Новосибирские острова

Новосибирские островаНовосибирские острова

</tt>

</tt> </tt>

</tt> </tt>

Новосибирские острова
75°16′ с. ш. 145°15′ в. д.75.267° с. ш. 145.250° в. д. / 75.267; 145.250
Омывающие акватории	Море Лаптевых, Восточно-Сибирское море
Общая площадь	38 400 км²
Наивысшая точка	426 м
Страна	Россия Россия
Новосибирские острова
Население (2014 год)	0 чел.

Новосиби́рские острова́ (якут. Саҥа Сибиир арыылара) — принадлежащий России архипелаг в Северном Ледовитом океане между Морем Лаптевых и Восточно-Сибирским морем, административно относится к Якутии (Булунский улус). Площадь 38,4 тыс. км². Новосибирские острова входят в состав охранной зоны Государственного природного заповедника «Усть-Ленский».

Состоит из трёх групп островов: Ляховские острова, острова Анжу и острова Де-Лонга.

История открытия

В 1646 году М. В. Стадухин сообщил якутскому воеводе Василию Пушкину, что он и его товарищи против устьев рек Индигирки и Колымы открыли большой остров: «гораздо тот остров в виду, и горы снежны, и пади и ручьи знатны». Казаки считали этот остров и Новосибирский архипелаг частью гигантской Новой Земли.

Первые достоверные сведения об островах в начале XVIII века сообщил казак Яков Пермяков, плававший от устья Лены к Колыме. В 1712 году он в составе казачьего отряда, возглавляемого Меркурием Вагиным, высадился на остров Большой Ляховский. Затем Яков Пермяков и Меркурий Вагин отправились на нартах к земле, которая лежала в море против Святого Носа. Это был самый южный остров Новосибирского архипелага — Первый Ляховский. На Первом Ляховском острове они заметили, что «на том острову олени и песцы и волки есть». Об этом рассказал Алексей Дементьев, участвовавший в первом походе, и засвидетельствовал, что к северу от Первого Ляховского острова сам видел еще один остров.

По данным историка Сибири XIX века Г. Спасского, сибирские купцы Никита Шалауров и Иван Бахов в середине XVIII века на Новосибирских островах обнаружили залежи мамонтовой кости.

Летом 1761 года Никита Шалауров, плывя с Яны на Колыму, видел к северу от Святого Носа на широте 72° 33, долготе 148° «великую землю с горами о семи верхах». Эти слова записаны в судовом журнале экспедиционного судна «Вера, Надежда, Любовь» и на карте Н. Шалаурова. Следовательно, Шалауров был первым, кто поведал миру о Ляховских островах, первым положил их самые южные очертания на карту, представленную Адмиралтейств-коллегии и Сенату.

Несмотря на столь явные доказательства первооткрытия, принято считать, что Новосибирские острова обнаружил в 1770 году купец Иван Ляхов.

Однажда он на побережье Северного Ледовитого океана заметил стадо диких оленей, которые по льду привели его к неизвестному гористому острову. Через 20 верст показался второй остров, но олени на остановились и на нем и отправились дальше — к неизвестной земле. На новой земле Ляхов нашел много песцов и мамонтовые бивни. Сообщив о своем открытии Петербург, он просил разрешить ему монопольный промысел на островах. Такое право ему было предоставлено указом Екатерины II, причем острова императрица распорядилась называть Ляховскими. В 1773 году Иван Ляхов снова ходил на архипелаг и, идя по следу оленьего стада, вышел на третий остров — Котельный. Там он обнаружил следы пребывания прежних землепроходцев: котел из зеленой меди, остатки какого-то деревянного судна и дрова. На новом архипелаге Ляхов организовал промысел песца и добычу мамонтовой кости и заложил два зимовья: Малое и Коренное.

В связи с промысловым освоением в 1775, 1777, 1778 годах на Ляховских островах была проведена государственная опись. Яков Санников, передовщик купцов Сыроватских, в 1800 году побывал на одном из малоизвестных, открытых в 1697 году сыном боярским Максимом Мухоплевым, маленьком гористом острове, который он назвал Столбовым. Во времена Санникова там стояли старые памятные знаки — русские кресты, воздвигнутые мореходами, плывшими из устья Лены на Индигирку и Колыму.

В 1805 году Яков Санников обнаружил остров Фаддеевский, а в следующем году — остров Новая Сибирь. В столице, узнав об этих открытиях, предположили, что в этом районе, возможно, в сторону Северной Америки простирается большая земля. В результате было принято решение направить в район открытия Санникова правительственные экспедиции.

Первую такую экспедицию возглавил зоолог по образованию Матвеем Геденштром, служивший в Тобольске коллежским регистратором. В 1808—1810 годах экспедиция она с помощью Якова Санникова провела опись архипелага.

В 1811 году Яков Санников нашел на острове стоянку русского промышленника времен начала освоения северо-восточной Азии. О том, что русские еще в XVII веке побывали на Новосибирских островах, свидетельствует и крест на могиле на острове Котельном, на котором Яков Санников видел надпись на русском языке. Работы Геденштрома на архипелаге продолжал талантливый геодезист П. Пшеницын.

В 1820 году экспедиция во главе с лейтенантом флота Пётр Фёдорович Анжу составила точную карту островов, проведя маршрутные съемки вдоль их берегов, также попыталась отыскать таинственную землю, виденную Яковом Санниковым.

В 1879—1880 годах архипелаг посетила американская полярная экспедиция Джорджа Делонга на шхуне «Жаннетта», открывшая острова Жаннетты и Генриетты.

В 1886 году Эдуард Толль исследовала Ляховские острова, а затем, совместно с доктором А. А. Бунге, объехал остров Котельный, с побережья которого якобы видел Землю Санникова. В 1898 году Толль, поддержанный Императорской Академией Наук и царским правительством, обеспокоенным проникновением в Арктику иностранцев, выступил в печати с предложением снарядить экспедицию на поиски Земли Санникова. Он вышел 8 июня 1900 года из Петербурга на шхуне «Заря».

На пути к острову Ляховскому экспедиция, не встретив льдов, беспрепятственно дошла до северной оконечности острова Котельного. Толль принял решение следовать к острову Беннетта, но вблизи него вошел в зону плотного тумана, в разрывах которого показались первые льды, а затем и ледяной барьер. «Заря» повернула назад к острову Котельному, где в Нерпичьей губе стала на зимовку, проведя метеорологические наблюдения. 23 мая 1901 года четыре человека во главе с Эдуардом Толлем на собачьих упряжках, захватив байдары, вышли в сторону острова Беннетта и пропали без вести.

Исследования Новосибирских островов и архипелага Де-Лонга продолжала Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана. В 1912 году ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач» подходили к Ляховским островам, где произвели опись многих участков. В 1913 году, возвращаясь на восток после открытия Северной Земли, корабли прошли севернее Новосибирских островов и открыли новый остров, присвоив ему имя Вилькицкого. В 1914 году, следуя от острова Врангеля на запад, «Вайгач» подошел к еще одному не положенному на карту остров, названного именем лейтенанта Жохова.

Геология, география, климат

В геологическом отношении на архипелаге преобладают многолетнемёрзлые породы и подземные льды. Коренные породы, которые скрыты под рыхлыми четвертичными отложениями и мощными отложениями ископаемого льда — это известняк, сланец с интрузиями гранитов и гранодиоритов. В береговых обрывах из песчано-глинистого грунта, покрывающего ископаемый лёд, оттаивают остатки ископаемых растений и животных (мамонтов, носорогов, диких лошадей и др.), свидетельствующие о том, что много тысячелетий назад климат в этом районе был более мягкий. Максимальная высота — 426 м (остров Беннетта). На островах господствует арктический климат. Зима устойчивая, с ноября по апрель оттепелей нет. Снежный покров держится 9 месяцев. Преобладающие температуры января от −28 °C до −31 °C. В июле на побережье температура обычно до 3 °C, в центральной части — на несколько градусов теплее, заморозки возможны в течение всего тёплого периода, но резких колебаний температуры не бывает вследствие близости моря. Годовое количество осадков невелико (77 мм). Наибольшее количество осадков выпадает в августе (18 мм). Наиболее крупная река Балыктах.

Ландшафт островов — арктическая тундра, озёра и болота.

Часовой пояс — MSK+6 (UTC+9).

Флора и фауна

Поверхность островов покрыта арктической тундровой растительностью (мхи, лишайники), из цветковых: полярный мак, лютики, крупки, камнеломки, ложечная трава). Из животных постоянно обитают: северный олень, песец, лемминг, белый медведь. Из птиц — полярная сова, белая куропатка. Обилие водоёмов сюда привлекает в летнее время: уток, гусей, куликов. В прибрежных районах обитают чайки, гагары, чистики, кайры. На архипелаге раньше вели промысел песца.

На острове Котельный с 1933 действует полярная станция.

Постоянная военная база

С 2012 года на Новосибирских островах проводятся военные учения Российских вооруженных сил (остров Котельный). В 2013 году на острова были доставлены военная техника и имущество. В сентябре 2014 было официально объявлено об организации постоянной военной базы в Арктике.

Зимовья

В досоветский и советский периоды существовали следующие временные поселения на данных островах:

• о. Котельный — Амбардах, Бхак Карга, полярная станция «Бунге», становище «Ангу (Анжу)»; (в настоящее время существует полярная станция «Санникова»)
• о. Новая Сибирь — Бирули, Большое Зимовье;
• о. Большой Ляховский — Малое Зимовье;
• о. Малый Ляховский — Фёдоровский(Михайлова).

Острова архипелага

• скала Бастын-Тас
• Бельковский
• остров Беннетта
• Большой Ляховский
• остров Вилькицкого
• остров Генриетты
• остров Жаннетты
• остров Железнякова
• остров Жохова
• Затопляемый
• Котельный
• Малый Ляховский
• Матар
• Наносный
• Неизвестные
• Новая Сибирь
• Посадный
• Скрытый
• Столбовой
• остров Стрижёва
• Тас-Ары
• Усук-Карга
• Хоптолох
• Хопто-Терер
• Яя

Литература

• Белов М. И. По следам полярных экспедиций. — Л.: Гидрометеоиздат, 1977. — 144 с.: ил.
• Новосибирские острова: Сб. ст. — Л., 1963.
• Советская Арктика: Сб. — М., 1970.

Ссылки

• [maps53.narod.ru/ Топографические карты]

Отрывок, характеризующий Новосибирские острова

– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.