Новое царство

История Древнего Египта Додинастический период 00 · 0 Династический период Раннее царство I · II Древнее царство III · IV · V · VI Первый переходный период VII · VIII · IX · X · XI Среднее царство XI · XII Второй переходный период XIII · XIV · XV · XVI · A · XVII Новое царство XVIII · XIX · XX Третий переходный период XXI · XXII · XXIII · XXIV · XXV Поздний период XXVI · XXVII · XXVIII XXIX · XXX · XXXI Эллинистический период Аргеады · Птолемеи Правители (фараоны, префекты, епархи, номархи )

Новое царство — эпоха наивысшего расцвета древнеегипетской государственности, известная наибольшим количеством памятников, составляющих основу всего наследия цивилизации фараонов, подданными которых являлись 20 % мирового населения. Новое царство — период правления трех знаменательных династий — XVIII, XIX, XX.

Хронологические рамки эпохи определяются 1550—1069 гг. до н. э. Новое царство наследовало II переходному периоду — времени исторического упадка Древнего Египта и завоевания страны семитскими народами гиксосов, — и предшествовало III переходному периоду. Основателем Нового царства являлся фараон Яхмос I.

Восстановление независимости Египта

Внутренняя нестабильность в конце XII династии, связанная с отсутствием у царя Аменемхета III хорошего преемника, привели к финалу и развалу Среднего царства. Политический раскол дал возможность захватить Египет кочевникам-гиксосам к 1670 году до н. э. Как и во времена I переходного периода, основная масса бедствий легла на Нижний Египет, что позволило укрепить свои позиции фиванскому княжеству. Цари XVII фиванской династии Таа I и Таа II разворачивают военное противостояние гиксосским фараонам и сплачивают вокруг себя районы Верхнего Египта. Преемнику Секененра Таа II Камесу (1555—1552 гг. до н. э.) удалось сломить силы гиксосов, в результате чего, после упорной борьбы преемник Камеса Яхмос I сбрасывает гиксосское иго с севера, став основателем XVIII египетской династии. Яхмос I взял столицу гиксосов Аварис, а после трехлетней осады в 1549 году до н. э. лишил их опорного пункта в Ханаане — города Шарухена.

Основание XVIII династии. Начало экспансии в Азию

Войны Яхмоса I ещё не приобрели выраженный завоевательный характер, поскольку были направлены на установление безопасности на южной и северной границах. Его преемники, в силу обладания высокоэффективной армией, начали проводить экспансионистскую внешнюю политику. Наследником Яхмоса I был его сын Аменхотеп I (Джесеркара), регентом при котором была его мать, Яхмес-Нефертари. Эта царственная чета в более поздние времена оказалась обожествлена как основательница великого Фиванского некрополя и прародительница XVIII династии. При Аменхотепе I установились государственные границы, соответствовавшие времени правления Сенусерта III (XII династия). Поскольку Аменхотеп умер, не оставив наследников, Яхмес-Нефертари возвела на престол мужа своей дочери Мутнофрет Тутмоса I.

Тутмос I (Аахеперкара) развернул масштабные завоевательные предприятия. После успешного наступления в ходе нубийской кампании, войска Тутмоса I отправились на север, в Переднюю Азию, сокрушая Палестину и Сирию. Египетская армия впервые достигает хурритского государства Митанни на Евфрате, который они назвали «Перевернутой водой». Восстановление Тутмосом I влияния Египта на Ближнем Востоке в целом своеобразно отразилось и в захоронении фараона: он был первым погребен в Долине Царей. Новое царство не было периодом строительства царских пирамид, в связи с изменениями в религиозно-заупокойных представлениях (см. Долина Царей, Долина Цариц).

Расцвет в эпоху Хатшепсут, Тутмоса III и Аменхотепа III

Фараоны XVIII династии превратили Египет в богатейшую и ведущую империю того времени. Во время правления знаменитой царицы Хатшепсут (Мааткара-Хенеметамон) закончилось возрождение государства. Будучи дочерью Тутмоса I и женой Тутмоса II, вскоре после смерти супруга она заняла трон в качестве фараона и правила два десятилетия. Она расширила границы царства, лично возглавив один из походов, занималась активной строительной деятельностью (заупокойный храм Джесер джесеру в Дейр-эль-Бахри, постройки в Карнаке и пр.). При дворе царицы творили талантливые деятели. К ним относится, например, зодчий и верховный советник Хатшепсут Сененмут. При ней была восстановлена международная торговля, отправлена знаменитая экспедиция в восточноафриканскую страну Пунт и проведено несколько военных походов.

Преемник царицы, её пасынок, малолетство которого и привело Хатшепсут к престолу — Тутмос III (Менхеперра) — стал величайшим египетским воителем, создал империю от Северной Сирии до V порога Нила, полностью победив в 17 военных походах на севере и на юге, потеснив сильные государства Ближнего Востока, включая Митанни и Вавилонию. В 1457 г. до н. э. Тутмос III одержал верх в битве при Мегиддо, где разбил коалицию восставших сиро-палестинских князей во главе с правителем Кадеша и их союзников-митаннийцев. Тутмоса III сравнивают с виднейшими полководцами древности, называя его «Наполеоном Древнего мира».

Апогей могущества и славы Египта — правление «солнечного» Аменхотепа III (Небмаатра), при котором необычайных высот достигают отношения с соседними державами (о чём свидетельствует Амарнский архив дипломатической переписки), а также искусство, в частности — скульптура и архитектура (Луксорский храм, остатки гигантского заупокойного храма и пр.). Память о золотой эпохе Аменхотепа III на территории России хранят его гранитные сфинксы на набережной Невы в Санкт-Петербурге.

Реформы Эхнатона и крах XVIII династии

Согласно египетской религиозной доктрине, бог-отец фараона всегда присутствовал с ним на поле битвы. После каждого победоносного похода цари снабжали храмы Амона, Ра, Птаха и других богов колоссальными богатствами, в качестве благодарности за успешную войну. К концу правления Аменхотепа III это привело к вмешательству жречества в политику и влияние на решения царского двора. Однако усиление могущества храмов Амона забеспокоило ещё Тутмоса IV, отца Аменхотепа. В их противовес он активно выдвигал культ солнечного божества, о чём свидетельствуют «Стела сна» у Великого сфинкса, посвященная Хоремахету, триединому солнцу, как отцу фараона, и гигантский обелиск Ра в Карнаке (владении Амона). Постепенно популярность культа солнца достигла такого размаха, что преемник Аменхотепа III Аменхотеп IV (Неферхепрура-Уаенра) выдвинул на передний план одного из аспектов солнечного божества — зримого диска Атона. Этот резкий шаг сопровождался закрытием множества храмов по всему Египту, разгоном жрецов и переводом их несметных богатств в царскую казну. Вскоре фараон сменил своё имя на Эхнатон («Действенный от духа Атона»). Религиозная революция положила крах великой империи. Эхнатон установил жесткий террор, от которого страдали как придворные, так и простой народ. Казна опустела, Египет потерял прежние международные приоритеты, и разразился глубокий внутренний кризис. Эхнатон потерял всех надежных и крепких союзников в Передней Азии, с которыми его отец поддерживал дипломатические отношения.

«Фараон-еретик» умер на 17-м году правления. Частичный возврат к традиционной египетской религии произошёл уже во время правления его преемника Сменхкары. Следующий фараон, сменивший имя с Тутанхатон на Тутанхамон и восстановивший политеизм, не дожил до двадцатилетия, после чего линия наследования оборвалась. Его усыпальница, открытая в 1922 году Говардом Картером, стала одним из величайших археологических открытий, поскольку являлась одной из немногих царских гробниц, не подвергнувшихся полному разграблению.

Анхесенамон, вдова Тутанхамона, обратилась к хеттскому царю Суппилулиуме I с просьбой послать ей в мужья одного из своих сыновей, сделав его таким образом правителем Египта, так как не желала выходить замуж за представителя нижестоящего класса. Суппилулиума I отправил посла, который выяснил, что ситуация описана верно. Однако, хеттский принц был убит в пути на границе между Хеттским и Египетским государтсвами. В ответ на это разгневанный Суппилулиума I объявил войну зависимым от Египта Сирии и Северному Ханаану. Среди египетских пленников вспыхнула эпидемия, которая привела к опустошению Хеттского царства — погиб как Суппилулиума I, так и его непосредственный наследник.

Два последних правителя XVIII династии, Эйе и Хоремхеб, происходили из числа придворных чиновников Амарнской эпохи, хотя Эйе мог с целью получения власти жениться на вдове Тутанхамона незадолго до её смерти. Правление Эйе было коротким. Его преемник Хоремхеб был военачальником при дворе Тутанхамона. Он также не имел детей и избрал преемника.

