Нога (фильм)

Нога
Жанр	драма военный фильм мистика
Режиссёр	Никита Тягунов
Автор сценария	Надежда Кожушаная
В главных ролях	Иван Охлобыстин Пётр Мамонов Иван Захава Наталья Петрова
Оператор	Сергей Любченко
Композитор	Олег Каравайчук
Кинокомпания	Студия 12А
Длительность	89 мин.
Страна	СССР СССР
Год	1991
IMDb	ID 0309922
Выход фильма «Нога»

К:Фильмы 1991 года

«Нога́» — советский фильм Никиты Тягунова 1991 года о последствиях афганской войны. В основу сценария лег одноимённый рассказ Уильяма Фолкнера, интерпретированный драматургом Надеждой Кожушаной, музыка Олега Каравайчука. В главной роли Иван Охлобыстин под псевдонимом Иван Чужой. В роли его брата Пётр Мамонов.

Сюжет

Валера Мартынов по кличке Мартын, вместе со своим другом, Рыжим, прямо со студенческой скамьи попадают на службу в Таджикистан, в учебный полк. За провокации на политзанятиях они получают приказ зарыть столб с табличкой на отдаленной дороге. По пути Мартын и Рыжий дурачатся (поют текст «Божественной комедии» Данте на мотив военного марша). Рядом располагается дом, где живут местные: красавица Камилла и её брат, который приглашает ребят на обед. Между Мартыном и Камиллой возникает напряжение, нерв - влюбленность.
В Афганистане Мартын с группой бойцов едет на БМП - посередине дороги они видят деревянный ящик. Мартын выясняет у ребят, с кем ушёл сегодня Рыжий, никто не знает. Рыжий всегда стрелял не по противнику, а в воздух. На ящике Мартын видит надпись «бакшиш шурави» (подарок советским солдатам), в таких ящиках «дарили» расчлененные тела советских солдат. Мартын видит Рыжего. Сгоряча (хитростью захватив БМП) Мартын мстит, разрушая мирный кишлак и сам горит в БМП. Группа солдат догоняет, его вытаскивают. В госпитале Мартыну ампутируют ногу.

После войны и госпиталя Мартын становится другим человеком. В нём нет больше зла, но нет и прошлого обаяния. И теперь ему кажется, что его Нога материализовалась, она жива, она стала убийцей. Он просит призрака Рыжего, который постоянно является ему, найти Ногу, убить и похоронить её. Мартын завидует Рыжему потому, что прежде чем умереть, тот никого не убил. Выйдя из госпиталя, получив экспериментальный протез, Мартын поселяется в первом попавшемся на слух городе. К нему приезжает навестить его старший брат, который видит, как изменился младший, стал калекой во всех смыслах. После их встречи у брата случается истерика.

Тем временем оказалось, что Камилла убита, и в её вещах найдена фотография Мартына, с наглым взглядом и пошлой подписью. Жители рассказывают, что слышали характерный смех Мартына недалеко от места, где она была убита. Мартына привлекают к следствию, но у него есть алиби - в то время он лежал в госпитале. Брат Камиллы находит Мартына и пытается отомстить ему, от ножа Мартына спасает только протез, о который брат спотыкается. Мартын убедился для себя в том, что Нога — его двойник, действительно жива, потому что она творит зло. Мартын собирается и уезжает из города, возвращается в Таджикистан, на место, где жила и была убита Камилла. В финале фильма он встречается со своим двойником, воплощением зла, один на один.

Авторы

Съёмочная группа

• Сценарист: Надежда Кожушаная
• Режиссёр: Никита Тягунов
• Оператор: Сергей Любченко
• Композитор: Олег Каравайчук
• Продюсер: Александр Михайлов
• Директор: Ренат Давлетьяров
• Художники: Николай Сахаров, Владимир Ерофеев

В ролях

Актёр	Роль
Иван Охлобыстин (под псевдонимом Иван Чужой)	Валерий Мартынов (Мартын), двойник Мартына Валерий Мартынов (Мартын), двойник Мартына
Пётр Мамонов	Николай, брат Мартына Николай, брат Мартына
Иван Захава	Рыжий Рыжий
Наталья Петрова	Камилла Камилла
Фархад Махмудов	Брат Камиллы Брат Камиллы
Людмила Ларионова	соседка тетя Люда соседка тетя Люда
Шерали Абдулкайсов	следователь следователь
Оксана Мысина	сотрудница Анжелика сотрудница Анжелика
Елена Гольянова, Наталья Каширина, Надежда Кожушаная	медсестры в госпитале медсестры в госпитале

