Ноны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Но́ны (лат. Nonae, от nonus — девятый, то есть девятый день до Ид[1]) — определённый день, от которого происходил отсчёт внутри месяцев по древнеримскому календарю.





В Древнем Риме

В древнеримском календаре нонами назывались 7-й день марта, мая, июля, октября и 5-й день остальных месяцев. Ноны следовали за Календами, а после них шли Иды[2][3], тем самым дни нон служили для счёта дней внутри месяца. Так как месяцы у римлян не имели порядковой нумерации дней, то опорными для счёта дней считались три главных дня: Календы, Ноны и Иды[4]. Помимо этого, отсчёт дней шёл в обратном порядке (2 января — это четвёртый день до январских нон; 2 марта — шестой день до мартовских нон). В такой подсчёт включался как обозначаемый день, так и день, с которого начинался отсчёт[5]. Дни нон примерно совпадали с первой четвертью фазы Луны. Понтифики Древнего Рима каждый месяц в день нон делали объявления для населения о том, какие именно праздники будут в этот день отмечаться. Конкретно в февральские ноны ими провозглашалось также о дополнительных днях, которые могли быть вставлены в месяцы[6].

В средневековых странах

При реформировании римского календаря (46 год до н. э.) император Юлий Цезарь оставил прежний подсчёт дней от календ, нон и ид. В первые века нашей эры в Восточной Римской империи этот подсчёт ещё применялся, пока в течение VVII веков в Византии не был сменён на другой. В средневековой Руси этот подсчёт был известен. Имеется ряд источников, где упоминается отсчёт по календам[7]. Также существовало специальное руководство на древнерусском языке для понимания календарного отсчёта по календам, нонам и идам под названием «Великого книжника антиохийского о колядах, и о нонех, и о идех возглашение к некыим его другом…». В этом руководстве подробно идёт объяснение о календах, нонах и идах, а также приводится календарь на год[8][9]. В западных странах в течение средневековья древнеримский календарь ещё использовался, а в Прибалтике до XVI века. В одной договорной грамоте о мире между Новгородом и Норвегией под 1326 годом датировка проставлена с использованием нонской системы подсчёта: «за три дня до июньских нон»[10].

См. также

Напишите отзыв о статье "Ноны"

Примечания

  1. Каменцева Е. И. Русская хронология. — М.: Московский государственный историко-архивный институт, 1960. — С. 17.
  2. Селешников С. И. История календаря и хронология. — М.: Наука, 1970. — С. 62.
  3. Володомонов Н. В. Календарь: прошлое, настоящее, будущее. — М.: Наука, 1987. — С. 24.
  4. Ермолаев И. П. Историческая хронология. — Казань: Казанский университет, 1980. — С. 67.
  5. Бикерман Э. Хронология древнего мира: Ближний Восток и античность. — М.: Наука, 1975. — С. 38.
  6. Климишин И. А. Календарь и хронология. — М.: Наука, 1985. — С. 198.
  7. Щапов Я. Н. [dgve.csu.ru/download/VEDS_1978_full.djvu Древнеримский календарь на Руси] // Восточная Европа в древности и средневековье. — М.: Наука, 1978. — С. 336—341.
  8. Щапов Я. Н. [www.inslav.ru/images/stories/pdf/1967_Istochniki_i_istoriografija_srednevekovja.pdf Новый список кормчей Ефремовской редакции] // Источники и историография славянского средневековья. — М.: Наука, 1967. — С. 258—276.
  9. Щапов Я. Н. [dgve.csu.ru/download/VEDS_1978_full.djvu Древнеримский календарь на Руси] // Восточная Европа в древности и средневековье. — М.: Наука, 1978. — С. 342—343.
  10. Щапов Я. Н. [dgve.csu.ru/download/VEDS_1978_full.djvu Древнеримский календарь на Руси] // Восточная Европа в древности и средневековье. — М.: Наука, 1978. — С. 345.

Ссылки


Отрывок, характеризующий Ноны

– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.