход в Египет в 674 году до н. э. окончился неудачей. В 671 году до н. э. Асархаддон предпринял новый поход, разгромил армию фараона Тахарка и захватил Мемфис. Он принял титул «царь царей Египта, Верхнего Египта и Эфиопии», выразив таким образом намерение продолжать захват долины Нила. Но стоило Асархаддону вернулся в Ассирию, как в Египте начались волнения, и ассирийские гарнизоны оказались в осаде. В 669 году до н. э. Асархаддон снова повел войска на Египет, но в дороге умер.

Асархаддон заблаговременно решил вопрос о престолонаследии — наследником ассирийского престола был назначен Ашшурбанапал, а его брат Шамаш-шум-укин — вавилонским царем, при верховной власти над обоими царствами Ашшурбанапала. Такое решение таило в себе семена будущего конфликта между братьями, но на первое время все обошлось благополучно. Ещё при жизни Асархаддона все население Ассирии было приведено к присяге на верность Ашшурбанапалу. Он смог беспрепятственно занять ассирийский престол.

Правление Ашшурбанапала (669—627)

Ашшурбанапал был по тем временам прекрасно образован, он был единственным ассирийским правителем, умевшим читать клинопись. В своем дворце в Ниневии он собрал огромную библиотеку — более 20 тысяч превосходно выполненных клинописных табличек, своего рода энциклопедию тогдашних знаний и литературы. Ей мы обязаны большей частью наших знаний о культуре древней Месопотамии. Ещё до своего вступления на престол Ашшурбанапал приобрел значительный административный опыт. Он был также ловким дипломатом, не брезгуя для достижения политических целей любыми интригами и даже убийствами. При этом его характеру были присущи злобная жестокость, стремление не только победить противника, но и максимально его унизить. Личного участия в военных походах он почти не принимал.

Поначалу Ассирия благополучно преодолевала трудности, но с каждым разом все с большим трудом. После нескольких лет войны, шедшей с переменным успехом, удалось усмирить Египет, пытавшийся вернуть себе независимость. Главным врагом был Элам, и с его царем Ашшурбанапал попытался установить мирные отношения (возможно, лишь с целью выиграть время). Тот пренебрег этими попытками и поддержал антиассирийское восстание в Южной Месопотамии. Военный поход на юг в 663 году до н. э. оказался не особенно удачным, но в том же году эламский царь и предводители восставших внезапно умерли. После этого в Эламе начались династические распри, и Ашшурбанапал не преминул предоставить убежище некоторым претендентам, справедливо полагая, что они пригодятся в будущем.

В 655 году до н. э. Египет вернул себе независимость. Из-за угрозы со стороны Элама Ашшурбанапал не решился послать против него войска. В 653 году до н. э. эламский царь дважды вторгался в Южную Месопотамию, но оба раза был разбит, причем во второй раз он вместе с сыном погиб. Элам был отдан под власть царевичей, нашедших в своё время приют в Ассирии, но это не сделало Элам союзником Ассирии — на следующий год Элам оказался одним из главных участников широкой антиассирийской коалиции, которую возглавил вавилонский брат Ашшурбанапала.

Всех сирийских и палестинских царей, шейхов арабских племен, мидян, эламитов объединяла общая ненависть к Ассирии и надежда сбросить её тяжелое ярмо. Номинальный царь Вавилона сумел привлечь на свою сторону многих из них и египетского фараона. В 652 году до н. э. начались военные действия. Ашшурбанапал по обыкновению действовал силой и хитростью. Эламское войско, шедшее на помощь, было разбито по дороге, а в тылу у него были инспирированы мятежи и династические распри. Все прочие участники коалиции, кроме арабов, не смогли оказать Вавилону существенной помощи, и он оказался в блокаде. После трёхлетней осады и ужасающего голода Вавилон пал. Шамаш-шум-укин велел поджечь свой дворец и бросился в пламя. «Царем» Вавилона была поставлена некая марионетка. Затем настал черед Элама — он подвергся нашествиям ассирийских войск. Последним походом Ашшурбанапал руководил лично и победителем вступил в Сузы. Город был разрушен до основания. В Ниневию были вывезены неисчислимые сокровища, статуи богов и даже кости эламских царей, а также огромное число пленных. Элам фактически прекратил своё существование.

Установившееся в результате спокойствие в Ассирийской империи было кладбищенским и недолгим.

Гибель Ассирии

Когда Ашшурбанапал умер, Ассирия оказалась ввергнута в гражданскую войну. Один из сыновей Ашшурбанапала с помощью некоего полководца захватил власть, но на деле оказался его марионеткой. Осыпанный похвалами и милостями, полководец вскоре совершил государственный переворот и воцарился сам. Спустя короткое время он в свою очередь был свергнут другим сыном Ашшурбанапала.

Тем временем разрозненные племена мидян уже объединились в Мидийское царство, и оно могло нанести удар в самое сердце Ассирии. В 626 году до н. э. халдей Набопаласар захватил царскую власть в Вавилонии. В 615 году до н. э. мидийцы впервые появились у стен Ниневии, и в том же году войско Набопаласара осадило Ашшур. Тогда удалось отбросить и тех, и других. Но в следующем году вторжение мидян повторилось. Набопаласар немедленно двинул свои войска на соединение с ними, но его помощь даже не понадобилась, так как Ашшур пал ещё до прихода вавилонян. У его развалин цари Мидии и Вавилона заключили союз, скрепленный династическим браком. Мидийцам по договору с вавилонянами досталась северная часть поверженной державы, вавилонянам – южная.

В 612 году до н. э. союзные войска осадили Ниневию и взяли её всего через три месяца. Город был разрушен и разграблен. Уцелевшая часть ассирийского войска прорвалась к Харрану в верхней Месопотамии. Там оно получило помощь от Египта. Мидяне предпочли уйти восвояси со своей долей добычи, оставив вавилонянам добивать ассирийцев. В 610 году до н. э. был разбит последний остаток ассирийского войска.

Наследие

Многие ученые рассматривают Новоассирийское царство как первую империю в истории человечества.

Ассирийская культура оказала значительное влияние на Персидскую империю и Нововавилонское царство.

См. также

• Pax Assyriaca

Литература

• Якобсон В. А. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000002/st02.shtml Новоассирийская держава] // История древнего мира / Под редакцией И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенцицкой. — Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — Т. 2. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000002/index.shtml Расцвет древних обществ]. — 572 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-02-016781-9.
• [annales.info/2riv/sadaev/index.htm Садаев Д. Ч. История древней Ассирии]

Ссылки

• www.livius.org/as-at/assyria/assyria.html
• [www.britannica.com/eb/article-55462/history-of-Mesopotamia Decline of the Assyrian empire]
• www3.uakron.edu/ziyaret/index.html
• www3.uakron.edu/ziyaret/historical.html
• web.archive.org/web/20030310172422/www.geocities.com/garyweb65/neoassy.html
• www.britannica.com/eb/article-55456/history-of-Mesopotamia
• [www.allempires.info/article/index.php?q=AE_Chart Chart of World Kingdoms, Nations and Empires - All Empires]

Отрывок, характеризующий Новоассирийское царство

– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.