XIX династия

Родоначальником девятнадцатой династии, правившей в 1292—1186 гг. до н. э., стал военачальник фараона Хоремхеба, Парамсес, сын Сети. Парамсеса лично назначил своим преемником предыдущий фараон, и он взошёл на трон под именем Рамсес I.

Рамсес I совершил поход в Нубию на втором году правления, также при нём были выполнены некоторые пристройки к Карнакскому храму. После смерти Рамсеса трон наследовал его сын, Сети I (1296—1279 гг. до н. э.), прославившийся своей впечатляющей гробницей в Долине Царей, которая является самой большой скальной гробницей в истории Египта. Сын Сети I, Рамсес II (1290—1212 гг. до н. э.) стал одним из известнейших фараонов в истории Египта благодаря обширному строительству храмов и статуй, а также пропагандистским материалам (например, «Поэма Пентаура»), воспевавшим его походы в Нубию и Азию. Знаменитая битва при Кадеше между египтянами и хеттами стала первой битвой в истории с масштабным использованием колесниц, по окончании которой был подписан первый в истории мирный договор. Известен Рамсес II и своей личной жизнью — от многочисленных жён он имел более 100 сыновей и дочерей. Мернептах (1212—1202 гг. до н. э.) — один из множества сыновей Рамсеса II, стал фараоном лишь в 60 лет. Он отразил одно из первых нашествий «Народов моря». Мернептаху наследовал его сын, Сети II (1202—1195 гг. до н. э.), во время правления которого трон был узурпирован Аменмесом (1200—1196 гг. до н. э.), предположительно внуком Рамсеса II. После смерти Сети II трон унаследовал его сын Саптах (1194—1188 гг. до н. э.), при регентстве своей мачехи Таусерт, ставшей после смерти Саптаха последним фараоном XIX династии (1188—1186 гг. до н. э.). Правила она недолго и с её смертью началась анархия, в ходе которой к власти пришла XX династия.

XX династия

XX и XIX династии по наиболее часто встречающемуся имени фараонов часто обозначают как «Рамессидов». Обстоятельства смены XIX династии на XX не очень хорошо известны. Основателем последней был вельможа Сетнахт. Во время своего недолгого правления энергичный Сетнахт, который пытался продолжать традиции Рамсеса II Великого, смог вывести Египет из кризиса, подавив восстания в Египте и укрепив центральную власть. Во время продолжительного правления его сына Рамсеса III, которое ознаменовалось крупными военными победами над второй лавиной «народов моря», а также колоссальным храмовым строительством, власть фараона ещё более укрепилась. Несмотря на отдельные успехи Рамсеса III, во время его правления процесс ослабления Египта продолжился. Желая получить помощь жречества, фараон предоставил много привилегий храмам, а также делал им огромные пожертвования. В результате значение жречества значительно выросло, храмы стали себя противопоставлять центральной власти. Внутреннее положение в Египте ухудшалось, казна оскудевала (к этому периоду относится первая известная нам забастовка строителей). На фоне этого начались склоки между различными придворными группировками, а сам Рамсес III пал жертвой одного из заговоров.

При наследниках Рамсеса III власть фараонов ослабла еще сильнее. Уже при Рамсесе IV Египет потерял практически все завоёванные ранее владения в Палестине и Сирии, сохранив за собой только Нубию. При этом усилилось начавшееся ещё во время правления Эхнатона политическое и экономическое разделение Нижнего и Верхнего Египта, где власть постепенно сосредоточилась в руках фиванских жрецов Амона. При этом пост верховного жреца Амона в Фивах стал фактически наследственным. Во время правления Рамсеса III и Рамсеса IV эту должность занимал Рамсеснахт, затем его сменил сын, Аменхотеп, который во время правления Рамсеса III был верховным жрецом Амона в Эль Кабе. Аменхотеп был верховным жрецом Амона в Фивах ещё во время правления Рамсеса IX. В то время как власть и престиж часто сменявшихся фараонов уменьшалась, власть и богатство Аменхотепа увеличивалась. Фараоны не могли этому ничего противопоставить, верховных жрец Аменхотеп оказывал сильное влияние на фараона, получая от него различные почести. Попытка Рамсеса IX уменьшить права верховного жреца Амона провалились. Во время правления XX династии участились разграбления гробниц фараонов в Долине царей. Сохранились папирусы Эббота и Амхерста, относящиеся к 19 году правления Рамсеса IX, в которых описывается расследование обстоятельств разграбления погребений фараона XIII династии Собекемсафа, а также фараонов XIX династии Рамсеса II и Сети I. Из фараонов XVIII — XX династий только мумии Аменхотепа II и Тутанхамона были найдены в своих гробницах.

Во время правления Рамсеса XI, последнего правителя XX династии, в руках верховного жреца Амона Херихора оказались сосредоточены все высшие государственные должности — чати и главы египетской армии.

Традиционно считается, что после смерти Рамсеса XI власть в Южном Египте оказалась в руках верховного жреца Херихора, который провозгласил себя фараоном, образовав независимое жреческое государство. При этом в Дельте это не признали, там образовалась своя династия — XXI, правившая из Таниса. В результате Египет как единое государство перестал существовать, начался период древнеегипетской истории, который называется Третьим переходным периодом. В то же время историк И. А. Стучевский выдвинул гипотезу, по которой Херихор был провозглашён фараоном ещё при жизни Рамсеса XI, поскольку он умер к 25 году правления Рамсеса XI, когда его на посту верховного жреца Амона сменил Пианх. Согласно Стучевскому, после смерти Херихора его сын Пианх не рискнул принять титул фараона, поскольку его противником выступил правитель нижнего Египта Несубанебджед. Только сын Пианха, Пинеджем I, стал вновь использовать царскую титулатуру.

См. также

• Хронология Нового царства
• История Древнего Египта

Литература

• Авдиев В. И. [annals.xlegio.ru/egipet/avdiev/avdiev.htm Военная история древнего Египта]. — М.: Издательство «Советская наука», 1948. — Т. 1. Возникновение и развитие завоевательной политики до эпохи крупных войн XVI—XV вв. до х. э. — 240 с.
• Бикерман Э.. [ancientrome.ru/obbyt/bickerman/ Хронология древнего мира. Ближний Восток и Античность] / Перевод с английского И. М. Стеблин-Каменского; Ответственный редактор М. А. Дандамаев. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1975. — 336 с. — 15 000 экз.
• Брэстед Дж. Г. История Египта с древнейших времен до персидского завоевания / Авторизированный перевод с английского В. Викентьева. — М.: Книгоиздательство М. и С. САБАШНИКОВЫХЪ, 1915. — Т. 1. — 343 с.
• История Востока: в шести томах. Т. 1. Восток в древности / Отв. ред. В. А. Якобсен. — М.: Вост. лит., 1997. — 688 с. — ISBN 5-02-017936-1.
• История древнего мира / Под редакцией И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенцицкой. — Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — Т. 2. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000002/index.shtml Расцвет древних обществ]. — 572 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-02-016781-9.
• Петер Элебрахт. «Трагедия пирамид: 5000 лет разграбления египетских усыпальниц» (перевод с немецкого) О. И. Павловой, Москва, издательство «Прогресс», 1984 года./Peter Ehlebracht «Heltet die Piramiden Fest! 5000 Jahre Grabraub in Agypten» Dusseldorf — Wien, 1980, Econ Verlag.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.
• Стучевский И. А. [www.egyptology.ru/scarcebooks.htm#Stuchevskij Рамсес II и Херихор]. — М.: Наука, 1984. — 176 с.
• Jürgen von Beckerath. Chronologie des pharaonischen Ägypten: Die Zeitbestimmung der ägyptischen Geschichte von der Vorzeit bis 332 v. Chr. — Mainz: Verlag Philipp von Zabern, 1997. — XIX + 244 p. — (Münchner Ägyptologische Studien, Band 46). — ISBN 3-8053-2310-7.
• Hornung E., Krauss R., Warburton D. A. Ancient Egyptian Chronology. — Leiden-Boston-Köln: Brill, 2006. — 517 S. — ISBN 90-04-11385-1.

Ссылки

• [truemoral.ru/eg_nov.html Общество Древнего Египта в период Нового царства] // История Древнего Востока. Т. 2.— М., 1988.
• [ru-egypt.com/sources/rozhdenie_hatshepsut Рождение царицы Хатшепсут. Тексты из Дейр эль-Бахри.]
• [uniforma-army.ru/egypt_new_kingdom.php Египетская армия времен Нового царства.]
• [ru-egypt.com/lexicon/18_dynasty История XVIII династии]

Отрывок, характеризующий Новое царство

– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.