Ногайско-калмыцкая война

Ногайско-калмыцкая война — вооружённый конфликт XVII века между Калмыцким ханством и Ногайской Ордой за гегемонию в евразийских степях северного Прикаспия.

Ход войны

• 1625 — вторжение калмыков во главе с хошутовским тайшой Байбагасом на Яик против ногайцев Каная.
• 1628—1630 — вторжение калмыков под предводительством Хоурлюка в междуречье Волги и Яика — самый центр Ногайской Орды. Калмыки закрепляются в Башкирии.
• 1633—1634 — калмыки под предводительством Хоурлюка от берегов Иртыша напали на Большую Ногайскую орду и разгромили её. Часть ногайцев - джембулуки( иначе - эмбулуки, то есть проживавшие на реке Эмбе), Хатай - Кипчаки, Малибаши и Джетысаны(Эдисаны) были включены в состав Калмыцкого ханства и составляли его отдельные улусы,, часть была вынуждена перебраться на западный берег Волги и кочевать с Малой Ногайской ордой.

В труде русского этнографа и дипломата Бакунина В.М."«Описание калмыцких народов, а особливо из них торгоутского, и поступков их ханов и владельцев» об этом говорится следующее: "В 1630 году торгоутской главной владелец, имянуемой Хорлюк, имея у себя шесть сынов и подданных своих улусных калмык пятдесят тысяч кибиток, за ссорою с хошоутскими и с зенгорскими калмыками, от Алак-Ула откочевал к реке Волге и идучи завоевал за рекою Эмбою татар, джембуйлук (Ногайцы, кочевавшие по берегам роки Эмбы, на калмыцком языке называвшейся Джем, получили название Джембулуков или Эмбулуков) имянуемых. А пришед к Волге, покорил себя Большого и Малого Нагая татар же, называемых Катай Капчак, Мали Баш и Джетысан."

• 1644 — Кавказский поход калмыков: гибель Хоурлюка в Кабарде
• 1670 — калмыки (дербетовские улусы) закрепляются в Сальских степях, где Дон становится западной границей их кочевий.
• 1670 - Во время калмыцких междоусобных войн, часть ногайцев воспользовавшись беспорядками в Калмыцком ханстве, откочевала на Терек, однако Аюка хан вернул их (своих подданых ногайцев) на Волгу, а Малую Ногайскую Орду оставил кочевать на Тереке. Вот что об этом говорит Бакунин В.М. " ...В ту ж калмыцкую войну 1670 года у их подданных нагайцов учинилось междоусобие и был бой у Джетысан с Большим и Малым нагаем, и тогда Малого нагаю Ямгурчей мурза с детьми своими и с улусными людьми, захватя астраханских юртовских татар (Татары, обитавшиеся на территории Астраханской губ., разделялись на юртовских, живших оседло, и Кундровских татар, некогда кочевых, а позднее живших в нижней части Ахтубы) Мурзу Бека Оллашева с сыном его и с племянники и с улусными людьми, отошел в степь к реке Терку. 1671 года он Ямгурчей мурза с Малым и с Большим нагаем и сообщись с городскими черкесы и с крымцами, в феврале месяце приходили к Волге и нападали близь Астрахани на Джетысанских татар и через целый день продолжая с ними бой, отвели их с собой на Кубань под крымскую власть, причем захватили несколько и астраханских юртовских татар. 1672 года торгоутской владелец Аюка по разбитии хошоутова владельца, Аблая, собрав все свои калмыцкие войска, ходил на оных своих бывших подданных татар и Малой нагай, принял по прежнему в свое подданство с таким договором, чтоб им платить ему с каждой семьи в год по кумачю.А Большой нагай и джетысан бывших тогда при вершинах реки Кубани, держал в атаке с два месяца и забрал по прежнему к себе на Волгу и в то время выше писанной Малой нагай оставил кочевать на том же месте близь Кабарды при реке Терке...."

• 1721 - Бакунин В.М. "...С 1721 года он же губернатор Волынской всеми мерами у хана Аюки и у сына его Чакдоржапа домогался, чтобы, тогда бывшие в их калмыцком владении, нагайцы Джетысаны и Джембуилуки все были раскосованы врознь и по калмыцким улусам, но к тому сперва не склонен Аюкин сын Чакдоржап для того что ими владел и с них подать брал он один, да он же из них на Мурзинской дочери, имянуемой Хандаза, был и женат, а потом воспрепятствовало тому междоусобие калмыцких владельцов..."

19 февраля 1722 года владевший ногаями вышепомянутый старший сын Аюки хана - Чакдоржап умер. Он имел 9 разных жен из которых: 8-я была вышеупомянутая дочь ногайского мурзы - Хандаза, а 9-я жена была со слов Бакунина В.М. " ... вдова, бывшая жена российского подданного, жившего на реке Терке, недалеко от казачьего Щедрина городка, Брагунского владельца Кучюка, к которой Чакдоржап приезжал только по зимам." (то есть, вдова владельца аула Брагуны Кучюка)

Значение

В результате войны Ногайская Орда была разгромлена, ногайцы, частью были включены в состав Калмыцкого ханства, а частью бежали в пределы крымских владений в Приазовье или присоединились к казахам, а калмыки расселились на широкой территории от Дона до Эмбы. Конфликт не имел религиозной подоплёки, несмотря на то, что ногайцы были мусульманами-суннитами, а калмыки — буддистами (традиция гэлуг), так как ногайцы (джембулуки, хатай-кипчаки, малибаши, эдисаны и пр.) находившиеся в составе Калмыцкого ханства, воевали в составе калмыцкого войска не только против исповедовавших ислам Крымского ханства, племен Поволжья, Северного Кавказа и киргиз-кайсацких (казахских) орд (жузов), но и против своих бывших соплеменников из Малой Ногайской Орды. Кроме того, как вышеуказано калмыцкие ханы не только женились на дочерях ногайских мурз, заключая таким образом династические браки, но и несмотря на дипломатическое давление губернатора Астрахани Волынского А.П., всячески сопротивлялись "раскасованию"(то есть дисперсному расселению и ассимиляции) ногайцев, так как брали с них подати (налоги) и использовали их в своих войнах, тем самым уравняв их в правах с калмыками. Однако, косвенным образом, одним из следствий этой войны стало распространение буддизма и ослабление натиска позиций ислама в степях Восточной Европы.

Примечания

• БАКУНИН В. «Описание калмыцких народов, а особливо из них торгоутского, и поступков их ханов и владельцев». www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVIII/1760-1780/Bakunin.../text11.htm

Отрывок, характеризующий Ногайско-калмыцкая война

В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.