История создания

Написание сценария

Молодой режиссёр-дебютант Никита Тягунов задумал экранизировать рассказ «Нога» американского писателя Уильяма Фолкнера и предложил эту идею кино драматургу Надежде Кожушаной. В процессе обсуждения материала создатели фильма пришли к выводу, что идею Фолкнера необходимо положить на конкретную тему, и это должна быть русская тема, и персонажи с определенным менталитетом. Речь пойдет о любой бессмысленной, неправедной войне. Начинали думать про 1917 год в России, но позже решили брать более близкий к настоящему времени материал. Так возникла тема афганской войны.

Материал этой войны был знаком Надежде Кожушаной по рассказам её друга, писателя Сергея Рядченко, который как-то раз, когда они вместе учились на Высших курсах сценаристов и режиссёров, выбрал её в буквальном смысле для исповеди, и рассказал ей многое о своем участии в этой войне. В начале 1980-х годов эта тема была не подлежащей разглашению. Помня его боль, Надежда согласилась заниматься афганской темой.

В процессе работы выяснилось, что написанного материала хватает на полнометражный фильм, а не фильм-дебют, как первоначально задумывал Никита Тягунов. Совершенно случайно заявка на фильм попала к Александру Александрову, главному редактору Центра кино и телевидения для детей и юношества Ролана Быкова. Прочитав заявку, Быков тут же решил: «Никаких дебютов — это моя картина». Производство фильма было запущено на его студии 12А.

В процессе написания сценария создатели фильма узнавали большое количество фактов о войне. Консультантами были рядовые солдаты.

Подбор актёров

На роль главного героя, Мартына, было попробовано уже около восьмидесяти человек. На роль друга Мартына, Рыжего, подобрали актёра Ивана Захаву, с характерным профилем — орлиным носом. Эту особенность решено было обыграть в самом начале фильма, в эпизоде, где друзей во дворе дома на улице стригут девушки. Мартына зовут уходить — он отвечает: «Сейчас, только Рыжему нос подрежу!»

Главный герой картины все ещё не появлялся. Тогда оператор-постановщик Сергей Любченко позвал на пробы своего соседа по общежитию ВГИКа, учащегося тогда на режиссёрском факультете Ивана Охлобыстина, так объяснив задачу: «Нужно сыграть демона соцреализма». К тому времени Иван снял уже два короткометражных фильма, получил призы. Появившегося неожиданно на пробах, его назвали чудом и утвердили, так как он показал себя яркой личностью, с нестандартным мышлением.

После этого появилась проблема с ролью брата Мартына, так как партнера для Ивана было подобрать практически невозможно. Никита Тягунов предложил эту роль своему другу Петру Мамонову.

Съёмки

Съёмки фильма проходили в Крыму и в Рыбинске, долго и сложно. Был момент в процессе, когда картина была под угрозой закрытия. Но Ролан Быков волевым решением назначил директором картины молодого амбициозного Рената Давлетьярова. Ренату было тогда двадцать пять лет, это была его первая картина. До сих пор он считает эти съёмки самыми сложными в своей карьере. Тогда ему удалось возобновить процесс съемок, и довести его до конца.
В процессе создания картины Иван Охлобыстин многое придумывал сам для развития своей роли. Например, деталь — склад одинаковых желтых рубашек в чемодане у Мартына, и многое другое. Иван Охлобыстин:

Режиссёр Никита Тягунов был интеллигентным мягким человеком. На съемках он подходил ко мне и тихо говорил: «Ванечка, мне бы хотелось, чтобы сейчас люди почувствовали, что тебе дико одиноко в этой странной ситуации...» — потом раз тридцать извинялся за свою просьбу и уходил к режиссёрскому креслу...

Художественные особенности

В картине отсутствуют боевые сцены, атмосфера и главная мысль переданы другими способами. Изменившейся внутренний мир человека, прошедшего через войну, показан через его отношения с внешним миром. Главный герой находится непосредственно на войне лишь небольшую часть фильма. Но боль героя, изменение его сознания и образа жизни, показанные после, точнее и глубже отражают идею абсурда любой неправедной войны, и войны в принципе.
В фильме отсутствуют так называемая «чернуха», натурализм и эпатаж. Красота природы военных мест, куда возвращается Мартын в финале фильма, уже изменившийся, хромающий на протезе и с палочкой, одетый торжественно в костюм — подчеркивает ценность и красоту жизни, усиливает ощущение надломленности души главного героя. Неслучайно его проход по горам под вальс Олега Каравайчука на место убийства Камиллы, место, где он первый раз её увидел и влюбился, место, где живёт его двойник — зло, которое ушло из него с отрезанной ногой, показан так длинно и намеренно красиво.

Музыка

Олег Каравайчук, композитор, сыграл для фильма в новой интерпретации уже сочинённый им ранее «Вальс Екатерины Великой с фаворитами». Этот же вальс звучал также позднее в документальном фильме о Николае II. Композитор утверждал, что для главного героя картины, одноногого, необходим именно вальс. И убеждал в этом режиссёра Никиту Тягунова, часами наигрывая ему вальс по телефону (хотя расслышать что-то было довольно сложно). Композитор оказался прав — вальс раскрывает внутреннее состояние героя.
В процессе переосмысления музыки к фильму композитор предъявил директору и звукооператору длинный список необходимых ему шумов, которые он потом использовал в процессе записи: от звуков горящей мечети до шороха гремучей змеи, ползущей по песку. Директор картины Ренат Давлетьяров упрощал некоторые запросы, без ведома композитора. Например, было представлено звучание не каких-то конкретных сверчков, по причине их особого ни с чем не сравнимого звучания, а просто запись сверчков, которую удалось достать.

Факты о фильме и его создании

• Главной ценностью картины создатели посчитали безоговорочное принятие её самими ветеранами афганской войны.
• На кинофестивалях звучало мнение о том, что это «лучший антивоенный фильм мира».
• Стихотворение, которое в финале фильма читает герой Ивана Охлобыстина, написал друг Надежды Кожушаной писатель Сергей Рядченко, прошедший афганскую войну.

Чайка села на волну, и волна её качала. Мне б вернуться на войну, чтоб на сердце полегчало.

Посмотрев фильм, он спросил Надежду: «Какое право ты имеешь чувствовать так же?»

• В сценах в госпитале участвовали настоящие солдаты. Один без обеих ног, двое без правых. В титрах к фильму было сказано «консультанты: рядовые». Цензурой это было запрещено и убрано из титров.
• На афганской войне существовало много извращенных способов убийства советских солдат моджахедами. Для постановки сцены убийства Рыжего, друга главного героя, нужно было выбрать один. Никита Тягунов узнал пять вариантов, и рассказал их Надежде Кожушаной, которая выбрала для фильма наименее жестокий.
• В телеверсии фильма обычно бывает заглушён звук во время монолога брата Мартына в поезде, в исполнении Пётра Мамонова, а также текст частушки, которую солдаты поют в госпитале, несмотря на то, что оригинальный текст содержит в каждом случае только по одному нецензурному слову, а монолог Мамонова по замыслу является ключевым моментом фильма.
• В картине было большое количество дебютов, причём в основных позициях: режиссёр-постановщик, оператор-постановщик, актёр — исполнитель главной роли, директор картины.

Цитаты от авторов фильма

• Никита Тягунов об Охлобыстине и Мамонове:

  «Ваня сразу объявил: «Никита, я не актёр, я — чудовище». В этом я имел удовольствие убедиться: во время съемок это счастьице объявило меня идиотом, а после просмотра заявило, что я поколебал его эстетические устои. Надежда звала его „божественная обезьяна“. В нём такое количество энергии, совершенно фантастической и не всегда направленной в нужную сторону, что удивительно, как он до сих пор сидит в кресле, а не на шкафу или не бегает по потолку… Найти ему партнера — проблема. Только поэтому маленькую роль брата я рискнул предложить очень занятому Пете Мамонову, с которым дружен. Петя ответил, что материал совершенно не его, но если мне нужно, он сыграет. Действительно, безумная история безумно далека от Мамонова, несмотря на его безумный облик. Зато столкнулись две индивидуапьности, яркие, да еще нерассчитанно — вдруг! — похожие».

• Надежда Кожушаная из статьи «Я — пас»:

  «Мы с Никитой Тягуновым влезли по уши в Афганистан. Мы — познали. Поверьте, это знание не даёт силы. Это знание — разрушает.» «Снимать Афганистан как войну — это преступление.»

• Иван Охлобыстин, Экран, 1992 г.:

  «В принципе с самого начала было понятно, что здесь нужно. Война делает людей искренними, а я знаком с такими людьми. Петя Мамонов тоже искренний, сейчас это очень редко в людях. Меня в фильме как бы четыре человека, все Искренние: студент в шиллеровской шляпе, искренний солдат, демон соцреализма и последний — САМА ИСКРЕННОСТЬ. САМА ИСКРЕННОСТЬ — самая кайфовая. Картина поколебала моё представление о реальности — я думал, ничего не получится».

• Иван Охлобыстин, Москва 24, 01.11.2012

«Удалось выявить самое главное. То тоскливое чувство душевной недостаточности, которое свойственно людям, прошедшим тяжёлыми военными стезями. Ко мне подходили служащие ранее в Афганистане солдаты, я не скажу, что они были интеллектуалы, потому что фильм-то все-таки серьезный, умный, но тем не менее, они почувствовали сердцем, что это о том. Нам удалось достичь этого чувства, которое испытывают люди, вернувшиеся с войны.»

Кинокритика

Наталья Ртищева, кинокритик, «Экран», №4, 1992 г.:

Понимаю, что отношусь к фильму «Нога» пристрастно, но я совершенно убеждена, что это картина гениальная. Эта иррациональная, с моментами леденящего натурализма история имеет глубокий и простой смысл. Это фильм-покаяние, искупление вины перед поколением, у которого война отняла душу. Выжившие, они остались на той войне. Авторы вернули нам её фантомные боли. Они сумели почувствовать то, что чувствовали мальчики в афганских госпиталях, потому что пропустили их фантомные боли через собственную кровь. Не знаю, как удалось им наполнить экран этой болью. Какими красками неактёр Иван Чужой (он закончил режиссёрский курс во ВГИКе) нарисовал почти психиатрический портрет московского мальчика, изуродованного, расстроенного войной. Для меня вообще многое в этом фильме осталось за чертой необъяснимого. Наверное, такое случается, когда кино начинает им быть. Кино отчаянного мужества, искренности и нежности. Травмирующее, мучительное, но разве приглашение посетить ад сулит радость?

В. Козлов, кандидат искусствоведения, из статьи «Неизвестное кино молодых»:

Фильм «Нога» режиссёра Н. Тягунова, на мой взгляд, один из самых значительных среди многих интересных лент молодых кинематографистов. ... Редкая, но какая продуктивная инвестиция американской культуры в российскую. Однако драматургия фильма достаточно оригинальна, чтобы говорить об экранизации. Это самостоятельная трактовка современной трагедии мальчиков, побывавших в мирные годы на войне. Фильм смотреть тоже трудно. Вообще, смотреть нерепертуарные ленты, — значит, быть в сотворчестве с авторами.

Киновед Ирина Шилова. [www.novayagazeta.ru/data/2006/08/31.html Просмотрены и забыты]. Новая газета (06.02.2006). Проверено 22 июня 2009. [www.webcitation.org/65nPUmgTu Архивировано из первоисточника 28 февраля 2012].

С первых же секунд, еще на титрах, возникло странное физическое ощущение: словно бы тебя берут в полон, выдернув из реальных обстоятельств, а захватив, заставляют пережить то мгновения счастья, то ужаса, то душевного паралича, когда, как во сне, ты бессилен что-либо совершить по своей воле. Потрясение, испытанное после просмотра, сохраняется по сегодня. И хоть Надя Кожушаная ярилась после просмотра — ведь это было её детище, а своё сценарист всегда видит чуть (или совсем) иначе, чем режиссёр, пожалуй, единственный раз я увидела художников одной крови. И быть может, продлись их сотрудничество, они успели бы сказать людям еще много доброго и много горькой правды. И не впадало бы наше кино то в морок «чернухи», то в экстаз утешительства или развлекательности, а поспевало бы оставаться частью культуры, всегда озабоченной судьбой человека.

