Новый год в Молдавии

Новый год в Молдавии — один из государственных праздников республики Молдова. Отмечается 1 января каждого года, празднуется в ночь с 31 декабря на 1 января по григорианскому календарю. Дата празднования Нового Года, равно как и традиции, связанные с ним, претерпели существенные изменения за последние столетия. Также, за последние полвека Новый Год превратился в самый широкомасштабный и популярный праздник в стране. Новый год традиционно отмечается в семейном кругу, хотя народные гулянья происходят как до, так и после его наступления.

История

Впервые 1 января как дата празднования Нового Года была установлена Петром Великим и распространилась на Бессарабию (современную Молдавию) в 1812 г. В этот период истории Молдавии самым главным праздником всех православных Российской империи, включая молдаван, оставалось православное Рождество. В ХIХ веке в фольклоре восточных славян, помимо традиционного Деда Мороза, появляется также и образ Снегурочки (Снежевиночки), связанный с празднованием Нового Года. Эти образы перешли в молавский фольклор и получили свои названия в молдавском языке: Мош Крэчун (Дед Мороз) и Фата де Зэпадэ (Снегурочка), ставшие персонажами детских утренников. Как правило, злая Баба Яга (Баба Хырка) пытается помешать наступлению праздника, но в конечном её планы терпят поражение.

Советский период

В 1920—1940 годах, во время унии с Румынией, основным праздником в Молдавии было католическое Рождество. В 1940—1947 годах НГ не имел статуса официального праздника. В 1947 году, власти СССР включили Новый Год в список официальных праздников страны. С распространением светских взглядов, Новый Год начал стремительно набирать популярность и быстро оттеснил различные виды Рождества как главный государственный праздник людей всех религиозных и нерелигиозных мировоззрений в СССР и МССР. Большинство современных новогодних традиций Молдавии утвердились именно в этот период и они зачастую идентичны традициям празднования Нового Года в России и на Украине. В Молдавии, также как и в странах Балтии, существует своя особенность встречи Нового года. Она состоит в том, что жители республики до сих пор продолжают отмечать его приход два раза — первый раз по московскому времени в 22:00, а второй раз по местному 24:00. Это связано с тем, что страна долгое время находилась в Московском часовом поясе и многие привыкли встречать Новый год именно с боем московских курантов. Hародные гулянья происходят на площадях крупных городов, где устанавливают ёлки и наряжают улицы. В Кишинёве самым нарядным является проспект Стефана Великого.

Молдавские традиции

Собственно молдавской является традиция вставлять в выпечку маленькие бумажки с пожеланиями на Новый Год. Люди едят эти новогодние пироги (плацинды), достают бумажки и узнают что ждет их в новом году.

Сельская местность

Поскольку Молдавия является преимущественно сельской страной, сельские новогодние традиции сохраняются до наших дней. Так на стол в деревнях накрывают двенадцать национальных блюд (по числу месяцев), а в центре помещают коливо (кутья) и калач. В сельской местности также сохраняется обычай принимать в новогоднюю ночь поздравления от ряженых, которые ходят от дома к дому. Поход ряженых возглавляет переодетый в костюм козла мужчина, олицетворяющий нечистую силу, о приближении которой извещают звенящие в колокольчики спутники.

Отрывок, характеризующий Новый год в Молдавии

– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.