Номура, Тэцуя

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тэцуя Номура
野村 哲也
Род деятельности:

геймдизайнер, художник

Дата рождения:

8 октября 1970(1970-10-08) (53 года)

Место рождения:

Коти, Япония

Гражданство:

Япония Япония

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Тэцуя Номура (яп. 野村 哲也?, род. 8 октября 1970, Коти, Япония) — японский игровой дизайнер и художник. Наиболее известен по созданию персонажей для знаменитой игровой серии Final Fantasy компании Square Enix. В 2007 году в списке наиболее важнейших и значимых людей в игровой индустрии журналом Next Generation Magazine был поставлен на 7-е место[1].





Биография

Номура родился в префектуре Коти (остров Сикоку). В молодости работал в профессионально-техническом училище, рисовал изображения для информационных объявлений.

В начале 1990 года его наняла на работу компания Square (на данный момент Square Enix), где он сразу же приступил к отладке игры Final Fantasy IV и к созданию монстров для Final Fantasy V. Чуть позже ему доверили дизайн второстепенных персонажей в Final Fantasy VI. Рассветом карьеры Номуры можно считать 1995 год, когда его назначили на должность главного дизайнера персонажей Final Fantasy VII. Сменив на этом посту традиционного художника всех предыдущих частей серии Ёситаку Амано, Номура полностью поменял художественную стилистику и внешний вид героев. Игра получила много положительных отзывов и имела ошеломительный коммерческий успех, став одной из лучших игр когда-либо создававшихся для приставки PlayStation.[2] В следующей игре серии, Final Fantasy VIII, Номура вновь выступил в роли главного дизайнера персонажей, и вновь его работа была оценена по достоинству, что позволило художнику окончательно закрепиться в компании. После появления приставки PlayStation 2 создал персонажей для ещё трёх игр основной линейки: Final Fantasy X, Final Fantasy X-2 и Final Fantasy XI.

Кроме основной серии, Номура также принимал участие и в других проектах Square Enix. Например, в 1998 году он работал над такими известными играми как Parasite Eve и Brave Fencer Musashi. Приложил руку к дизайну персонажей игр Ehrgeiz (файтинг на основе серии Final Fantasy) и The World Ends with You (игра для карманной консоли Nintendo DS). Номура выступал в роли директора и дизайнера персонажей и в серии Kingdom Hearts: в первой игре Kingdom Hearts, в сиквеле для карманной консоли Game Boy Advance Kingdom Hearts: Chain of Memories и в сиквеле для PlayStation 2 Kingdom Hearts II.

Пришлось Номуре поработать и в кино, он заново перерисовывал персонажей седьмой части «последней фантазии» для фильма Final Fantasy VII: Advent Children, созданного на основе CGI-анимации. Помимо концептуальных рисунков он сочинил также некоторые тексты для саундтрека.

На данный момент Номура работает над проектами компиляции Fabula Nova Crystallis: Final Fantasy XIII. Во всех четырёх играх он является главным дизайнером персонажей, а в Final Fantasy XV ещё и режиссёром.

Участие в проектах

Напишите отзыв о статье "Номура, Тэцуя"

Примечания

  1. [www.edge-online.com/features/the-hot-100-game-developers-2007?page=0,10 Next Generation staff (2007-03-03). "The Hot 100 Game Developers of 2007] (англ.)
  2. [retro.ign.com/articles/870/870770p1.html IGN Presents: The History of Final Fantasy VII] (англ.)

Ссылки

  • Тэцуя Номура (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [flaregamer.com/b2article.php?p=81&more=1 Биография и работы Тэцуя Номуры]
  • [www.mobygames.com/developer/sheet/view/developerId,33342/ Тэцуя Номура] страница на MobyGames

Отрывок, характеризующий Номура, Тэцуя

Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.