Новосильские казаки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Новосильские казаки
Самоназвание

Новосильские казаки

Численность и ареал

Тульская губерния, Новосильский уезд

Язык

русский
говоры южнорусского наречия

Религия

православие

Происхождение

русские, черкасы, донцы, Речь Посполитая

Новоси́льские казаки — социальная группа служилых людей, проживавшие в Новосильском уезде и соседней Дарищенской волости Ефремовского уезда Тульской губернии. В настоящее время это территория Новосильского, Корсаковского, Залегощенского, Верховского, Новодеревеньковского районов Орловской и Ефремовского района Тульской областей.

Существование казаков на Новосильской земле подтверждено исследованиями проведенными в начале XX века известным профессором-лингвистом Е. Ф. Будде[1], петербургским этнографом Н. М. Могилянским[2] и новосильским писателем и краеведом Василием Николаевичем Глаголевым[3], а также художником, историком и краеведом В. М. Неделиным подробно описано присутствие казаков и их слобод в само́й Новосильской крепости (начало XVII века), на территории уезда и о переселении черкасс из Речи Посполитой[4].





Описание

Будде писал: «... я выбирал для своих бесед крестьян вольных сёл и деревень, а не барских, помещичьих, и в Новосильском уезде впервые узнал, что крестьяне вольных сёл именуют себя казаками и казачками ...» Новосильскими казаками называли себя проживавшие в этих местах служилые люди (стрельцы, пушкари, городовые, сторожевые казаки, дети боярские), а также помещики-однодворцы, некоторые государственные крестьяне и их потомки[1].

Происхождение

Происхождение этой социальной группы мало изучено. Современные местные краеведы утверждают, что это потомки запорожцев князя Дмитрия Вишневецкого («Байды»), а также донских казаков, приглашённых во второй половине XVI века Иваном Грозным для несения охранной службы на недавно созданной Тульской засечной черте, переселенцы с Речи Посполитой, слившиеся позднее с местными мещанами и крестьянами, вследствие чего не могут вызывать интереса[4]. Но сами крестьяне не знают происхождения и значения своего названия. На вопрос: «вы казачки?», отвечали «нет мы здешние»[1].

История

Обезлюдившие земли после татарского нашествия заселялись южнорусскими этногруппами в XVI начале XVII веков. А уже позже происходило массовое заселение территории крестьянами, переселёнными крупными помещиками-землевладельцами из других губерний. Так появились в Новосильском уезде многочисленные поселения Голицыных, Хилковых, Салтыковых, Гагариных, Хитрово, Долгоруковых, Шатиловых, а рядом вольные слободы, крестьяне которых (особенно после Екатерининского ужесточения закрепощения) постепенно превращались в казённых, а некоторые даже и в помещичьих. Глаголев относил казаков к некоренному населению уезда, в то время как сами казаки называли «цюзими» (чужими) «барских». «Некоренных» много было и среди помещичьих. Но вновь переселённых «барских» было несравненно больше и (особенно после отмены крепостного права) постепенно происходила ассимиляция казаков.

В 1644 году царь Михаил Федорович, посетивший новосильский Свято-Духов монастырь, по просьбе его настоятеля выдал новосильским «служилым людям» — стрельцам, пушкарям, казакам и прочим грамоты на владение землёй в «Диком Поле». Однако те не спешили воспользоваться царским «подарком», предпочитая жить в слободах при Новосиле.

К концу XVII века Новосильский край утратил значение пограничного форпоста, поэтому отпала и необходимость в государственном содержании местных служилых людей. В 1715 году, по высочайшему указу Петра I новосильские казаки, пушкари и стрельцы были принудительно расселены из слобод по всему пространству выделенной им земли и фактически превращены в «пахотных» драгун и солдат, оставаясь однако в казачьем звании.

В 1765 году новосильские казаки были исключены из ведения местных воевод, включены в состав войсковых обывателей и находились в подчинении особого управления Военного министерства, что обусловило и сохранение за местными казаками такого самоназвания, не встречающегося у прочих потомков городовых казаков. Жители «казацких» сёл вплоть до 1836 года в метрических книгах, земельном генеральном плане и других официальных документах писались казаками. Профессор Е. Ф. Будде приводит несколько мест из актов Новосильского полицейского управления 1783 и 1786 годов, где местные крестьяне продолжали называть себя и своих соседей казаками. Некогда свободные слободские крестьяне (в XVII веке они считались и учитывались как помещики-однодворцы) в XVIII веке по решению столицы превратились в крепостных[6].

В настоящее время (с 2013 года) существует «Станичное казачье общество города Новосиль войскового казачьего общества "Центральное казачье войско"».

Говор, одежда и быт

Говор новосильских казаков по В. Н. Глаголеву «отличается от говора большинства населения Новосильского уезда» и таким образом говор Новосильского уезда распадается на «барский» (потомков крепостных) и «казацкий».

Новосильским казакам присуще:

♦ подчёркнутые «аканье» и «яканье» — вядро, яго, чаво, ряка, не вяликая, купитя, вянес (венец), аттэда. Это же нашло отражение и топонимике местных географических и гидрографических названий — село и река Лазавка (вместо Лозавка), ручей Альховец (вместо Ольховец) и т. д.;
♦ «цоканье» (произношением «с» в соответствии аффрикате «ц») — курису, яиса, сапля, сарь, атес, у серькве, маладес, лисо, агурсы, лисису, вянес, к вянсу, серса, младенса, (но в некоторых сёлах наоборот произносят «ц» — пятнатцыть, женьтца, палатенютца);
♦ «кагоканье» (твёрдое произношение «г» с особенным ударением на «о») — яго, маяго, нашаго;
♦ третье лицо единственного числа без «т» — будя, зная, играя, видя, придя;
♦ «щё» и «чо» вместо «что»;
♦ «сабе» и «сае» вместо себе.

Е. Ф. Будде считал диалект новосильских казаков смешанным переходным от южнорусского к малороссийскому.

Как Е. Ф. Будде, так и В. Н. Глаголев отмечали у новосильских казачек кички и сарафаны в отличие от «барских» крестьянок, которые носили кокошник и повойник. Казачки носили расшитые рубашки, цветные шерстяные юбки-понёвы «с прошвою» и «коротейки». На головах у них были повязки, платки или «сороки», больше похожие на головной убор индейского вождя или хвост павлина. В. Н. Глаголев писал об этнографических особенностях новосильских казаков следующее: «Некоторая разница в костюме и говоре, а в остальном он (казак) мало чем отличается от коренного населения». Он также указывал и на некоторые мелкие отличия в одежде казачек и «барских» крестьянок — новосильские казачки «надевают коротейку только при доброй понёве с прошвою, то есть когда перед понёвы сделан из китайки и отворот понёвы подбит цветной материей». Е. Ф. Будде также отмечал, что новосильские казачки носили «понёвы сшивные, из четырех полотнищ, то есть с прошвою». На головах женщин и девиц были повязки, а праздничным головным убором был нарядный платок или «сорока». Будде отмечал и еще одну особенность в одежде новосильских казачек (в Вышней Залегощи): надевать на ноги по два или три чулка, чтобы ноги казались толще.

Также исследовавший эти края в начале XX века Н. М. Могилянский писал: «Гораздо полнее сохранился женский костюм в некоторых сёлах Новосильского уезда, где, как, например, в селе Вышней Залегощи, этот женский „обряд“ сохранился в поразительной полноте и разнообразии и до сих пор пользуется всеобщим признанием. На помещённых здесь снимках изображены две замужние женщины в праздничных костюмах: из них одна — в „сороке“, головном уборе, состоящем, в целом, из четырнадцати отдельных частей, надеть который — длинная и сложная процедура, требующая и много времени и большой сноровки. Между прочим, небольшое количество серебра в нитках этих „золотных“ головных уборов служит причиной их массовой гибели: скупщики покупают уборы сотнями и выжигают из них серебро».

В. Н. Глаголев указывает отличие казацкого жилища от «барского» — «... часто встречающиеся избы с прорубленными окнами на двор; на улицу пробито маленькое волоковое окно». Это старый однодворческий и в то же время «полехский» (распространённый в Полесье) обычай.

Давая общую сравнительную характеристику новосильским казакам и «барским» крестьянам, он отмечал ещё некоторые особенности казаков, главным образом в их характере — леность и бесхозяйственность, отсутствие промыслов и зимних работ, суеверие, строгое соблюдение церковных постановлений и глубокое уважение к духовенству, грубоватость и недоверчивость при отсутствии лукавства и криводушия. «Барские» вообще были зажиточнее «казаков», у них почти не встречалось кликуш, очень обычных у казаков. Это же отмечал и другой местный автор И. Нечаев в 1850 году, по которому кликуши были только у казенных крестьян. В то же время им же отмечается полное отсутствия какого-либо заискивания или подобострастия при общении казаков с дворянами или чиновниками, столь обычного у «барских».

Новосильские казаки с «барскими» роднились крайне редко, поэтому длительное время сохраняли свои языковые, культурные и бытовые особенности.

Расселение

Внешние изображения
[www.etomesto.ru/map-tula_pgm/?x=37.044672&y=52.969452 Карта ПГМ. Тульская губерния.]


♦ Карта Новосильского уезда 1927 года.

</div>

Места расселения новосильских казаков в различных источниках так же указываются по разному. В 1857 году, к поселениям Новосильского уезда, населенным только однодворцами и государстсвенными крестьянами (без разбивки по категориям), а также к «смешанным» (где жили как государственные, так и «барские» крестьяне) относились: село Архангельское с деревней Калгоновка, село Березовец, деревня Выселки, село Воротынцево с деревнями Соколье и Малиново, село Вышняя Залегощь, село Вышняя Пшевь (Касарево) с деревнями Бездонная и Крутой Верх, село Вяжи, село Галичье с деревнями Верховье и Средняя, село Глубки с деревней Городилово, село Дичня, село Игумново с деревней Толстенково, деревня Глинищи (смеш.), село Казарь с деревней Орловка, село Каменка с деревней Туровка, деревня Лавровая Слобода, село Нижняя Залегощь, село Нижняя Пшевь с сельцом Шеино и деревнями Строкина, Сухое Головище, Сапуновка, Шавочное, Толстое, Ветчинкина, село Нижнее Скворечье с деревнями Гремячий Колодец и Долы, село Острое (Голянка) с деревнями Мокрое и Суходол, деревни Хворостянка и Рог, село Плоское (смешанное), деревня Долгая, село Покровское (Зарецкая Слобода) с деревней Тросниково, село Полянки, село Скородное, село Субочево (смеш.) с сельцом Долгое, село Судбищи (смеш.) с деревней Домны (смеш.), деревня Ефимовка, село Ямская Слобода с сельцом Задушное, сельцо Трсна (смеш.), деревни Мелынь (смеш.), Высокое (смеш.) и Бараново (смеш.), село Петушки с деревнями Хутор, Варагушино и Песковатая. Село Лазавка (смеш.), как находящееся недалеко село Залесное(смеш.) входили в Ефремовский уезд, но фактически относились к то му же субрегиону.[7].

В 1895 году церковно-приходские летописи называют казачьими восемь сёл и приходов Новосильского уезда:

Вышняя Залегощь — по преданию приход образовался из донских или украинских казаков;
Нижняя Залегощь — по преданию местные казаки происходили из Запорожья;
Скородное — прихожане из потомков донских казаков, поселенных здесь еще при Иване Грозном;
Воротынцево — местные «казаки», потомки пушкарей и стрельцов времен Петра I;
Вышняя Пшевь (Косарево) — по местному преданию потомки запорожцев времен Алексея Михайловича;
Галичье — прихожане из потомков пушкарей, стрельцов и казаков (вёрстанных на службу украинцев эпохи Ивана Грозного);
Каменка — прихожане из потомков донцов, призванных на службу в Новосиль в то же время, что и в Галичьем;
Ямская слобода — образовалась как поселение горожан Новосиля[8].

В 1904 году профессор Е. Ф. Будде причислял к казачьим Каменскую, Средненскую, Залегощенскую, Березовскую и Косаревскую волости Новосильского уезда.

В 1904 году:

Села Покровское, Пшева, Воротынцова, Острая, Косарева, Галичи с деревнями — владения «прежних служб Казаков»;
Село Каменка, с деревней Дичной — владения «прежних служб пушкарей»
Село Петушки с деревней Долгой — владения «прежних служб стрельцов»
Ямская слобода города Новосиля, деревня Казари — «владения ямщиков».
Села Березовцы и Архангельское с деревнею — «ведомства Коллегии Экономии, что раньше были Духова монастыря»
«Владениями однодворцов» названы деревни Михалёвка и Полянка.

В отношении других «казенных» и «смешанных» сёл и деревень распространены формулировки типа: «Игумново — село владения экономическаго, что ныне Казеннаго ведомства крестьян»[9].

В. Н. Глаголев называл семнадцать «казачьих» сёл и деревень: Воротынцево, Галичье, Каменка, Петушки, Голянка, Скородное, Ямская Слобода, Пшевь, Судьбищи (оно же Сторожевое), Березовец, Вышняя и Нижняя Залегощи, Дичнь, Казарь, Нижнее Скворчее, Среднее, Гремячий Колодец, Верховье. Однако, село Березовец — монастырское, принадлежавшее Свято-Духову монастырю города Новосиль и крестьяне там были «монастырские», позднее — «экономические». Проживавшие в селе Судбищи (Сторожевом), а также в находящихся рядом сёлах — Домнах, Лазавке и Залесном, однодворцы и государственные крестьяне вероятнее всего были потомками сторожевых казаков и других служилых людей, соствлявших гарнизон острога-«сторожи» возле Судбищ и имевших здесь земельные наделы. Сёла Подтолстое и Новое Село образовались из приходских деревень села Галичья по всей видимости также были населены казаками.

Напишите отзыв о статье "Новосильские казаки"

Примечания

  1. 1 2 3 Будде Е. Ф. «О говорахъ Тульской и Орловской губернiй. Материалы, исследования и словарь.» — Санкт-Петербург. 1904. (М., Директ-Медиа, 2014. — С. 154. — ISBN 978-5-4460-0605-2)
  2. 1 2 3 4 5 Волков Ф. К. Материалы по этнографии России. Т.1. — Санкт-Петербург. 1910. — С. 496. (Глава: Могилянский Н. М. «Поездка в центральную Россию для собирания этнографических колекций». [стр. 1 — 19]) — этнографические исследования Н. М. Могилянского некоторых (в т. ч. и Новосильского) уездов Тульской губернии
  3. Глаголев Н. В. «Сказки, сказания и предания Новосильского края» — рукопись, 1926. (Тульская универсальная научная библиотека)
  4. 1 2 Неделин В. М. Древние города земли Орловской. XII-XVIII века. История. Архитектура. Жизнь и быт. — Орёл. 2012 — ISBN 978-5-87295-280-0
  5. Корнева В. И. Град на Острожной горе. — Орёл: Труд, 2008. — ISBN 5-89436-140-0.
  6. Майоров А. А. История Орловская. Славянская история с древних времён до конца XVII века. — Орёл. 2013 — ISBN 978-5-9708-0381-3
  7. Кеппен П. И. Города и селения Тульской губернии в 1857 году. Приходские списки Тульской епархии. — С.- Петербург. 1858
  8. Малицкий П. И. Приходы и церкви Тульской епархии : извлечение из церковно-приходских летописей. — Тула. 1895
  9. «Экономические примечания к планам дач генерального и специального межевания Новосильского уезда Тульской губернии». 1904. РГАДА. (Планы дач. Опись 534, часть 2)

Ссылки

  • Этнос. Субэтнос.
  • [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/index.htm Серия «Народы и культуры». Русские.]
  • [www.list-org.com/company/7548482 Станичное казачье общество города Новосиль]

Отрывок, характеризующий Новосильские казаки

Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.