Новый роман

«Новый роман» (фр. Le nouveau roman) или «антироман» — название литературного направления во французской прозе, сложившегося в конце 1940-х — начале 1960-х годов и противопоставившего свои произведения социально-критическому, с разветвленным сюжетом и множеством персонажей, роману бальзаковского типа, который было принято считать одной из стержневых традиций французской литературы. Бальзаку «новые романисты» противопоставили Флобера, Кафку, Вирджинию Вулф, «Чуму» Альбера Камю, «Тошноту» Сартра. Камю и Сартр поддерживали «новых романистов», Сартр использовал для их характеристики термин «антироман» (предисловие к роману Н. Саррот «Портрет неизвестного», 1947).

Само выражение «новый роман» впервые употребил критик Эмиль Анрио (газета «Монд», 22 мая 1957) в рецензии на только что появившиеся романы «Ревность» Алена Роб-Грийе и «Тропизмы» Натали Саррот. Кроме перечисленных, к данному литературному направлению причисляют Мишеля Бютора, Маргерит Дюрас, Робера Пенже, Жана Рикарду, Клода Симона. Определяющими для самопонимания приверженцев «нового романа» выступили такие тексты-манифесты, как эссе Натали Саррот «Эра подозрения» (1956) и сборник статей Алена Роб-Грийе 1956—1963 годов «За новый роман» (1963). Важной вехой в становлении новой школы стал авторитетный симпозиум «Новый роман: вчера и сегодня» в городке Серизи-ла-Салль (1971).

См. также

• Антироман
• Шозизм

Литература

• Саррот Н. Эра подозрения // Писатели Франции о литературе. М.: Прогресс, 1978
• Зонина Л. Тропы времени: Заметки об исканиях французских романистов (60—70 гг.). М., 1984
• Зверев А. М. «Новый роман» // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: Интелвак, 2001, с. 665—666

Ссылки

• Маруся Климова. [www.mitin.com/people/klimova/sarrau.shtml Интервью с Натали Саррот]
• [www.site-magister.com/nouvrom.htm (фр.)]
• [www.hku.hk/french/dcmScreen/lang3035/lang3035_nouveau_roman.htm] (фр.)
• [aix1.uottawa.ca/~cmilat/biblio-rg/critique-nouveauroman.html Библиография]

Отрывок, характеризующий Новый роман

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.