Нойманн, Эрих

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эрих Нойманн
Erich Neumann
Дата рождения:

21 января 1905(1905-01-21)

Место рождения:

Берлин, Германская империя

Дата смерти:

5 ноября 1960(1960-11-05) (55 лет)

Место смерти:

Тель-Авив, Израиль

Страна:

Израиль

Научная сфера:

психология, аналитическая психология, филология, культурология, религиоведение

Место работы:

Президент Израильской ассоциации аналитической психологии

Э́рих Но́йманн (ивр.אריך נוימן‏‎; 23 января 1905, Берлин — 5 ноября 1960, Тель-Авив) — психолог, писатель и один из самых одарённых учеников Карла Юнга. Он получил степень PhD в Берлинском университете в 1927 г. Позже переехал в Тель-Авив. Многие годы он часто возвращался в Цюрих, (Швейцария), чтобы читать лекции в Институте К. Г. Юнга. Также он часто читал лекции в Англии, Франции и Голландии, а также был членом Международной ассоциации аналитической психологии и президентом Израильской ассоциации аналитической психологии. Он практиковал аналитическую психологию в Тель-Авиве с 1934 г. вплоть до смерти в 1960 г.





Вклад

Вклад Эриха Нойманна в психологию развития и психологию сознания и творчества огромен. Нойманн был сторонником теоретического и философского подхода к анализу, тогда как в Англии и Соединенных Штатах практиковался более клинический подход. Из его ценных вкладов можно отметить эмпирическую концепцию «центроверсии», синтеза экстра- и интроверсии и теорию развития феминного, изложенную в книге «Великая Мать». Его работы также проливают свет на то, как мифология посредством истории обнажает аспекты развития сознания, которые повторяются в индивидуальном сознании и обществе в целом.

Работы

Его наиболее известными работами являются «Великая Мать» и «Происхождение и развитие сознания». Другая работа, «Глубинная психология и новая этика» посвящена человеческой разрушительности и тому, как человеческий разум относится к собственной тени. Некоторые современные исследователи находят влияние идей Ф.М. Достоевского на психологические концепции Э.Нойманна.[1].

Нойманн позже развивает свои исследования феминных архетипов в книгах «Искусство и творческое бессознательное», «Страх феминного» и «Любовь и Душа».

Цитаты

Как свидетельствует множество исторических примеров, каждая форма фанатизма, каждая догма и каждый тип компульсивной односторонности в конечном счете гибнет из-за тех элементов, которые она вытеснила, подавила или игнорировала. — Эрих Нойманн, "Глубинная психология и новая этика"[2]

Тень, конфликтующая с общепринятыми ценностями, не воспринимается как негативная часть психики индивида и поэтому проецируется, то есть переносится на внешний мир и воспринимается как внешний объект. Вместо того, чтобы рассматривать тень как «свою внутреннюю проблему», с тенью сражаются, её порицают и истребляют как «внешнего врага». — Эрих Нойманн, "Глубинная психология и новая этика"

Напишите отзыв о статье "Нойманн, Эрих"

Примечания

  1. Лесевицкий А.В. Метафизика "новой и старой этики" в творчестве Ф.М. Достоевского и психоанализе Э. Нойманна // Гуманитарные научные исследования. – Январь 2014. - № 1. www.fedordostoevsky.ru/research/literary/013
  2. Э. Нойманн, "Глубинная психология и новая этика", Азбука-Классика, 2009, ISBN 978-5-395-00231-0

Ссылки

Эрих Нойманн на русском:

  • [castalia.ru/posledovateli-yunga-perevody/731-erih-noymann-velikaya-mat-glava-pervaya-struktura-arhetipa.html Великая мать]
  • [castalia.ru/posledovateli-yunga-perevody/1451-erih-noymann-kommentarii-k-erosu-i-psihei-chast-1.html Комментарии к Эросу и Психее]
  • Meier-Seethaler, C (Oct. 1982). «The child: Erich Neumann's contribution to the psychopathology of child development». The Journal of analytical psychology 27 (4): 357-79. ISSN [worldcat.org/issn/0021-8774 0021-8774]. PMID 6754672.
  • Neumann, Erich. Depth Psychology and a New Ethic. Shambhala; Reprint edition (1990). ISBN 0-87773-571-9.
  • Ortíz-Osés, Andrés. La Diosa madre. Trotta; (1996). ISBN 84-8164-099-9
  • Neumann, Erich. The Child. English Translation by Ralph Manheim, C.G. Jung Foundation for Analytical Psychology, Inc.; Hodder and Stoughton (1973). ISBN 0-340-16516-2.

Отрывок, характеризующий Нойманн, Эрих

– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.