Новогиреево (бывший посёлок)

Населённый пункт, вошедший в состав Москвы

Новогиреево
План дачного посёлка Новогиреево 1907 года
История
Первое упоминание	1906 год
В составе Москвы с	17 августа 1960
Статус на момент включения	посёлок
Расположение
Округа	ВАО
Районы	Новогиреево, Перово, частично Ивановское
Станции метро	Новогиреево
Координаты	55°44′59″ с. ш. 37°48′48″ в. д.55.74972° с. ш. 37.81333° в. д. / 55.74972; 37.81333

Новогире́ево — бывший дачный посёлок в Московской области близ платформы «Новогиреево», построенный в 1905—1907 годах на землях семьи Торлецких. Являлся первым благоустроенным посёлком под Москвой с водопроводом и электричеством в каждом доме, мощёными и освещёнными проспектами и даже собственной конкой. Территория была включена в состав Москвы в 1960 году.

История

Деревня Гиреево

Деревня Губино-Гиреево была известна с XVI века. Попеременно она принадлежала Губиным, Шереметевым и Голицыным.

При князе Иване Голицыне в 1714—1718 годы была построена каменная церковь Спаса Спаса Нерукотворного образа. Храм не имел своего причта и числился приписным к соседней церкви Рождества Иоанна Предтечи в селе Ивановском.

С 1852 года владельцами усадьбы стали Торлецкие (иногда ошибочно пишут Терлецкие). Семья владела усадьбой до Октябрьской революции 1917 года. Владельцами являлись: коммерции советник Александр Логинович Торлецкий (ок. 1795 — 1859), его сын Александр Александрович Торлецкий, Елена Григорьевна Торлецкая (урождённая Терехова, супруга А. А. Торлецкого), внук — Иван Александрович Торлецкий, Елена Васильевна Торлецкая (урождённая Бух, вторая супруга И. А. Торлецкого); с 1911 года — правнук Александр Иванович Торлецкий.

Посёлок Новогиреево

В начале XX века, достигнув совершеннолетия, вступил в наследство Александр Иванович Торлецкий (род. ок. 1885 года, сын Ивана Александровича Торлецкого 1859 — ок. 1918, внук Александра Александровича Торлецкого, 1828 — ок. 1898 и правнук Александра Логиновича Торлецкого). А. И. Торлецкий получил участок вблизи поместья предков «Старое Гиреево» и, используя близость к Москве, обустроил его.

По воспоминанию Ю. А. Бахрушина,

старик Торлецкий выделил сыну часть своего имения, так называемое Новое Гиреево. Молодой хозяин прорубил в вековом лесу просеки, нагнал плотников и стал спешно возводить дачи, дабы поправить финансовые дела. Старинная барская усадьба стала быстро превращаться в подмосковную дачную местность

—

.

В марте 1906 года в Фирсановском пассаже была зарегистрирована контора общества благоустройства.

В 1905—1907 годах Торлецкий провёл ряд важных подготовительных работ. Территория будущего посёлка была распланирована и разделена на участки, была проложена регулярная сеть проспектов, которые были освещены и вдоль которых были устроены водоотводные канавы. Были выстроены общие на посёлок водонапорная башня с электрическими часами, насосная станция, а также собственная небольшая электростанция на жидком топливе. Таким образом, на будущих участках была возможность оборудовать все необходимые удобства: водопровод, электричество и даже телефон.

В 1906 году была издана рекламная брошюра «Описание вновь устроенного посёлка „Новогиреево“ Московской губернии и уезда близ станции „Кусково“, Нижегородской ж.д.», в которой описывались все преимущества посёлка, а также возможности покупки здесь земли для организации дач. К слову, условия были весьма льготные. Допускалась рассрочка платежа за землю на срок до 10 лет под 5 % годовых. Общество с помощью фирмы инженера М. Г. Гейслера также предлагало построить деревянные или каменные дома на земле, купленной собственником, также по льготным ценам и с возможностью оплаты в рассрочку. Возможные проекты домов также были представлены в этой брошюре.

Торлецкий заботился о последующем внешнем виде посёлка и состоянии инфраструктуры. Покупатели земли давали обязательство

а) не возводить и не открывать когда-либо каких-либо питейных или ремесленных заведений, фабричных, заводских и других подобного рода предприятий и зданий, а также заражающих местности и нарушающих покой, б) никогда ничем не загораживать и не застраивать купленной неудобной земли, составляющей дороги и проспекты, обозначенные в плане и предназначенные для общественного пользования, в) не рубить лес, находящийся на проходах между колёсной дорогой и пешеходной тропой, кроме леса, приходящегося против въезда на участок, г) поддерживать в исправности и чистоте против купленных участков тротуары, бульварчики и улицы, парк и пруды, поступающие в пользование, и д) не вырубать на купленном участке более половины, находящегося на нём леса.

