Нораванк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монастырь
Монастырь Нораванк
Страна Армения
Город Ехегнадзор
Конфессия ААЦ
Автор проекта Момик
Дата основания 1205
Состояние удовлетворительное
Координаты: 39°41′02″ с. ш. 45°13′58″ в. д. / 39.6840611° с. ш. 45.2328722° в. д. / 39.6840611; 45.2328722 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.6840611&mlon=45.2328722&zoom=12 (O)] (Я)

Нораванк (арм.  Նորավանք, в переводе с армянского «новый монастырь») – монастырский комплекс, построенный в XIII—XIV веках[1] в 122 км от Еревана, на уступе узкого извилистого ущелья притока реки Арпа близ города Ехегнадзор. Ущелье славится отвесными красными скалами, возвышающимися за монастырем, на территории которого расположена двухэтажная церковь Сурб Аствацацин с узкими консольными лестницами. Монастырь иногда называют Амагу Нораванк, чтобы отличить его от монастыря Бхено Нораванк близ города Горис. Амагу — название небольшого селения, некогда возвышавшегося над ущельем. В XIII—XIV веках монастырь стал резиденцией епископов Сюника и, соответственно, крупным духовным, а затем и культурным центром Армении, тесно связанным со многими местными учебными заведениями — прежде всего, со знаменитым университетом и библиотекой Гладзор.

В 1996 году Нораванк рассматривался на включение в список Всемирного наследия ЮНЕСКО[2].





История

Нораванк был основан в 1205 году епископом Ованнесом, бывшим настоятелем монастыря в Ваганаванке. Монастырский комплекс включает в себя церковь Сурб Карапет (Святого Иоанна Крестителя), часовню Сурб Григор (Святого Григория) со сводчатым залом и церковь Сурб Аствацацин (Святой Богоматери). Нораванк был также резиденцией армянских князей Орбелянов. В конце XIII—начале XIV веков здесь трудились архитектор Сиранес и выдающийся скульптор и миниатюрист Момик. Крепостные монастырские стены были построены в XVII—XVIII веках.

Церковь Сурб Аствацацин

Наиболее величественная церковь Святой Богородицы (Сурб Аствацацин), также известная под названием Буртелашен – «построенная Буртелом» (в честь финансировавшего строительные работы князя Буртела Орбеляна), расположена под углом к церкви Св. Карапета и её притвору (гавиту), на юго-восточной стороне. Эта церковь, строительство которой завершилось в 1339 году[1], считается последним шедевром талантливого армянского скульптора и миниатюриста Момика. Возле церкви находится его небольшая и скромно украшенная усыпальница, датируемая тем же годом. В новейшее время вместо рухнувшей крыши была сооружена простая вальмовая четырехскатная крыша, но в 1997 году были отреставрированы барабан купола и конусообразная кровля в память о первоначальной славе храма, о которой свидетельствуют некоторые обветшалые фрагменты. На первом этаже были устроены искусно выполненные усыпальницы Буртела и его семьи. Узкие ступени с профилированными стыками, выступающие на западном фасаде, ведут на второй ярус – к входу в молельню. Над дверью первого этажа помещен барельеф, изображающий Богоматерь с Младенцем Христом и Архангелами, а над верхним входом – изображения Христа и фигур Апостолов Петра и Павла.

Буртелашен – это высокохудожественный памятник погребальных сооружений башенного типа, которые строились в первые годы после принятия христианства в Армении. Это церковь поминовения усопших. Прямоугольный первый этаж служил семейной усыпальницей, а крестообразный второй – поминальным храмом, который был увенчан ротондой из нескольких колонн.

Храм Буртелашен – архитектурная доминанта Нораванка. Оригинальная трехъярусная композиция здания выстроена по принципу увеличивающейся высоты ярусов и сочетает утяжеленное основание с разделенной серединой и полуоткрытым верхним ярусом. Соответственно, декоративное убранство церкви выполнено сдержаннее в нижней части здания и наряднее наверху. В качестве внутреннего убранства здесь использованы колонны, небольшие арки, карнизные перевязи в форме крестов различных очертаний, медальоны, наличники окон и дверей.

Западный вход украшен с особым великолепием. Важную роль здесь играют консольные лестницы с профилированными стыками, ведущие на второй этаж. Двери обрамлены широкими прямоугольными наличниками с уступами в верхней части, колоннами, перевязями и самым изысканным, геометрически правильным и разнообразным орнаментом. Между внешним наличником и арочным обрамлением отверстий можно увидеть изображения голубей и сирен с женскими венценосными головами. Подобные геральдические барельефы широко использовались в армянской живописи XIV века, а еще раньше — в архитектуре, миниатюрах и прикладном искусстве для декорирования различных сосудов и чаш. Дверные тимпаны украшены горельефами: на нижнем этаже на них изображена Пресвятая Дева с Младенцем Христом и Архангелами Гавриилом и Михаилом, а на верхнем этаже – фигуры Апостолов Петра и Павла. В отличие от барельефов в молельне Нораванка, эти горельефы выгравированы на гладкой поверхности, что делает их еще более независимыми. Фигуры отличаются пластичностью форм, мягкой лепкой и акцентированием некоторых деталей одежды.

На трех колоннах в западной части ротонды изображены основатели Буртелашена. На барельефе видны фигуры Пресвятой Девы с Младенцем, а также силуэты двух стоящих людей в богатой одежде, один из которых держит в руках макет храма.

Церковь Сурб Карапет

Вторая церковь монастырского комплекса – Святого Карапета – крестово-купольное строение с двухэтажными ризницами в четырех углах. Церковь была построена в 1216–1227 годах[1] по указу князя Липарита Орбеляна севернее развалин древнего храма, носящего то же название и разрушенного землетрясением.

Купол церкви был разрушен во время землетрясения 1240 года, а затем восстановлен архитектором Сиранесом в 1261 году. Сравнительно недавно, в 1931 году купол был поврежден еще одним землетрясением. В 1949 году крыша и стены были отремонтированы, а в 1998 году полностью отреставрированы.

К западной стороне церкви в 1261 году был пристроен эффектный притвор, украшенный великолепными хачкарами и несколькими исписанными надгробными плитами в полу. Иначе этот притвор называется «гавит». Стоит обратить внимание на знаменитый резной орнамент над внешней перемычкой входной двери. В церкви размещается усыпальница князя Смбата Орбеляна. По всей вероятности, первоначально перекрытие зала опиралось на четыре колонны, которые затем были разрушены землетрясением 1321 года. После землетрясения была сооружена новая крыша – в форме огромного каменного шатра с горизонтальными перегородками наподобие деревянных кровель сельского типа хазарашен, что отличает эту постройку от других памятников армянской архитектуры этого периода. Четыре ряда консолей на потолке образуют сталактитовые своды с квадратным световым отверстием в центре перекрытия. Широкие перекрытия, выступающие над полуколоннами, глубокие ниши с хачкарами и низкий потолок в форме шатра, почти лишенный убранства, делают слабо освещенный интерьер довольно мрачным.

Внешнее убранство сосредоточено в основном на западном фасаде, где расположен вход в здание. Обрамленный двумя рядами орнамента в виде трилистника и надписями, полукруглый тимпан двери украшен орнаментом и изображением Пресвятой Девы, сидящей на простом, сельском ковре с Младенцем в окружении двух Святых. В орнаменте также просматриваются крупные буквы, увитые побегами с листьями и цветами. Богородица сидит с Младенцем на восточный манер. Заметен и рисунок ковра со свисающими кисточками. Нужно отметить, что в сюникских храмах XVII–XVIII веков был широко распространен культ Богородицы. Она изображалась на барельефах, и Ей были посвящены многие церкви.

Стрельчатый тимпан однотипного окна над дверью украшен уникальным барельефом с изображением Бога Отца с большими миндалевидными глазами. Правой рукой Он благословляет Распятие, а левой держит голову Адама с парящим над ней голубем, символизирующим Святого Духа. В правом углу тимпана – голубь-серафим, а пространство между ним и фигурой Отца заполнено письменами.

Часовня Сурб Григор

Боковая часовня Святого Григория была пристроена к северной стене церкви Святого Карапета в 1275 году. В ней также установлены гробницы семьи Орбелянов, в том числе великолепная надгробная плита с резным изображением человека-льва, датированная 1300 годом. Ею накрыта усыпальница Эликума, сына князя Тарсаича Орбеляна. Это скромное прямоугольное сооружение с полукруглым алтарем и сводчатым потолком, который подпирается арочными стенами. Вход с арочным тимпаном украшен колоннами, а апсида алтаря окружена хачкарами и изображениями голубей на барельефах.

Хачкары

В комплексе сохранилось несколько хачкаров. Самый замысловатый из всех выполнен Момиком в 1308 году. Большой крест над щитообразной розеткой и выпуклые восьмиконечные звезды, вертикально расположенные по бокам, выполнены на фоне ажурной резьбы. В верхней части хачкара – изображение Деисуса в обрамлении пяти арок, символизирующих крытую аллею из вьющихся растений, на что указывает фоновый орнамент из цветов, фруктов и листьев виноградной лозы.

Напишите отзыв о статье "Нораванк"

Примечания

  1. 1 2 3 Нораванк — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
  2. [whc.unesco.org/en/tentativelists/13/ The monastery of Noravank and the upper Amaghou Valley (#) - UNESCO World Heritage Centre]

См. также

Источники

  • [www.armeniapedia.org/index.php?title=Noravank_Monastery Architectural Ensembles of Armenia], by O. Khalpakhchian, published in Moscow by Iskusstvo Publishers in 1980.
  • [www.armeniapedia.org/index.php?title=Rediscovering_Armenia_Guidebook Rediscovering Armenia Guidebook], by Brady Kiesling and Raffi Kojian, published online and printed in 2005.
  • [www.armenica.org/cgi-bin/history/en/getCollection.cgi?=ba=1====baz0006 Noravank monastery at Armenica.org]
  • [www.armeniapedia.org/index.php?title=Noravank_Monastery Armeniapedia.org]

Отрывок, характеризующий Нораванк

– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.