Нольде, Борис Александрович

Борис Александрович Нольде
Дата рождения	27 июня 1885(1885-06-27)
Место рождения	усадьба Миндово Кинешемского уезда Костромской губернии, Российская империя
Дата смерти	24 мая 1936(1936-05-24) (50 лет)
Место смерти	Брюссель, Бельгия
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	флот
Годы службы	1902 – 1919
Звание	капитан 2-го ранга
Командовал	крейсером «Аскольд»
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России
Награды и премии
В отставке	в эмиграции (США, Бельгия)

Барон Бори́с Алекса́ндрович Но́льде (27 июня 1885, усадьба Миндово Кинешемского уезда Костромской губернии — 24 мая 1936, Брюссель) — капитан 2-го ранга (1917), полярный исследователь (открыл губу Нольде), офицер императорской яхты «Полярная Звезда» (1912—1914), командир крейсера «Аскольд» (1919).

Молодые годы

Отец — Александр Нольде (ум. 1919), детский писатель и переводчик.

Миндово — имение крупного вичугского фабриканта Петра Галактионовича Миндовского. Летом 1885 года в имении жила семья барона А. Нольде (предполагалось, что писатель будет заниматься с 7-летним сыном фабриканта Леонидом, но, по воспоминаниям Л. П. Миндовского, из этого «ничего не вышло» — причиной этому могло быть как раз рождение сына писателя).
Старший брат Бориса — барон Александр Александрович Нольде (1881 — после 1930) — стал крупнейшим специалистом льняной промышленности, до революции возглавлял Костромской комитет торговли и мануфактур, а после революции — «Льнотрест»; внёс огромный вклад в организацию и объединение льняной промышленности; арестован в 1930 году.

Окончил московскую гимназию.

В 1902—1905 учился в Морском кадетском корпусе. 21 февраля (6 марта) 1905 гардемарин барон Нольде окончил Морской корпус, произведён в чин мичмана.

Полярный исследователь

С 1909 по 12 марта 1912 участвовал в Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана (с целью изучения Северного морского пути с востока на запад) в качестве офицера (в звании лейтенанта) ледокола «Вайгач»:

• июль 1910 года — «Таймыр» и «Вайгач» (суда Гидрографической экспедиции) прибыли южным маршрутом во Владивосток;
• 17 августа 1910 — первый (неудачный) выход из Владивостока судов «Таймыр» и «Вайгач» на север.
• 20 октября 1910 — возвращение гидрографических судов «Таймыр» и «Вайгач» во Владивосток.
• 22 июля 1911 — второй выход из Владивостока гидрографических судов «Таймыр» и «Вайгач» в Северный Ледовитый океан. Суда дошли до устья реки Колымы, выполнив все работы по описи побережья. Во время этого похода Нольде открыл и исследовал в Восточно-Сибирском море бухту (в которую впадают реки Выйваам и Кэвеем), названную его именем ([maps.google.ru/maps?ie=UTF8&ll=69.814996,173.284607&spn=0.420792,1.757813&t=h&z=9 губа Нольде]).
• 15 октября 1911 — «Таймыр» и «Вайгач» вернулись во Владивосток.
• 12 марта 1912 — барон Нольде отозван в Петербург.

Во время нахождения лейтенанта Нольде во Владивостоке начальником штаба Приморского военного округа был генерал С. С. Саввич. Здесь и познакомился Нольде с дочерью генерала Тамарой, которая в дальнейшем стала его женой. Прерывание участия в экспедиции и отзыв в Петербург могло быть следствием их отношений.

На императорской яхте

• Апрель 1912 — август 1914 — в составе Гвардейского экипажа служит на Императорской яхте «Полярная Звезда».
• 15 июня — 1 сентября 1912 — участие в плавании по маршруту Кронштадт — Балтийский порт — Питконас — рейд Штандарт — Ревель — остров Борнхольм — Копенгаген.

Во время службы на «Полярной Звезде» барон Нольде близко познакомился с царской семьей и её ближайшим окружением. Наиболее тёплые отношения сложились с Фрейлиной Императрицы Марии Фёдоровны Зинаидой Георгиевной фон Менгден и Великой Княгиней Ольгой Александровной, о чём свидетельствует сохранившаяся переписка. Семь писем (датированы 7 декабря 1927 — 13 января 1929) Великой Княгини Ольги Александровны к барону Нольде рассказывают о её семье и жизни в эмиграции, увлечении собиранием марок, о рисовании, как основном источнике дохода семьи, о смерти Императрицы Марии Фёдоровны. Письма Ольги Александровны дополняет телеграмма Императрицы Марии Фёдоровны: «Барону Нольде. Очень благодарю Вас за любезное письмо мне. Всегда с удовольствием вспоминаю хорошие старые времена на „Полярной Звезде“. Мария».

