Ноги Марэсукэ

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ноги, Марэсукэ»)
Перейти к: навигация, поиск
Ноги Марэсукэ
乃木 希典<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
3-й Генерал-губернатор Тайваня
14 октября 1896 года — 26 февраля 1898 года
Предшественник: Кацура Таро
Преемник: Кодама Гэнтаро
 
Рождение: 1 ноября 1849(1849-11-01)
Эдо
Смерть: 13 сентября 1912(1912-09-13) (62 года)
Токио
 
Военная служба
Годы службы: 18711908
Принадлежность: Японская империя
Род войск: Императорская армия Японии
Звание: генерал
Сражения: Японо-китайская война
Русско-японская война
 
Награды:

Ноги Марэсукэ (яп. 乃木 希典?, 1 ноября 1849, Эдо, — 13 сентября 1912, Токио) — генерал Японской империи и третий генерал-губернатор Тайваня.





Биография

Начало жизни

Ноги родился в семье самурая. В 1869 году он поступил на службу в армию, в 1871 году получил звание майора. Сражался против повстанцев, возглавляемых Сайго Такамори, был произведён в подполковники. В одном из тяжелых боёв Ноги потерял знамя 14-го пехотного полка. Этот позор преследовал его всю жизнь, и в дальнейшем он назвал его одной из причин своего последующего самоубийства.

27 августа 1876 года Ноги женился на Сидзуко, дочери самурая Юдзи Садано, которой тогда было 20 лет. 28 августа 1877 года родился их первый сын Кацунори, и Ноги купил дом в Токио. В 1878 году он был повышен до полковника. В 1879 году родился его второй сын. В 1879 году Ноги вместе с Сороку Каваками посетил Германию для изучения европейской стратегии и тактики.

Японо-китайская война

Во время первой Японо-китайской войны Ноги в звании генерал-майора командовал первой пехотной бригадой, которая в один день взяла Порт-Артур. На следующий год он получил звание генерал-лейтенанта и командовал второй пехотной бригадой, которая должна была захватить Тайвань. Ноги оставался с оккупационными силами на Тайване до 1898 года. В 1899 году он был отозван в Японию и назначен командующим недавно сформированной 11-й пехотной бригадой.

После войны Ноги был пожалован титул дансяку (барона) и он был награждён орденом Золотого коршуна 1-й степени. Ноги был назначен генерал-губернатором Тайваня и занимал этот пост с 14 октября 1896 года до февраля 1898 года. На Тайвань он приехал со всей семьёй и там от малярии умерла его мать. После этого Ноги принял меры по улучшению здравоохранения на острове. В 1900 году Ноги вышел в отставку.

Русско-японская война

В 1904 году с началом Русско-японской войны Ноги вернулся на военную службу. Он был назначен командующим 3-й армией, численностью 90 тысяч человек, сформированной японцами для осады Порт-Артура. Ещё до прибытия Ноги в Маньчжурию в первых сражениях войны погиб его старший сын, служивший в японской 2-й армии. Штурм Порт-Артура провалился, и началась знаменитая осада Порт-Артура, продолжавшаяся до 2 января 1905 года и стоившая японской армии больших потерь, в числе которых был и второй сын Ноги. Из-за того, что Ноги не смог быстро взять Порт-Артур, и растущих потерь его хотели отстранить от командования. Однако Ноги спасло личное вмешательство императора Мэйдзи.

После падения Порт-Артура Ноги стал национальным героем Японии. Он командовал 3-й армией в Мукденском сражении.

После окончания войны Ноги доложил о своих действиях лично императору. Во время объяснения деталей осады Порт-Артура он сорвался и заплакал, прося прощения за 56 000 жизней, потерянных им во время осады, и попросил разрешения совершить ритуальное самоубийство, сэппуку, чтобы искупить вину. Император ответил ему, что тот действовал согласно императорским приказам и не должен совершать сэппуку, по крайней мере, пока жив сам император.

После войны

После войны Ноги был пожалован графский титул и Орден Восходящего солнца 1-й степени. В 19081912 годах Ноги руководил элитарной школой для детей высшей аристократии и был воспитателем будущего императора Хирохито. Ноги потратил большую часть своего личного состояния на больницы для раненых на войне и памятники павшим солдатам. Также он был одним из основателей скаутского движения в Японии.

Самоубийство

После смерти императора Мэйдзи Ноги, посчитав себя свободным от слова, данного императору, совершил сэппуку вместе с женой. Ноги почитался как святой государственной синтоистской церкви, существует синтоистский храм в его честь.

Образ генерала Ноги в кинематографе

Напишите отзыв о статье "Ноги Марэсукэ"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ноги Марэсукэ

– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.