Ноллес, Роберт
| Роберт Ноллес | |
| Robert Knolles | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения |
графство Чешир |
| Дата смерти | |
| Принадлежность | |
| Сражения/войны | |
Сэр Роберт Ноллес (ок. 1325—1407) — английский солдат и военачальник времён Столетней Войны. Методы, применяемые Ноллесом, принесли ему славу великого воина, но так же грабителя и опустошителя — руины сожжённых зданий стали называть «Митры Нолли»[1]. Он стал одним из любимых персонажей Артура Конон Дойла, в хрониках "Белый отряд".
Биография
Известно, что Ноллес родился в графстве Чешир. Первые упоминания о Роберте Ноллесе относятся к середине XIV века: на тот момент он был капитаном над несколькими замками Бретани, в том числе Фугерэ, Гравэлль и Шато-Бланк. Также он был одним из англичан-героев Боя Тридцати в войне за бретонское наследство (1351 год), где и был захвачен в плен.
Следующее упоминание относится к его участию в шевоше (англ. Chevauchée) 1356 года, возглавляемого Генри Гросмонтом, 1-м герцогом Ланкастерским. Шевоше был нацелен на Нормандию, и был спланирован как диверсионная кампания, с целью привлечь на север армию короля Иоанна II Французского, и позволить Эдуарду Чёрному Принцу вступить в известную битву при Пуатье[2]. После этого Роберт Ноллес присоединился к армии Филлипа Наваррского, брата короля Карла II Наваррского, удерживавшего столицу в кампании 1358 года против дофина[3].
Осенью 1358 года Роберт Ноллес возглавил Большую Компанию из примерно 3000 англо-гасконцев в долине Луары, и создал гарнизоны в важнейших городах этой области, таких как Шато-Неф. Далее он взял Ниверне, который защищал для Маргариты Мальской известный наёмник Арно де Серволь[4]. В 1359 году Ноллес начинает осаду Осера, павшего спустя два месяца, 10 марта 1359 года. После взятия города Ноллеса посвящают в рыцари. Город был разграблен, и только выплата выкупа спасла Осер от полного разрушения.
В апреле 1359 года Ноллес возвращается в Шато-Неф, чтобы подготовиться к вторжению в долину Роны, совместно с Хью Калвели. Передовая база была расположена в Понт-дю-Шато на реке Алье, откуда и начался поход на Ле-Пюи-ан-Веле. Отряды Ноллеса и Калвели объединились для осады Ле-Пюи-ан-Веле, павшего в 1359 году. При попытке выйти к папскому городу Авиньону путь их войскам преградила армия Томаса де ла Марше, представителя Людовика II де Бурбон. Большинство английских командиров отступили, распустив свои отряды[2].
Ноллес вернулся в Бретань и участвовал во вторжении в графство Мэн (1360 год), вместе с Жаном V де Монфором осаждал Оре в июле 1364 года и присоединился к Чёрному Принцу в битве при Нахере в 1367 году[2].
В 1370 году Роберт Ноллес был пожалован землями и крупной суммой денег, чтобы он мог собрать армию для вторжения в Северную Францию. Ноллес высадился в Кале в августе 1370 года вместе с 6000 солдат, и предпринял глубокий рейд по французским землям, сжигая деревни в окрестностях Парижа. Однако, спровоцировать Карла V на вступление в сражение не удалось, и Ноллес направился к Гаскони, начав захват и укрепление замков в районе между реками Луар и Луара. Вместе с тем, подчинённые ему командиры, такие как сэр Джон Минстерворс, критиковали такое поведение, стремясь в бой. Когда стало известно о приближении французских войск под предводительством Бертрана Дюгеклена, Ноллес оставил свою армию, и вернулся в Бретань с небольшим кортежем. Оставленная же им армия была разбита и уничтожена в битве при Понт-Валлене 4 декабря 1370 года.
Сэр Ноллес провел зиму в своём замке Дерваль, в Бретани, а затем попытался эвакуировать своих людей и остатки присоединившихся к нему сил Минстерворса из порта Сен-Матье. Однако, из-за недостатка судов большая часть солдат осталась на берегу, где и была уничтожена французскими войсками под руководством Оливье де Клиссона. В 1372 году Королевский Совет признал сэра Роберта Ноллеса основным виновником произошедшего, лишил его дарованных ранее земель и взыскал 10000 марок[5].
Также Роберт Ноллес основал больницу Св. Троицы в Понтефракте и участвовал в подавлении восстания Уота Тайлера[2].
Герб Ноллеса украшает внешнюю башню замка Бодиам в Восточном Суссексе. Этот герб был объявлением о лояльности Ноллесу строителя замка, Эдварда Дэлингриджа (англ. Edward Dalyngrygge), служившего под его началом в Большой Кампании в Столетнюю Войну[6].
Напишите отзыв о статье "Ноллес, Роберт"
Примечания
- ↑ Thackray 2004, С. 9
- ↑ 1 2 3 4 Jones (2006)
- ↑ Barbara W. Tuchman, "A Distant Mirror, " chapter «Decapitated Fraqnce: The Bourgeois Rising and the Jacquerie»
- ↑ Barbara W. Tuchman, «A Distant Mirror», chapter «The Battle of Poitiers»
- ↑ Sumption 2009, pp. 84–93.
- ↑ Thackray 2004, С. 31
Список литературы
- [Anon.] (1911) «[www.1911encyclopedia.org/Knolles Knolles]», Encyclopaedia Britannica
- Bridges, J. S. C. (1908), "Two Cheshire soldiers of fortune of the XIV century: Sir Hugh Calveley and Sir Robert Knolles", Journal of the Architectural, Archaeological, and Historic Society for the County and City of Chester and North Wales: new ser., 14
- Jones, M. (2006) «[www.oxforddnb.com/view/article/15758 Knolles , Sir Robert (d. 1407)]», Oxford Dictionary of National Biography, Oxford University Press, online edn, accessed 5 Aug 2007 (subscription required)
- Sumption, Jonathan (2009), Divided Houses: The Hundred Years War. Volume III, University of Pennsylvania Press, ISBN 978-0812242232
- Thackray, David (2004), Bodiam Castle, The National Trust, ISBN 978-1-84359-090-3
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ноллес, Роберт
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
