Новый кафедральный собор (Выборг)

Лютеранский собор
Новый кафедральный собор Viipurin tuomiokirkko
Страна	Российская Империя
Город	Выборг
Конфессия	Лютеранство
Тип здания	Собор
Архитектурный стиль	Неоготика
Автор проекта	Эдуард Диппель
Строительство	1889—1893 годы
Состояние	разрушен

Новый кафедральный собор (фин. Viipurin tuomiokirkko) — с 1893 года по 1940 год — главная лютеранская церковь Выборга, ныне не сохранившаяся. В 1925 году получила статус кафедрального собора Выборгской епархии.

История

В Выборге действовали две лютеранские общины: шведско-немецкая (собор Петра и Павла) и финская (церковь сельского прихода, бывший собор доминиканского монастыря). Так как во второй половине XIX века церковь сельского прихода уже не могла вместить всех прихожан финской общины, было принято решение о строительстве нового, большего по размерам здания. Архитектурный конкурс выиграл выборгский архитектор Эдуард Диппель. Строительство нового кирпичного здания в неоготическом стиле началось в 1889 году, а 3 декабря 1893 года церковь была освящена. Участок напротив заняла резиденция губернатора, по соседству расположился Выборгский почтамт. Так сформировался новый городской центр.

Здание получило большие повреждения во время Советско-финской войны (1939—1940) и Великой Отечественной войны. После войны ленинградская комиссия по охране памятников отнесла недействующий собор к списку ценных архитектурных объектов, однако восстановлен он не был. Сегодня сохранился цоколь здания с подземной частью, превращённый в клумбу, расположенную вдоль фасада городского главпочтамта. Центр средокрестия собора отмечен декоративным вазоном. Перед фасадом собора в 1908-1940 годах находился памятник Микаэлю Агриколе (в настоящее время его копия размещена у собора Петра и Павла), а у южной стены собора в 1921-1940 годах размещался памятник белофиннам (с 1993 года установлена мемориальная плита).

Описание

Здание имело три ориентированных с востока на запад нефа, ближе к алтарю пересекавшихся трансептом. Западный фасад украшала высокая колокольня, по бокам от которой находились две небольшие ступенчатые башни.

Своды церкви были расписаны Лаури Вялке, алтарное изображение было создано Пеккой Халоненом, резная кафедра была работы Ханнеса Аутере. В 1895 году для храма был изготовлен большой орган на 45 регистров. Этот инструмент заменили в 1929—1930 гг. ещё более крупным органом фирмы «Братья Ригер» (Gebrüder Rieger) в Силезии. Инструмент имел 76 регистров, 4 ручных клавиатуры, педаль, более 4500 труб и относился к числу крупнейших в Северной Европе. Всего здание собора вмещало до 1800 прихожан.

Ссылки

• [www.cc.jyu.fi/~rpvalta/siirtosrk/luteri.htm#tuomiokirkko Kuva Viipurin tuomiokirkosta]
• [www.viipuri2000.vbg.ru/hautaniemi/ov_set25l.jpg Ilmakuva]
• [ristikivi.spb.ru/albums/viipuri-tuomiokirkko.html Новый кафедральный собор Выборга // Ристикиви: Карельский перешеек — история и культура]
• [www.viipuri2000.vbg.ru/lankinen/m3.jpg Viipurin tuomiokirkko Viipurin pienoismallissa (lauantai 2.9.1939)]
• [koti.phnet.fi/pantsar/Tuomiokirkko.jpg Kuva Viipurin tuomiokirkon paikasta nykyään]
• [www.virtuaaliviipuri.tamk.fi/katsele.php?id=Evankelisluterilainen_tuomiokirkko Viipurin tuomiokirkko 3D-mallinnuksena VirtuaaliViipurin sivuilla]

Отрывок, характеризующий Новый кафедральный собор (Выборг)

– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.