Новороссийская катастрофа

Новоросси́йская катастро́фа — эвакуация Вооружённых сил юга России и беженцев из Новороссийска в марте 1920 года, во время которой бойцами Красной армии и зелёными бандитами были уничтожены тысячи офицеров, солдат, казаков Белой армии и гражданских лиц. Всего удалось вывезти около 33 тысяч человек.

Хронология событий

К 11 марта 1920 года передовая проходила всего в 40-50 километрах от Новороссийска. Донская и Кубанская армии, к тому времени полностью дезорганизованные, отходили в большом беспорядке. Оборону держали только остатки Добровольческой армии, к тому моменту сведённые в Добровольческий корпус, но они с трудом сдерживали натиск РККА. Казаки не сумели пробиться на Тамань, и в результате многие из них оказались в Новороссийске с единственной целью — попасть на корабли. Всего группировка Вооруженных сил на Юге России в районе Новороссийска накануне эвакуации составляла 25 200 штыков и 26 700 сабель. Между тем пароходов не хватало. Часть из них запаздывала из-за штормовой погоды, часть не сумела вовремя прийти на помощь из-за карантина, установленного в иностранных портах (все суда, прибывавшие из России с очередной партией беженцев, подолгу держали в карантине из-за страшной эпидемии тифа, поэтому они не успевали сделать нужное количество рейсов).

Командование распорядилось о первоочередной погрузке раненых и больных военнослужащих, но на деле перевезти лазареты не представлялось возможным, так как не было транспорта. Более того, стекавшиеся в Новороссийск военные начали самовольно занимать пароходы, а чиновники больше заботились о вывозе имущества, которое можно было продать по окончании войны.

11 марта в Новороссийск из Константинополя прибыл главнокомандующий английскими войсками в регионе генерал Джордж Милн и командующий Средиземноморским флотом адмирал Сеймур. Генералу Деникину было сказано, что англичане смогут вывезти только 5000-6000 человек.

Ночью английские военно-морские суда впервые открыли огонь по горам, окружавшим Новороссийск. Обстрел был спровоцирован тем, что зеленые ворвались в городскую тюрьму и освободили несколько сот арестованных, которые убежали с ними в горы.

13 марта появились первые признаки паники.

16 марта ликвидировано Южнорусское правительство.

17 марта — падение Екатеринодара.

22 марта около 22 часов Красная армия заняла станцию Абинскую и двинулась дальше в сторону Новороссийска. Дороги были забиты брошенными в непролазной грязи подводами, автомобилями, барскими экипажами и военной техникой. Пригодной для передвижения осталась только железная дорога — по ней и прошел штабной поезд Деникина в сопровождении бронепоездов. Вдоль этой же дороги двигались части Буденного, оставив позади тяжелое вооружение и артиллерию.

Войска планировалось отправить в Крым. Каждому корпусу (в теории) выделялось по пароходу. Лошадей и артиллерию оставляли.

25 марта 1920 года части Красной армии с помощью партизан оттеснили добровольцев от станции Тоннельной и через перевал вышли к пригородной станции Гайдук. Все железнодорожные пути на станции были забиты товарными и пассажирскими вагонами, что вынудило белогвардейцев бросить здесь три бронепоезда.

В ночь на 26 марта в Новороссийске жгли склады, цистерны с нефтью и взрывали снаряды. Эвакуация велась под прикрытием второго батальона Королевских шотландских стрелков (Royal Scots Fusiliers) и эскадры союзников под командованием адмирала Сеймура, которая обстреливала горы, не давая красным приблизиться к городу.

На рассвете 26 марта в Цемесскую бухту вошёл итальянский транспорт «Барон Бек». Люди метались, не зная, где он причалит. Паника достигла апогея, когда толпа бросилась к трапу последнего судна.

Третий донской калмыцкий полк сформированный из сальских казаков-донских калмыков не принял предложение красных о капитуляции и вместе с 3-м Дроздовским полком прикрывал эвакуацию. Однако если 3-й Дроздовский полк, сначала забытый на берегу, был вывезен на миноносце «Пылком», специально вернувшимся за ним генерал-лейтенантом А. П. Кутеповым, то 3-й калмыцкий полк при эвакуации из Новороссийска был оставлен на берегу и большей частью вместе со следовавшими в обозе полка гражданскими беженцами — семьями казаков-калмыков был зверски казнён красноармейцами.

Больше повезло 80-му Зюнгарскому полку, состоявшему из сальских казаков-донских калмыков, ведшему арьергардные бои и прикрывавшему отход большой партии донских, кубанских и тёрских казаков в Адлер и их дальнейшую погрузку на суда. Большая часть донских, кубанских и тёрских полков, прижатая к берегу, приняла условия капитуляции и сдалась в плен частям Красной армии. 80-й Зюнгарский полк не принял условия капитуляции, не сложил оружие и в полном составе вместе с остатками донских частей был эвакуирован в Крым. В Крыму 80-й Зюнгарский полк в парадном строю прошёл перед главнокомандующим ВСЮР П. Н. Врангелем, так как среди эвакуированных из Новороссийска и Адлера частей, кроме этого полка не было ни одной целой и вооружённой части.

Военных и беженцев вывозили в Крым, Константинополь, Лемнос, Принцевы острова, Сербию, Каир и Мальту.

Должностные лица, занимавшиеся эвакуацией

• Последним комендантом Новороссийска (с февраля по март 1920 г.) был генерал-майор Корвин-Круковский, Алексей Владимирович.
• Комиссию по организации эвакуации возглавлял генерал Кутепов.
• В последний момент (после 20 марта) вопросами эвакуации войск в Крым занимался начальник службы сообщений генерал-майор М. М. Ермаков.
• Начальником Черноморской губернии и управления Министерства внутренних дел Южно-Русского правительства был Н. С. Каринский.

Суда, участвующие в эвакуации

Россия

См. также: Русская эскадра

• «Аю-даг» (вывез штаб генерала Кутепова)
• «Россия» (вывез 4000 донских казаков генерала Сидорина).
• «Дооб» (вывез части Кубанской армии)
• «Беспокойный»
• «Пылкий»
• «Капитан Сакен»
• посылочное судно «Летчик»
• вспомогательный крейсер «Цесаревич Георгий»(эвакуировал Деникина и его штаб)
• подводная лодка «Утка» (типа «Барс»)
• госпитальный транспорт «Херсон»
• «Виолетта»

Италия

• «Барон Бек» (Baron Beck)
• крейсер «Этна»(Etna)

Великобритания

• линкор «Император Индии» (Emperor of India)
• «Ганновер» (Hannover) (был захвачен у немцев после Первой мировой войны).
• торговый пароход Bremerhaven (был захвачен у немцев после Первой мировой войны).
• крейсер «Калипсо» (HMS Calypso (D61))
• авиатранспорт «Пегас» (HMS Pegasus (1917))
• 5 миноносцев

Франция

• дредноут
• броненосный крейсер «Вальдек Руссо»
• эскадренный миноносец ???
• канонерская лодка ???

Греция

• эскадренный миноносец «Иэракс»

США

• миноносец ???
• крейсер «Гальвестон» (USS Galveston (CL-19))

Расправа с пленными

Прикрывавший эвакуацию Добровольческого корпуса 3-й калмыцкий донской полк, состоявший из сальских казаков-калмыков, был оставлен на берегу и вместе со своими семьями, следовавшими в обозе полка, попал в плен к красным. Пленных калмыков «пропустили» сквозь строй, рубя шашками каждого второго. Многие из оставшихся в Новороссийске офицеров Вооружённых сил Юга России покончили с собой, не желая попасть в плен, а многие из тех, кто всё же попал в плен — были казнены. Вот типичные воспоминания о тех событиях:

Момент пленения нас большевиками не поддается описанию; некоторые тут же предпочитали покончить счёты с жизнью. Мне запомнился капитан Дроздовского полка, стоявший недалеко от меня с женой и двумя детьми трёх и пяти лет. Перекрестив и поцеловав их, он каждому из них стреляет в ухо, крестит жену, в слезах прощается с ней; и вот, застреленная, падает она, а последняя пуля в себя….

Дорога шла мимо лазарета. Раненые офицеры, на костылях, умоляли нас взять их с собой, не оставлять красным. Мы прошли молча, потупившись и отвернувшись. Нам было очень совестно, но мы и сами не были уверены, удастся ли нам сесть на пароходы.

Ночью мы — несколько человек из штаба бригады — разместились в стодоле. Среди ночи сюда привели двух казаков, ограбили их и тут же зверски убили. Мне приказали встать и идти за стодолу, где нас собралось до 20 человек. Отвели в сторону, выругали, приказали стоять на месте, а сами вскинули на руку ружьё, дали залп — один, другой. Все попадали, в том числе и я.

См. также

• Сидорин, Владимир Ильич
• Кельчевский, Анатолий Киприанович
• Русская эскадра
• Крымская эвакуация
• Одесская эвакуация (1920)

Литература

Источники

• Виллиам Г. Я. [www.bibliotekar.ru/belaya-armiya/5.htm Побежденные]
• Деникин А. И. [militera.lib.ru/memo/russian/denikin_ai2/4_11.html Очерки русской смуты] Париж, 1921
• Милюков П. Н. «Россия сегодня и завтра»
• Раковский Г. Н. [www.dk1868.ru/history/rakovskiy_plan.htm В стане белых (От Орла до Новороссийска)] Серия «Гражданская война на юге России» Константинополь: Пресса, 1920. VI, 342 с., 1 л. карт.
• Каринский Н. С. Эпизод из эвакуации Новороссийска Архив русской революции. Т. 12 Берлин Слово 1923 г. 288 с. // М., Терра-Политиздат, 1991.
• Шишков Л. [lepassemilitaire.ru/4-j-gusarskij-mariupolskij-imperatricy-elisavety-petrovny-polk-okonchanie/ 4-й гусарский Мариупольский Императрицы Елисаветы Петровны полк (окончание)] // Военная быль.
• Басхаев А. Н. «Калмыки. Под ратным знаменем России».
• Санжа Балыков — «Воспоминания о Зюнгарском полку». Альманах «Белая гвардия», № 8. Казачество России в Белом движении. М., «Посев», 2005, стр. 45-52. Публикация В. Ж. Цветкова.

Художественная литература

• Барякина Э. В. Аргентинец — М: Рипол-классик. — 2011 г. — ISBN 978-5-386-03723-9

Отрывок, характеризующий Новороссийская катастрофа

– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.