—

Сделанные капиталовложения не пропали даром, за первый год была распродана почти половина участков, а за короткое время были проданы все. Многие участки купили представители правления Московско-Казанской железной дороги, завода Дангауэра и Кайзера, фирмы «Гужон» и Кусковского химического завода. Из-за того, что около половины центральных участков были куплены сотрудниками различных германских фирм, новый посёлок в просторечии звали «Немецким».

В 1908 году была открыта собственная платформа «Новогиреево» в 20 минутах езды на поезде от Москвы, располагавшаяся на окраине посёлка у Гиреевского проспекта (позже 5-й). От платформы по Гиреевскому (позже 5-й) и Бароновскому (сейчас Союзный) проспектам была проложена конка, проходившая по самому центру посёлка и предназначенная только для его жителей. Были даже планы соединения посёлка трамваем с Москвой.

Как утверждается в брошюрах Торлецкого, это был первый распланированный и благоустроенный посёлок под Москвой. Там перечисляются следующие преимущества Новогиреева:

• мощённые торцами широкие проспекты с аллеями и скамейками для отдыха,
• электрическое освещение на всех проспектах и собственная электростанция,
• артезианский колодец с насосной станцией,
• телефонная станция,
• возможность подведения электричества, водопровода и телефона в каждый дом,
• собственная железнодорожная платформа,
• конная железная дорога по посёлку,
• общественный парк и пруды,
• круглосуточная охрана посёлка,
• пожарное депо.

25 (12) июля 1909 года в Новогиреево праздновали годовщину основания дачного посёлка.

В результате усилий А. И. Торлецкого к началу Первой мировой войны Новогиреево представляло собой элитный дачный посёлок. Среди его жителей и гостей было немало людей искусства: поэты Константин Бальмонт, Андрей Белый и Владислав Ходасевич, писатель Николай Крашенинников. Уже во время Первой мировой войны Андрей Белый привозил в гости к проживавшей здесь семье Челищевых начинающего поэта Сергея Есенина.

После 1917 года

После Октябрьской революции 1917 года дачи были национализированы и превращены в коммунальные квартиры, хотя ещё в пору НЭПа в посёлке проживали поэт Константин Бальмонт, певица Елена Катульская, писатель Крашенинников, крестьянский поэт Матвей Ожегов.

После революции проспекты Новогиреева были переименованы, поскольку названия их носили ярко выраженный буржуазный характер (Баронский, Княжеский и др.). Теперь на их месте появились Союзный, Федеративный и Интернациональный проспекты, а также безликие номерные названия: 1-й проспект, 2-й проспект и т. д.

В Новогирееве было 2 магазина: на 5-м проспекте и маленький на Союзном проспекте (его называли «ларёк»), Пекарная, булочная. Были почта и телефонная станция на 5-м проспекте. Сначала аптека была в маленьком домике на Союзном проспекте (Баронском проспекте) между Свободным проспектом (бывший 4-й проспект) и 5-м проспектом (Гиреевским проспектом), а в 1934 году она находилась в здании по адресу: Союзный проспект, д. 15а (ныне Музей наивного искусства). На территории Городской клинической больницы № 70 (основана в 1958 г.) были дубравы, а там, где находится родильный дом — фруктовый сад.

Позднее на территории посёлка и Перова поля возник район хибар и бараков, который называли «Шанхаем».

В составе Москвы

В 1960 году посёлок Новогиреево и окружающая местность вошли в состав Москвы при расширении её границ. Посёлок снесли в 1965—1970 годах, а на его месте заново построили современный жилой массив, сохранив при этом сетку улиц, образованную проспектами Новогиреева.

От прежних дач сохранились только две. На углу бывших Баронского и Гиреевского проспектов (ныне Союзный проспект, д. 15а) стоит кирпичное здание с небольшой башней, выдержанное в стиле модерн, — бывшая дача французского коммерсанта Вертье. Сейчас здесь расположен Музей наивного искусства. А на бывшем Княжеском проспекте (ныне ул. Алексея Дикого, д. 16) стоит двухэтажный деревянный дом — дача актёра и режиссёра Алексея Дикого, где сейчас расположен его музей.

Память о бывшем посёлке сохраняют названия московского района «Новогиреево», железнодорожной платформы, станции метро и Новогиреевской улицы.

Литература

• [www.novo-gireevo.ru/index.php?id=9228 Описание вновь устроенного посёлка «Новогиреево» Московской губернии и уезда близ станции «Кусково», Нижегородской ж.д]. — М.: Скоропечатня П. Г. Колчина, 1906. — 12 с.
• [www.novo-gireevo.ru/index.php?id=9228 Описание единственного в России благоустроенного подмосковного посёлка «Новогиреево» при собственной платфоме]. — М.: Типография А. Колчиной. — 15 с.

Отрывок, характеризующий Новогиреево (бывший посёлок)

– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?