Нокс, Джон

Джон Нокс
John Knox
Род деятельности:	шотландский религиозный реформатор
Дата рождения:	ок. 1510
Место рождения:	Хаддингтон, Лотиан, Шотландия
Подданство:	Шотландия
Дата смерти:	24 ноября 1572(1572-11-24)
Место смерти:	Эдинбург, Шотландия
Отец:	Уильям Нокс
Мать:	в девичестве Синклер
Супруга:	Марджори Бове, Маргарет Стюарт
Дети:	Натаниэль, Элезар, Марта, Маргарет, Элизабет

Джон Нокс (англ. John Knox; ок. 1510—24 ноября 1572 г.) — крупнейший шотландский религиозный реформатор XVI века, заложивший основы пресвитерианской церкви.

Молодые годы

Джон Нокс родился в семье небогатых дворян в пригороде Хаддингтона в Лотиане. Там же получил и начальное школьное образование. В 1522 году поступил в университет Глазго, а в 1531 году – в университет Сэнт-Эндрюс, где обучался у знаменитого теолога Джона Мэйджера. Помимо основного обучения, Нокс заинтересовался исследованием истории Священного Писания. Он знал греческий и иврит, что помогало ему в исследовании религиозных текстов, а также изучал труды первых христианских философов: Августина и Иеронима. В начале 1540-х гг. он был рукоположен в сан католического священника и начал службу в одной из приходских церквей Лотиана.

Под влиянием проповедей Джорджа Уишарта в 1545 г. Нокс перешел в протестантство. Он очень сблизился с Уишартом и сопровождал его в поездках по стране. Однако в конце 1545 г. Уишарт был арестован сторонниками кардинала Битона и вскоре казнен. В отместку за смерть Уишарта радикальные протестанты захватили замок Сент-Эндрюс и казнили кардинала. Нокс прибыл в Сент-Эндрюс и здесь началась его карьера в качестве протестантского проповедника.

В конце 1547 г. Сент-Эндрюсский замок был взят штурмом французским экспедиционным корпусом, организаторы убийства кардинала, а вместе с ним и Джон Нокс были схвачены и отправлены во Францию отбывать наказание на галерах. Полуторогодовая служба на галерах подорвала здоровье проповедника, но не изменила его взгляды. Рассказывают, что когда французы попросили Нокса поцеловать изображение Девы Марии, стремясь заставить его отречься от протестантства, он выбросил его в море со словами «пусть Дева Мария сама спасет себя, она достаточно легка и научится плавать».

Джон Нокс в Англии, Швейцарии и Франции

В 1549 г. Нокс получил свободу и отправился в Англию, где в это время активно осуществлялись протестантские реформы короля Эдуарда VI, заложившие фундаментальные принципы англиканской церкви. Нокс продолжил работу проповедника, причем независимо от официальной церковной организации. В это время его уже не удовлетворяла епископальная система, сохранившаяся в англиканстве, Нокс все более склонялся в сторону радикального кальвинизма, отрицающего особое священство епископов.

После смерти Эдуарда VI в 1553 г. на английский престол вступила католичка Мария I Тюдор. Это вызвало эмиграцию английских протестантов на континент. Нокс уехал в Швейцарию, где поселился в Женеве, европейском центре кальвинизма. Периодически он также посещал Шотландию. Во время этих поездок ему удалось обратить в протестантство большое число шотландских горожан и дворян, а также таких влиятельных аристократов, как граф Аргайл, лорд Лорн и лорд Джеймс Стюарт. Все более отдаляясь от умеренного англиканизма, Нокс в период проживания в Женеве активно работает над проблемой предопределения и публикует памфлет «Трубный глас против чудовищного правления женщин» (англ. The First Blast of the Trumpet Against the Monstrous Regiment of Women), в котором он выступил с идеей о вредоносности женщин-правительниц государств (адресовано прежде всего современным ему королевам Англии и Шотландии), где Нокс писал:

"Ставить женщину на любой руководящий пост над любой областью, нацией, городом, отвратительно, противоестественно, богохульно, это наиболее всего противоречит Божьей воле и здравому порядку, и в конечном счете извращает хороший порядок, все добро и справедливость."

В 1557 г. Нокс переехал в Дьеп, Франция, где он встретил известия о смерти Марии Тюдор и вступлении на престол Елизаветы I. В Англии вновь сложились благоприятные возможности для развития протестантства, однако королева Елизавета I не желала допускать в свои владения автора «Трубного гласа». Узнав об отказе королевы от выдачи ему разрешения на возвращение в Англию, Нокс заявил, что «Англия, отказываясь от меня, отказывается от друга», и 2 мая 1559 г. прибыл в Шотландию.

Протестантская революция

11 мая 1559 г. проповедь Джона Нокса в церкви св. Иоанна в Перте против католического идолопоклонства и незаконности правления регента Шотландии Марии де Гиз вызвала восстание горожан, которое быстро перекинулось на другие области Шотландии и вскоре переросло в протестантскую революцию. К восставшим присоединились крупные шотландские бароны (Аргайл, лорд Джеймс Стюарт, позднее – Шателеро и Хантли), была сформирована армия, которая захватила Эдинбург. По инициативе Нокса восставшие обратились за помощью к Англии, в страну были введены английские войска. Война между английской и французской армиями в Шотландии завершилась 6 июля 1560 г. Эдинбургским миром и эвакуацией иностранных войск из страны. Смерть 11 июня 1560 г. Марии де Гиз означала победу революции.

Парламент Шотландии под влиянием Джона Нокса провозгласил в конце 1560 г. запрещение католической доктрины и обрядов, принял протестантский символ веры и утвердил «Книгу дисциплины» о порядке протестантского богослужения. Таким образом протестантство было утверждено в качестве государственной религии Шотландии. Началось формирование новой церковной организации с опорой на приходские церкви и системой «супреинтендантов», призванных заменить епископальное устройство (полностью не реализовано). Именно в этот период Нокс начал работу над своим фундаментальным трудом «История Реформации», который благодаря вложенной в него реформаторской страсти на протяжении нескольких веков оставался одной из наиболее влиятельных работ по протестантству.

Джон Нокс и Мария Стюарт

Возвращение в 1561 г. в Шотландию королевы Марии Стюарт было враждебно встречено Джоном Ноксом. Группирующиеся вокруг него радикальные протестанты потребовали брака королевы с одним из своих лидеров, Джеймсом Гамильтоном. Отказ Марии спровоцировал восстание радикальных протестантов, которое однако было быстро подавлено правительством. Нокс неоднократно встречался с королевой, но так и не нашел с ней общего языка. Радикализм Нокса оттолкнул от него часть его бывших сторонников, не готовых признать провозглашенную реформатором доктрину права нации на свержение законного монарха.

Тем не менее на протяжении всего правления Марии Стюарт (1561—1567) Джон Нокс оставался самым непримиримым противником королевы. Он постоянно возбуждал прихожан против католических богослужений при дворе, считая Марию агентом папской власти и идолопоклонницей. Джон Нокс вообще был резко против женского правления, которое, к его неудовольствию, раскинулось к тому времени на пол Европы (в Шотландии правила Мария Стюарт, сменившая свою мать, в Англии Мария Тюдор, а после Елизавета I, во Франции Екатерина Медичи, в Нидерландах Мария Венгерская (Австрийская), в Наварре Жанна д'Альбре, в Португалии Екатерина Австрийская). Отношения Нокса и королевы хорошо иллюстрирует тот факт, что реформатор с восторгом принял сообщение о заговоре против Марии Стюарт и убийстве Риччо, за что был вынужден покинуть Эдинбург, где со времен революции занимал пост священника церкви Св. Жиля, и укрыться в Англии.

Среди шотландских пресвитериан было популярным сравнение взаимоотношений Джона Нокса и королевы Марии с противостоянием библейского пророка Илии царице Иезавели.

Последний период жизни

Вернулся Джон Нокс в Шотландию незадолго до свержения Марии Стюарт в 1567 г. Именно ему поручили организацию богослужения во время коронации сына королевы, годовалого Якова VI. Новое правительство регента Морея, хотя и провозгласило курс на осуществления протестантских преобразований, однако, не нуждалось в радикализме Нокса. Поэтому самый влиятельный шотландский реформатор не занял достойного его места в новой системе власти, оставшись приходским священником церкви Св. Жиля. В 1570 г., когда Эдинбург захватили сторонники свергнутой Марии Стюарт, Джон Нокс был вынужден переехать в Сент-Эндрюс. В столицу он вернулся лишь в 1572 г., накануне своей смерти.

Джон Нокс, поражающий современников своим истовым религиозным чувством и неспособностью к компромиссам с совестью, стал для шотландцев почти пророком. Пресвитерианская церковь окончательно оформилась уже после смерти Нокса, в конце XVI века, однако именно он стал её отцом-основателем.

Потомком Нокса был президент США Джеймс Нокс Полк.

Литература

• Laing, David, ed. (1895), The Works of John Knox, Edinburgh: James Thin, 55 South Bridge , [worldcat.org/oclc/5437053&referer=brief_results OCLC 5437053].
• Melville, James (1829), Diary of James Melville, Edinburgh: Bannatyne Club , [worldcat.org/oclc/1697717&referer=brief_results OCLC 1697717].
• Guy, John (2004), My Heart is my Own: The Life of Mary Queen of Scots, London: Fourth Estate, ISBN 9781841157528 .
• Kingdon, Robert M. (1995), "Calvinism and resistance theory, 1550–1580", in Burns, J.H., The Cambridge History of Political Thought 1450–1700, Cambridge: Cambridge University Press, ISBN 0521477727 .
• MacGregor, Geddes (1957), The Thundering Scot, Philadelphia: The Westminster Press, OCLC [worldcat.org/oclc/740182 740182] .
• Marshall, Rosalind (2000), John Knox, Edinburgh: Birlinn, ISBN 9781841580913 .
• Reid, W. Stanford (1974), Trumpeter of God, New York: Charles Scribner's Sons, ISBN 0-684-13782-8 .
• Ridley, Jasper (1968), John Knox, Oxford: Clarendon Press, OCLC [worldcat.org/oclc/251907110 251907110] .
• Warnicke, Retha. M. (2006), Mary Queen of Scots, New York: Routledge, ISBN 0-415-29183-6 .

Ссылки

• Нокс, Джон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Нокс // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
• [www.gutenberg.org/browse/authors/k#a3121 Произведения Джона Нокса]

Отрывок, характеризующий Нокс, Джон

Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.