Номиноэ

Номиноэ брет. Nevenoe, фр. Nominoë<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Граф Ванна
831 — 845
Предшественник:	Новое образование
Преемник:	Паскветен
Герцог Бретани
845 — 851
Предшественник:	Новое образование
Преемник:	Эриспоэ
Вероисповедание:	Христианство
Рождение:	приблизительно 800 Плумог, Бретань
Смерть:	7 марта 851(0851-03-07)
Дети:	сын: Эриспоэ дочь: имя не известно

Номиноэ (брет. Nevenoe, фр. Nominoë; ок. 800 — 7 марта 851) — правитель Бретани в 831—851 годах, основатель бретонской политической традиции, известный как «отец бретонской нации»; бретонский национальный герой. Именно при нём у населения Арморики появилось бретонское самосознание. Современные бретонские националисты присвоили ему титул Tad ar Vro — «Отец отечества».

Биография

Номиноэ и Людовик Благочестивый

Номиноэ происходил из знатной бретонской семьи Плумога. В 819 году (но может быть и в 831 году) император Людовик Благочестивый назначил его графом Ванна, в 831 году — своим эмиссаром в Бретани (в латинских документах должность его именовалась по-разному: «магистр Бретани», «губернант Бретани», просто «владетель Бретани»; впоследствии он стал именоваться «принцепсом» и «дуксом» и в историю вошёл как первый бретонский герцог). Номиноэ неукоснительно хранил лояльность императору вплоть до его смерти в 840 году.

Борьба против Карла Лысого

После смерти Людовика, Номиноэ первое время поддерживал в борьбе между внуками Карла Великого правившего Галлией Карла Лысого, но в 843 году, сочтя себя достаточно сильным, вступил против него в союз с императором Лотарем I, Пипином II Аквитанским и сторонником последних графом Нанта Ламбертом II, власть которого над Нантом Карл отказался признать. В том же году Номиноэ и Ламберт сразились с назначенным Карлом графом Нанта Рено Эрбожским при Мессаке: они попали в засаду, устроенную Рено, но в конце концов одержали полную победу. Рено был убит, после союзники взяли Нант при помощи норманнов, разграбив его. Фактически, восстание против Карла Лысого означало обретение Бретанью государственной самостоятельности; при этом, границы подвластных Номиноэ территорий продвинулись к Нанту, Ренну и Анже, очертив Бретань в размерах, существовавших в последующей истории. Номиноэ продолжил борьбу против Карла даже после октября 844 года, когда собор епископов в Ютце призвал прекратить междоусобную борьбу и союзники Номиноэ ему подчинились. Вторгшегося спустя год в его владения в Карла Лысого он разгромил в сражении при Баллоне (22 ноября 845 года). В следующем году между ним и Карлом было заключено соглашение, в связи с которым Номиноэ упоминается в источниках как «Dux», что даёт повод к предположению, что Карл признал Номиноэ герцогом Бретани за формальное признание последним своего вассалитета от Карла. Впрочем, это не помешало новым рейдам Номиноэ на территорию Карла.

Внутренняя политика

Номиноэ обратился к церковным делам, борясь за свою власть над бретонской церковью. В 849 году в местности Куатлух он провёл синод, который сместил пятерых епископов, назначенных франками, и заменил их креатурами Номиноэ. Известно, что как минимум двое из смещенных епископов были обвинены в симонии; впоследствии папы расценивали эти обвинения, как несправедливые и политические. Кроме того, Номиноэ вынужден был защищать Бретань от набегов норманнов, с которыми он вел войны в 844 и 847 годах. Впрочем, последняя кампания была неудачна: Номиноэ был разбит и сумел удалить норманнов только богатыми подарками.

Новая война против Карла и смерть

В 849 году Номиноэ, воспользовавшись походом Карла в Аквитанию, вновь вторгся в Нейстрию. Благодаря этому, Ламберт вернулся в Нант. В 850 году союзники вторглись в графство Мэн, в конце концов присоединённое к Бретани. В августе Карл появился с армией в Ренне, установил свой гарнизон в Нанте и назначил герцогом Нанта некоего Амальрика; немедленно после его ухода, Номиноэ и Ламберт уничтожили эти гарнизоны, захватили Амальрика и снесли стены Ренна и Нанта, чтобы они не могли служить опорой королевским силам. Номиноэ внезапно умер 7 марта 851 года в районе Вандома в разгаре нового широкомасштабного похода против франков. Он был похоронен в пользовавшемся его покровительством аббатстве Сен-Совер в Редоне.

Литература

• Бертинские анналы = Annales Bertiniani. 830—882. // MGH SS. — Т. I. — P. 419—515.
• Тейс Л. Наследие Каролингов. IX — X века / Перевод с французского Т. А. Чесноковой. — М.: «Скарабей», 1993. — Т. 2. — 272 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-043-6.
• Chédeville André, Guillotel Hubert. La Bretagne des saints et des rois Ve-Xe siècle. — Editions Ouest France, 1984. — 423 p. — ISBN 2858826137.
• Julia M. H. Smith. Province and Empire: Brittany and the Carolingians. — Cambridge: Cambridge University Press, 1992.

Ссылки

• [breizh.ru/history/01.htm История Бретани. Глава 1: Рождение нации]. Планета Бретань. Проверено 20 июля 2009. [www.webcitation.org/66U7CvtH8 Архивировано из первоисточника 28 марта 2012].
• [fmg.ac/Projects/MedLands/BRITTANY.htm#_Toc216697261 DUKES of BRITTANY 831-1213] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 20 июля 2009. [www.webcitation.org/65aPHwWyX Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Номиноэ

– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.