Андрей Плахов, кинокритик и киновед, [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=949 Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. III. СПб, “Сеанс”, 2001]

Точность каждого режиссёрского движения в хрупком и нервном пространстве — все свидетельствовало о том, что Н. Тягунов предчувствовал: Нога — фильм первый и фильм последний. И никакому "Варраве", о котором он мечтал, не бывать. Но и в нем самом, и в его фильме, и в том, что именно он сделал этот фильм, был совершенно ясный Божий промысел. Ни один из "настоящих" режиссёров такого задания свыше не сподобился.

Кирилл Разлогов, киновед, [www.youtube.com/watch?v=LwRlrpVA71g/ интервью о творчестве Кожушаной]:

«Картина-легенда, картина-открытие. Открытие тематики, конфликтов нового времени. Безусловно, памятник и режиссёру, сценаристу и актеру. Картина уникальная».

Призы и награды

• 1991 г. — МКФ фильмов для молодежи в Потсдаме, главный приз (Никита Тягунов)
• Лауреат и призёр фестивалей в Финляндии и Испании
• Спец-приз на фестивалях в Киеве и Москве
• Спец-приз в Карловых Варах
• 1991 г. — КФ «Молодость», дебют (Иван Охлобыстин)
• 1992 г. — КФ «Кинотавр», приз за лучшую мужскую роль в конкурсе «Фильмы для избранных» (Иван Охлобыстин)
• 1992 г. — КФ «Дебют» в Москве, приз «За высокое художественное мастерство и любовь к кино» (Никита Тягунов)
• 1992 г. — Премия «Золотой Овен» в номинации «Открытие года», с формулировкой «За постоянство высокого художественного уровня» (Надежда Кожушаная)
• 1993 г. — Статья «Я — пас» Надежды Кожушаной, о фильме и об афганской войне, в журнале Искусство кино, 1993, № 5, была названа лучшей публикацией номера.

Публикации

• Сценарий фильма «Нога» — Книга: Надежда Кожушаная «ПРОРВА и другие киносценирии», Санкт-Петербург, 2007 год, издательства «СЕАНС» и «АМФОРА», серия «Библиотека кинодраматурга».
• Статья «Я — пас» Надежды Кожушаной, о фильме и об афганской войне, там же (книга «ПРОРВА и другие киносценирии»), а также в журнале «Искусство кино», 1993, № 5.
• Статья Надежды Кожушаной «Про Ванечку» (об Иване Охлобыстине), Журнал «Экран» № 4, 1992 год.

Ссылки

• [ruskino.ru/mov/5477 Информация на сайте ruskino.ru]
• [bookworm-e-library.blogspot.com/2008/12/nadezhda-kozhushanaya-noga-leg.html Надежда Кожушаная. «Нога». Киносценарий] (Из книги «Надежда Кожушаная. Прорва и другие киносценарии», СПб.: Сеанс, Амфора. 2007)
• [cinemotions.blogspot.com/2009/10/nadezhda-kozhushanaya-count-me-out.html Надежда Кожушаная. «Я — пас!»] (Из книги «Надежда Кожушаная. Прорва и другие киносценарии». СПб.: Сеанс, Амфора. 2007)
• [www.m24.ru/videos/4892 Иван Охлобыстин о фильме «Нога», Москва 24]
• [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=2&e_movie_id=4155 Фильм на сайте Энциклопедия отечественного кино]
• [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=2&e_movie_id=4155 Тексты кинокритиков Игоря Манцова, Андрея Плахова, Нины Циркун. Н. Кожушаная «Я — пас!», Н. Тягунов, И. Охлобыстин «Жизнь Ноги»]
• Ирина Шилова. [www.novayagazeta.ru/data/2006/08/31.html Просмотрены и забыты]. Новая газета (06.02.2006). Проверено 22 июня 2009. [www.webcitation.org/65nPUmgTu Архивировано из первоисточника 28 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Нога (фильм)

– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера: