Норвежский лес
| Норвежский лес | |
| Норувэй но мори | |
 | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: | |
«Норвежский лес» (яп. ノルウェイの森 Норувэй но мори) — роман 1987 года японского писателя Харуки Мураками. Название романа — устоявшийся перевод на японский названия песни «Битлз» Norwegian Wood.
Содержание
История
Роман повествует о сложных человеческих судьбах в Японии второй половины XX века. Этот роман прежде всего поднимает вопросы потерь человека [1]. Главный герой и рассказчик — Тоору Ватанабэ, который вспоминает свои былые дни в качестве студента токийского университета[2]. Посредством его воспоминаний читатель знакомится с развитием его отношений с двумя совершенно разными девушками — прекрасной, но психологически травмированной Наоко, и эмоциональной, живой Мидори[3].
Действие происходит в Токио 1960-х годов, когда японские студенты вместе со студентами всего мира протестовали против истеблишмента[4].
Философия
Харуки Мураками не устает подчеркивать, что его романы — ни в коем случае не являются автобиографией. «Просто я отношусь к такому типу людей, которые ничего не могут понять, пока не попробуют записать это на бумаге».
Тема смерти проходит через многие произведения Мураками. Говоря об этом, нельзя не вспомнить Юкио Мисима. В своей работе «Введение в Хагакурэ» он писал:
«Японцы — это люди, которые в основе своей повседневной жизни всегда осознают смерть. Японский идеал смерти ясен и прост, и в этом смысле он отличается от отвратительной, ужасной смерти, какой она видится людям Запада. … Японское искусство обогащает не жестокая и дикая смерть, а скорее — смерть, из-под ужасающей маски которой бьет чистый родник. Этот родник дает начало многим ручейкам, которые несут свою чистую воду в наш мир. … Даже в случае самоубийства, в котором, казалось бы, все решает сам человек, на пути к смерти важную роль играет судьба, неподвластная человеческой воле»[5].
Название романа
Оригинальное название романа звучит как «Норувэй-но мори», это — устоявшийся перевод на японский одной из песен «Битлз» — «Norwegian Wood (This Bird Has Flown)», написанной Джоном Ленноном и Полом Маккартни. Эта песня часто упоминается в романе в качестве любимой композиции Наоко. Тема и образы леса также присутствуют в книге.
Сюжет
37-летний Ватанабэ только что приехал в Гамбург, Германия. Он слышит оркестровую версию песни «Битлз» «Norwegian Wood (This Bird Has Flown)», и внезапно его переполняют воспоминания, ностальгия. Мысленно он возвращается в 1960-е, когда многие события изменили его жизнь.
Ватанабэ со своим школьным товарищем Кидзуки и его подругой Наоко — лучшие друзья. Кидзуки и Наоко — единомышленники, крепко дружат, и Тоору приятно чувствовать себя «членом банды». Но эта дружеская идиллия была прервана неожиданным самоубийством Кидзуки, когда ему было всего 17. Смерть Кидзуки глубоко ранит обоих оставшихся друзей, Ватанабэ чувствует дыхание смерти, куда бы он ни пошёл, а Наоко кажется, что какая-то неотъемлемая часть её самой невозвратимо исчезла. Наоко и Ватанабэ проводят все больше времени вместе, стараясь поддержать друг друга. В ночь, когда Наоко должно исполниться 20 лет, Наоко особенно чувствительна, и у них происходит близость. Ватанабэ вскоре понимает, что любит Наоко. Но для Наоко это не совсем любовь. Её любовью был Кидзуки, а отношения с Ватанабэ — скорее привязанность. Она привыкла к Ватанабэ и его письмам и это единственная ниточка, соединяющая Наоко с окружающим миром. Но любовью это не назовешь, да и Наоко не может быть с Ватанабэ — у неё слишком много психологических и физиологических проблем. После Наоко шлет Ватанабэ письмо, в котором пишет, что ей необходимо восстановить свои силы, и она на некоторое время уезжает в клинику для лечения. Рассвет их отношений протекает на фоне общественных беспорядков. Студенты колледжа Ватанабэ бастуют, они на грани революции, но Ватанабэ не участвует в этом движении — он не от мира сего и не ощущает единения с бастующими. Единственным его другом является Нагасава, студент на 2 курса старше, второй и последний в университете, читавший «Великого Гэтсби». И в итоге все забастовки оканчиваются ничем. Ватанабэ живет письмами к Наоко — так продолжается их роман.
Вскоре Ватанабэ знакомится со своей однокурсницей по урокам театральной драматургии, Мидори Кобаяси. Она противоположность Наоко — оживленная, веселая, самоуверенная. Несмотря на свои чувства к Наоко, Мидори ему тоже очень нравится. Она настолько привлекает Ватанабэ, что их отношения развиваются во что-то большее. Параллельно Ватанабэ участвует в походах с Нагасавой по девочкам, знакомясь с ними в барах и забывая их на следующий день.
Ватанабэ посещает Наоко в клинике рядом с Киото. Там он знакомится с Исидой Рэйко, другой пациенткой клиники, лежащей с Наоко. Рэйко и Наоко откровенничают с Ватанабэ, вспоминая прошлое. Наоко рассказывает — о внезапной смерти своей старшей сестры, которая произошла несколько лет назад. Вернувшись в Токио, Ватанабэ пишет Рэйко письмо с просьбой о совете. Он не знает, кто ему ближе — Наоко или Мидори. Он не хочет ранить и без того чувствительную Наоко, но и не хочет потерять Мидори. Рэйко советует остаться с Мидори и посмотреть, что выйдет из этих отношений.
Позже до Ватанабэ доходит новость о внезапной смерти Наоко. В печали и недоумении он путешествует по Японии, а Мидори, не знавшая о произошедшем, пытается узнать, что случилось у Ватанабэ. Через месяц он возвращается в Токио, где встречается с Рэйко. Ватанабэ понимает, что Мидори — самая важная личность в его жизни. Он звонит Мидори, чтобы признаться в любви…[6]
Герои
- Тоору Ватанабэ — главный герой романа, от лица которого ведётся повествование. Принадлежащий к среднему классу студент колледжа в Токио, изучающий драму, сам не зная, почему он выбрал эту специализацию. Лучший друг Кидзуки, развивает отношения с Наоко, а позже с Мидори.
- Наоко — девушка Кидзуки, её легко эмоционально ранить, но она дружит с Ватанабэ после смерти Кидзуки. Самоубийство её сестры, так же как и смерть Кидзуки, очень сильно отразились на её эмоциональной стабильности.
- Исида Рэйко — один из главных второстепенных героев книги, женщина тридцати восьми лет, в прошлом отличный музыкант и преподаватель, в настоящем — пациентка закрытой отдалённой клиники «Амире», соседка Наоко по комнате.
- Мидори Кобаяси — студентка колледжа в Токио, дочь владельца книжной лавки, подруга Ватанабэ.
- Нагасава — студент кафедры юриспруденции Токийского университета, собирающийся стать дипломатом и не знающий отказа как у женщин, так и у администрации и вообще всего своего окружения. Тоже читал «Великого Гэтсби», сделав для Скотта Фитцджеральда скидку в своих принципах не читать авторов, умерших менее 30 лет назад.
Экранизация
В 2010 году режиссёр Чан Ань Хунг экранизировал роман «Норвежский лес». Впервые фильм был показан на Венецианском кинофестивале. В России «Норвежский лес» был показан в ограниченном прокате с 16 декабря 2010 года.
Напишите отзыв о статье "Норвежский лес"
Примечания
- ↑ Bauer, Justin. [www.citypaper.net/articles/100500/bq.wood.shtml This Bird Has Flown]. Philadelphia City Paper (October 5, 2000). Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/65ay0OlKb Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
- ↑ Poole, Steve. [www.guardian.co.uk/books/2000/may/27/fiction.harukimurakami Tunnel vision]. The Guardian (May 27, 2000). Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/65ay1EYxg Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
- ↑ Lindquist, Mark. [community.seattletimes.nwsource.com/archive/?date=20010603&slug=murakami03 Japanese author's focus, flavor appeal to younger interests]. Seattle Times (June 3, 2001). Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/65ay2pOM6 Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
- ↑ Houpt, Simon. [www.theglobeandmail.com/servlet/story/RTGAM.20080801.wmurakami02/BNStory/Entertainment/home The loneliness of the long-distance writer]. Globe and Mail (August 1, 2008). Проверено 20 декабря 2008. [www.webcitation.org/65ay3lLOJ Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
- ↑ [selfire.com/2008/05/500/ Харуки Мураками, «Норвежский лес»]
- ↑ [www.nytimes.com/2000/09/24/books/rubber-souls.html Rubber Souls — NYTimes.com]
Ссылки
- [lib.ru/INPROZ/MURAKAMI/n_wood.txt Текст произведения]
- [www.murakami.ru/txt/art1.html Статья Олжаса Жанайдарова о романе]
- [www.susi.ru/HM/nl.html Статья Виктора Загребельного о романе]
См. также
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Норвежский лес
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
