Нойман, Карл Иоганн Генрих

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Иоганн Генрих Нойман
нем. Karl Johann Heinrich Neumann
Род деятельности:

историк, географ, археолог

Дата рождения:

27 декабря 1823(1823-12-27)

Место рождения:

Кёнигсберг

Подданство:

Дата смерти:

29 июня 1880(1880-06-29) (56 лет)

Место смерти:

Вроцлав

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Карл Иоганн Генрих Нойман (нем. Karl Johann Heinrich Neumann; 27 декабря 1823, Кенигсберг — 29 июня 1880, Бреслау — немецкий историк, географ и археолог, профессор, доктор исторических наук.



Биография

Карл Иоганн Генрих Нойман родился в семье пекаря. После окончания школы, решил стать учителем и с 1842 изучал историю в Кёнигсбергском университете (Альбертина) под руководством профессоров В. Друмана и Ф. В. Шуберта.

В 1846 окончил университет. Крайняя нужда первоначально не позволила ему заняться академической карьерой. Для получения средств к существованию Нейман стал учителем в богатых семьях.

Революция 1848—1849 годов в Германии вовлекла его в политическую борьбу. К. Нейманн стал сотрудничать с рядом газет, выпускать листовки с решительным протестом против радикальной демократии. Его активность, с которой он выступал в газетных статьях была замечена лидерами конституционной партии.

В 1851 он переехал в Берлин и стал одним руководителей редакции газеты Hartung’schen Zeitung zu Königsberg, а затем редакции газеты конституционалистов в Берлине. Его политическая деятельность закончилась двумя судебными процессами в 1852 после вмешательства принца Прусского.

К. Нейманн решил заняться научной деятельности и продолжить работу, начатую в университете в области исследования греческих поселений на Понте. В том же 1852 он опубликовал в журнале статью «de rebus Olbiopolitanorum», на основе которой подготовил диссертацию — Die Hellenen im Skythenlande (Эллины в Скифии) и в 1855 в Кенигсберге получил докторскую степень.

В своей работе впервые уделил особое внимание учету характера южных русских степей и кочевому образу жизни его древних жителей, рассмотрел сложные вопросы расового характера скифов, их взаимоотношений с обитателями греческих колоний на негостеприимном Понте. Публикация была положительно встречена не только в научном мире, но и в кругу образованных людей, чье внимание было в то время обращено на северные окраины Чёрного моря.

В 1860 он был назначен адъюнкт-профессором в университете Бреслау, где читал лекции по географии и древней историей. Занимался археологическими раскопками.

Умер в 1880 от эмфиземы.

Избранные научные труды

Многие труды изданы после смерти автора:

  • Эллины в Скифии. Их роль в древней географии, этнографии и истории торговли / Die Hellenen im Skythenlande. Ein Beitrag zur alten Geographie, Ethnographie und Handelsgeschichte
  • Физическая география Греции… / Physikalische Geographie von Griechenland : mit besonderer Rücksicht auf das Alterthum (1885)
  • История Рима во времени упадка Республики / Geschichte Roms während des Verfalls der Republik (1881—1884)
  • Период Пунических войн / Das Zeitalter der punischen Kriege (1883)
  • Греческие писатели историки и исторические источники двенадцатого века: исследования, Анна Комнина… /Griechische geschichtsschreiber und geschichtsquellen im zwölften jahrhundert : studien zu Anna Comnena, Theod. Prodromus, Joh. Cinnamus (1888)
  • Исторический журнал / Zeitschrift
  • Римское государство и единая церковь до Диоклетиана / Der römische Staat und die allgemeine Kirche bis auf Diocletian
  • Глобальные позиции Византийской империи… / Die Weltstellung des byzantinischen Reiches vor den Kreuzzügen (1959)

Напишите отзыв о статье "Нойман, Карл Иоганн Генрих"

Ссылки

  • [www.deutsche-biographie.de/sfz71510.html Neumann, Karl] (нем.)

Отрывок, характеризующий Нойман, Карл Иоганн Генрих

– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.