Новомейский, Моисей Абрамович

Моисей Абрамович Новомейский

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Моисей (Моше) Абрамович Новомейский (25 ноября 1873, c. Баргузин, Забайкальская область, Российская империя — 27 марта 1961, Париж, Франция) — горный инженер, общественный деятель Сибири, основатель первого химического предприятия на Мёртвом море.

Биография

В России

Дед Моисея Абрамовича — Хаим Хайкель Новомейский, был сослан в Сибирь в первой половине XIX века. В первые годы своей Баргузинской жизни, семья не могла выбиться из нужды. Постепенно материальное положение семьи упрочилось. Торговля рыбой дала средства не только на прокорм семьи, но и на обучение сына, Абрама, родившегося в Баргузине. Сын унаследовал энергию матери и уже в 15 лет занялся подвозом провианта и снаряжения на открывшиеся рудники. Со временем Абрам взялся за горное дело, сначала на арендуемом участке, а потом на делянках, приобретённых у покинувших Сибирь золотоискателей. После смерти Михаила Кюхельбекера его дом, был приобретён Новомейскими; именно в этом доме, 25 ноября 1873 года и родился Моисей.

К гимназии мальчика подготовил один из ссыльных революционеров, обучавший его старших сестер. В одиннадцать лет Моисей уехал в Иркутское техническое училище, он был первым из шести детей Абрама Хайкелевича, покинувшим отчий дом. Отец, в это время уже ставший купцом I гильдии, мечтал, чтобы его старший сын стал горным инженером, поэтому после окончания училища Моисей продолжил учёбу в Рудной академии в Клаустале (Германия), которую окончил в 1898 году и получил диплом горного инженера.

Вернувшись домой в Забайкалье, он построил в деревне Алга фабрику для добычи и очистки глауберовой соли, доставил из Англии на реку Ципикан первую в Восточной Сибири драгу для добычи золота.

Детство, проведённое среди ссыльных революционеров, повлияло на становление характера и мировоззрения Новомейского. С молодых лет он был связан с русским революционным движением.

16-17 марта 1905 года в Санкт-Петербурге был арестован весь состав боевой организации ПСР (всего было арестовано 16 человек), подготавливавшей ряд покушений. Среди прочих был арестован и Новомейский, про которого полиции по агентурным данным было известно, что он был знаком с П. С. Ивановской и обещал ей оказывать содействие боевой организации. Новомейский несколько месяцев находился в заключении сначала в Петропавловской крепости, а затем в Крестах, пока осенью 1905 года не был выпущен на свободу по амнистии, последовавшей за манифестом 17 октября.

В 1907—1913 годы Новомейский посвятил строительству фабрики по добыче минеральных солей в Минусинском уезде.

Ещё задолго до революции Новомейский впервые заинтересовался химическим потенциалом Мёртвого моря, а в 1911 году провёл первые исследования вод Мёртвого моря и снова вернулся в Россию.

Во время Первой мировой войны Новомейский участвовал в оказании помощи еврейским беженцам в Сибири. В 1918—1920 годы Новомейский был председателем Национального совета евреев Сибири и Урала, а также Сионистской организации Сибири. В 1919—1920 годах Новомейский сотрудничал в еженедельнике «Еврейская жизнь» (Иркутск).

В Израиле

Гражданская война разделила семью на две части: Моисей с матерью и двумя сёстрами в 1920 году уехал в Палестину, где занялся реализацией своих планов в области промышленной эксплуатации Мёртвого моря, а его старшая сестра и братья покинули Баргузин, но остались в России.

В течение нескольких лет Новомейский добивался получения концессии на добычу брома и поташа из вод Мёртвого моря. Восемь лет ему пришлось добиваться концессии. Английские власти всячески противились выдаче концессии еврею. Раздавались даже голоса, утверждавшие, что с помощью русских евреев большевики намерены прибрать к рукам Палестину. В 1929 г., после продолжительной борьбы с британскими властями, отказывавшимися способствовать развитию еврейской промышленности в Эрец-Исраэль, Новомейский получил концессию на добычу брома и поташа из вод Мёртвого моря совместно с англичанином майором Таллоком. В том же году на севере Мёртвого моря была основана Палестинская поташная компания. В 1934 г. на юге Мёртвого моря, в Сдоме, был основан второй завод компании.

В Эрец-Исраэль Новомейский занимался также общественной деятельностью. Был казначеем Хаганы, участвовал в основании Палестинского экономического общества для изучения экономических проблем страны. Новомейский интересовался арабским вопросом, установил личные отношения с трансиорданскими правящими кругами, участвовал в контактах с арабскими лидерами в Эрец-Исраэль.

Последний раз посетить Россию и повидать родных Моисей Абрамович сумел в 1936 г., побывав в гостях в Москве у своей сестры М. А. Цукасовой.