Первая мировая война

• 23 июля 1914 — по решению императора Николая II Гвардейский экипаж отправился на сухопутный фронт в составе Гвардейского корпуса. К концу августа были сформированы 1-й и 2-й Отдельные батальоны Гвардейского экипажа.
• Август 1914 — лейтенант Нольде назначен начальником пулемётной роты 2-го батальона Гвардейского корпуса. 2-й гвардейский батальон отправился в Ковно для организации речной флотилии на Немане.
• 21 декабря 1914 — после начала холодов и окончания судоходства оба батальона соединились в Вышегроде. Действуя в составе Вышегродского отряда, гвардейские моряки заняли остров Януш-Кемпа, получив возможность просматривать немецкие позиции на правом берегу Вислы.
• 1915 год — дальнейшее участие в боевых действиях на Западном фронте в составе 2-го батальона Гвардейского экипажа.
• 6 декабря 1915 — барон Нольде получил звание старшего лейтенанта («за отличие»).
• Январь 1916 года — назначен старшим штурманским офицером крейсера «Варяг», совершил переход из Владивостока через Суэцкий канал в Александровск-на-Мурмане.

Старший штурман лейтенант Борис Александрович Нольде, храбрый офицер, отличный специалист, всегда находил время объяснить матросам устройство секстана, рассказать о способах определения местоположения корабля, морских течениях и их влиянии на цвет воды.

— Мельников Р. М. Крейсер «Варяг». – 1983.

Революция и Гражданская война

• 1917 — стал капитаном 2-го ранга.
• 1917—1918 — флаг-капитан по оперативной части штаба флотилии Северного Ледовитого океана.
• 1918—1919 — участвовал в Гражданской войне на Севере России.
• Осень 1918 — в Архангельске родился сын Алексей.

Алексей был крещён в Успенско-Боровской церкви, метрика была получена от власти пролетарской, а свидетельство о рождении, выписано двумя месяцами позже, уже при правительстве Северного края под руководством белого генерала Миллера.
Алексей Борисович Нольде долгие годы был предводителем Союза российских дворян в Бельгии. В 2003 году он передал документы семейного архива в Российскую национальную библиотеку в Санкт-Петербурге (фонд Б. А. Нольде) и в музей Архангельска.

• Январь 1919 — назначен начальником Штаба в Архангельске; смерть отца.
• Февраль 1919 — ходил на английском ледоколе в Мурманск.
• Май — июль 1919 — командир крейсера «Аскольд», который был захвачен англичанами.

В эмиграции

• Август 1919 года — эмигрировал, в Стокгольме принял православие (до этого был лютеранином).
• 13 мая — 28 августа 1922 — работал в Америке, в Нью-Йорке на пароходе «Orduna».
• Затем жил в Бельгии.
• 3 декабря 1925 — 12 декабря 1928 — работал в Бельгийском Конго в компании, занимающейся морскими грузовыми и пассажирскими перевозками.
• По окончании контракта с компанией в Бельгийском Конго вернулся в Брюссель и начал работать в газете «Русский еженедельник в Бельгии» (в частности, писал статьи про русский флот).
• К 1930 — член объединения Гвардейского Экипажа.

24 мая 1936 скончался в Брюсселе.

Награды

Кавалер орденов:

• Св. Станислава 3-й степени (1908),
• Св. Анны 3-й степени (25 марта 1912),
• Св. Станислава 2-й степени с мечами (3 ноября 1914),
• Св. Анны 4-й степени с надписью «за храбрость» (3 августа 1915).

Награждён медалями:

• Светло-бронзовой «В память 300-летия Царствования Дома Романовых» (1913),
• Светло-бронзовой «В память Гангутской победы» (1915).

Предоставлено право ношения Золотого Знака «В память окончания полного курса наук Морского Корпуса» (1910).

Иностранные награды:

• Шведский орден Вазы, Кавалерского Креста, 2-го класса (1912).

Из фонда Б. А. Нольде в РНБ

• Письма (7) Её Императорского Величества Великой Княгини Ольги Александровны (по мужу Куликовская) барону Б. А. Нольде. 07.12.1927-13.01.1929. Клампенборг (Дания). — ОР РНБ. Ф. 1401. Нольде Б. А. Ед. хр. 2. Л. 1.
• Нольде Б. А. Моя география. Подсчет километров за всю мою жизнь. 1885 — февр. 1928 г. — ОР РНБ. Ф. 1401. Нольде Б. А. Пост. № 2003—2273/8. Л. 20. (Нольде кратко описал все свои передвижения с указанием пройденного расстояния, начиная с года рождения до последних дней морской службы в Конго в 1928 году).

Отрывок, характеризующий Нольде, Борис Александрович

– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему: