Новоалександрийский институт сельского хозяйства и лесоводства

Новоалександрийский институт сельского хозяйства и лесоводства (Ново-Александрия, совр. Пулавы) — одно из первых в Европе и России высших сельскохозяйственных учебных заведений.

История

Основан как институт-«агрономия» в 1816 в предместье Варшавы Маримонте (ныне территория Жолибожа — района Варшавы).

В 1840 году к институту была присоединена Варшавская лесная школа, после чего учебное заведение получило наименование института сельского хозяйства и лесоводства.

В 1860-х годах институт был переведён в Новоалександрию (Пулавы, польск. Puławy, Люблинская губерния), где в 1869 году его разместили в бывшем дворце Чарторыйских. В 1892 году благодаря ходатайствам директора института профессора В. В. Докучаева получил права, уравнивавшие институт с другими университетами России.

В 1891 г. В.В. Докучаев разрабатывает вопросы сельскохозяйственного образования в России при Министерстве народного просвещения и Департаменте земледелия. Через год он уже командирован в Новую Александрию для реформирования и управления первым в России Институтом сельского хозяйства и лесоводства, в качестве директора. В Институте он проработал всего 3 учебных года, но совершил там научную и административную революцию. Именно эта изнурительная борьба с бюрократией подорвала его силы и привела к нервному истощению.

При институте имелся один из лучших в России и Европе музеев сельского хозяйства, а также 3 лаборатории, 20 кабинетов, ветеринарная клиника, метеорологическая станция, опытные фермы (молочная и три растениеводческих), оранжереи, лесные питомники, библиотека, читальня (ок. 200 период. изд.).

С началом Первой мировой войны в 1914 году институт был эвакуирован в Харьков. В 1921 году восстановлен как Харьковский сельскохозяйственный институт (ныне Харьковский национальный аграрный университет) имени В. В. Докучаева.

В 1916 году на базе оставшихся в Новоалександрии подразделений института был создан Научно-исследовательский институт сельского хозяйства, просуществовавший до 1951 года, когда он вошёл в состав различных институтов Академии наук Польской народной республики.

Директора института

• Докучаев, Василий Васильевич (1892—1895)
• Потылицын, Алексей Лаврентьевич (1895—1900)
• Беляев, Владимир Иванович (1901—1902)
• Будрин, Петр Васильевич (1902—1905), вынужден был оставить пост директора за нежелание исключить студентов, принявших участие в революционном студенческом движении.
• Скворцов, Александр Иванович (1905—1907)
• Саноцкий, Антон Степанович (1907—1911)
• Калугин, Иван Иванович (1911—1914)
• Алов, Александр Алексеевич (1915—1919)

Источники информации

• [bse.sci-lib.com/article082161.html Новоалександрийский институт сельского хозяйства и лесоводства// Большая Советская энциклопедия]
• [web1.law.edu.ru/book/book.asp?bookID=1249084 Записки Ново-Александрийского института сельского хозяйства и лесоводства. Год первый, 1876.]
• [civil-uniform.narod.ru/edication/Inst-les_selo_Nova_Alex/index.htm Форма профессоров и студентов Новоалександрийского института сельского хозяйства и лесоводства в 1892—1914 годах]
• «Культурно-просветительная элита России XVIII—XIX вв. как двигатель прогресса агрономии вообще и опытничества в животноводстве». Вергунов Виктор Анатольевич
• Вейнберг Л. Б. Ново-Александрия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [historiaiung.pulawy.pl/Biogramy.php Биографии преподавателей Новоалександрийского института]
• Fleszarowa R. Wybitni rosyjscy badacze Ziemi na wyższych uczelniach Królestwa Kongresowego w końcu XIX i początkach XX wieku // Wiadomości Muzeum Ziemi. 1952. T. 6. N 2. 412-423. Рез. На рус. и фр. (Выдающиеся русские почвоведы в высших учебных заведениях Царства Польского в конце 19 и начале 20 века)

Ссылки

• HISTORIA OŚRODKA NAUK ROLNICZYCH W PUŁAWACH [historiaiung.pulawy.pl/]
• [chuguev.com.ua/rayonka/13635 ЧУГУЕВСКИЙ ИНСТИТУТ: НЕСБЫВШАЯСЯ МЕЧТА] // Артем Левченко, «Красная звезда»

Отрывок, характеризующий Новоалександрийский институт сельского хозяйства и лесоводства

– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.