В самом конце Второй мировой войны Новомейский разработал проект расширения производства путём создания сети плотин, в результате чего южная часть моря-озера должна была превратиться в огромный изолированный бассейн, предназначенный для осуществления процесса испарения и оседания солей. Это повысило бы рентабельность производства.

Вторая мировая война не повлияла на налаженное хозяйство, и уже в 1947 году комбинат на Мёртвом море занял второе место по выпуску брома в мире.

Во время Войны за Независимость Израиля северное предприятие было занято трансиорданским Арабским легионом и полностью разрушено, в то время как южный завод остался на территории Израиля, но для восстановления его нормального функционирования требовались значительные капиталовложения. Попытки Новомейского собрать капитал для восстановления предприятия не увенчались успехом, он покинул Израиль и перебрался вместе с женой в Париж к своему тестю И. Найдичу. В 1952 г. на базе южного завода была основана новая компания — «Предприятия Мёртвого моря», большинство акций которой принадлежат государству.

Умер Моше Новомейский 27 марта 1961 г. в Париже, а прах его покоится на кладбище «Трумпельдор» в Тель-Авиве недалеко от могилы его матери, Хаи Руфовны.

Новомейский — автор воспоминаний, большая часть которых написана в оригинале по-русски: «Моя сибирская жизнь» (1956, английский язык) и «Назначены для соли» (1958, английский язык;); оба тома вышли также на иврите под названием «От Байкала до Мёртвого моря» (1958; сокращенный русский перевод вышел в иерусалимском издательстве «Библиотека-Алия» в 1979 г.).

Семья

• Отец — Новомейский Абрам Хайкелевич (1853—1916, Баргузин, Забайкальская область, Российская империя). Золотопромышленник, купец 1 гильдии.
• Мать — Новомейская (Левитина) Хая Руфовна (1854,Баргузин, Забайкальская область, Российская империя) — 1926, Тель-Авив, Палестина).
• Сестра — Цукасова Мария Абрамовна (1870, Баргузин, Забайкальская область, Российская империя — 1943, Москва). Социал-демократ в Иркутске, в советское время — работник Наркомпроса.
• Сестра — Каминер Ревекка Абрамовна (1872, Баргузин, Забайкальская область, Российская империя — 1951, Тель-Авив, Израиль).
• Брат — Новомейский Ефим Абрамович (1875, Баргузин, Забайкальская область, Российская империя — 1943, Ташкент). Золотопромышленник, в советское время — служащий.
• Брат — Новомейский Семён Абрамович (1877, Баргузин, Забайкальская область, Российская империя — 1947, Куйбышев). Золотопромышленник, гласный Читинской городской думы и Читинского областного земского собрания, в советское время — бухгалтер.
• Сестра — Мандельберг, Агния (Ага) Абрамовна (1881, Баргузин, Забайкальская область, Российская империя — 1938, Тель-Авив, Палестина), жена Виктора Евсеевича Мандельберга.

Сочинения

• M.A. Novomeysky. The Dead Sea: a storehouse of chemicals. 1936.
• M.A. Novomeysky. The truth about the Dead sea concession. 1950.
• M.A. Novomeysky. My Siberian life. London, 1956.
• M.A. Novomeysky. Given to Salt. London, 1958.
• М. Новомейский. [novomeysky.narod.ru/mose/book/oglav.htm От Байкала до Мертвого моря], Иерусалим, 1979 г.

Литература

• В.Новомейский [samlib.ru/n/nowomejskij_w/articledoc.shtml «Сибиряк, покоривший Мертвое море»], АМИ № 6(251), 30 марта 2001 г.
• Н.Угрюмов. [web.archive.org/web/20040716084403/novomeysky.narod.ru/mose/stat/home.htm «Родина его предков»], Баргузинская правда № 57, 21 сентября 1998 г..
• Б. Савинков «Воспоминания террориста» 3-е изд. 1928 г.
• Д.Леви, «Формирование израильского государственного сектора», «Экономический ежеквартальник», № 2(1994) (на иврите)
• Y.Plessner, «The Political Economy of Israel» (New-York: State University of New-York, 1994).
• Краткая еврейская энциклопедия, Изд. О-ва по исследованию еврейских общин. Иерусалим: 1976—2005.

Ссылки

• [novomeysky.narod.ru/mose/index.htm Новомейский Моисей Абрамович]
• Weintraub, B. (2004). [www.chemistry.org.il/booklet/16/pdf/novomersky.pdf Moshe A. Novomeysky: Founder of the Dead Sea Industries;] Chemistry in Israel, Bull. Isr. Chem. Soc., Issue 16, Aug.2004, p 37-40.

Отрывок, характеризующий Новомейский, Моисей Абрамович

Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.