Норвежский театр Северной войны

Норвежский театр
Основной конфликт: Великая Северная война
Густаф Седерстрём. «Траурная процессия с телом Карла XII»
Дата	1716 — 1718
Место	Норвегия
Итог	победа Дании
Противники
Дания-Норвегия Швеция
Командующие
Фредерик IV Педер Торденшельд Карл XII †
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

В 1700 году, в самом начале Северной войны шведский король Карл XII стремительной атакой вывел из войны Датско-норвежское королевство, и смог сосредоточить все усилия на Балтийском театре военных действий. Датский король Фредерик IV, не доверяя дворянству и знати, окружил себя людьми низкого происхождения в качестве министров и советников; единственным исключением стал единокровный брат короля Ульрик Кристиан Гиденлёве, который уже в 24 года стал главнокомандующим флотом.

В 1704 году Фредерик IV посетил Норвегию, чтобы лично осмотреть своё второе королевство и ознакомиться с условиями, в которых находится армия. Утром, в обед и вечером король устраивал аудиенции для всех желающих, от богатых землевладельцев до бедных крестьян.

В июне 1709 года Карл XII потерпел поражение под Полтавой и бежал в Турцию, его армия была уничтожена. В этих условиях Датско-норвежское государство решило возобновить боевые действия на стороне антишведской коалиции.

Возобновление боевых действий на Западном фронте

В ноябре 1709 года датская армия вторглась в Сконе. Магнус Стенбок, бывший в то время губернатором Сконе, нанёс в феврале 1710 года датчанам поражение при Хельсингборге. Тем временем русские войска захватили Ливонию и Эстляндию. Несмотря на то, что в декабре 1712 года Стенбок нанёс датско-саксонским войскам поражение при Гадебуше, в мае 1713 года ему пришлось капитулировать в Тённингене.

Норвежский театр военных действий

В сентябре 1709 года норвежские войска получили приказ о мобилизации. К концу октября 6000 человек сосредоточились у шведской границы в районе Свинесунда, а 1500 человек — у Конгсвингера.

В августе 1710 года в Норвегию в качестве губернатора прибыл барон Лёвендаль. Он приложил огромные усилия чтобы создать в этой стране военную и гражданскую администрацию, и ему это удалось. Лёвендаль создал норвежскую армию, предназначенную для возвращения бывшей норвежской провинции Бохуслен; во главе армии был поставлен генерал-лейтенант Каспар Хаусманн. Параллельно он предложил создать мощный флот для прикрытия с моря и обеспечения морских коммуникаций, и в июне 1711 года король Фредерик создал такой флот под командованием вице-адмирала Сехестеда.

В августе 1711 года норвежская армия вторглась в Бохуслен, тепло встречаемая местными жителями. Однако по приказу короля флот Сехестеда вернулся на Балтику, и норвежской армии в условиях отсутствия прикрытия с моря пришлось вернуться в Норвегию.

Осенью 1711 года Данию поразила чума, один лишь Копенгаген потерял 70 000 жителей.

В 1712 году король Фредерик запретил Лёвендалю использовать норвежскую армию в наступательных действиях и приказал использовать её лишь для обороны и поддержки датских войск. Командующим сухопутной и морской обороной Норвегии был назначен генерал Хаусманн.

Падение Штральзунда

Лишь твёрдость канцлера Арвида Горна удержала Швецию в войне, пока король Карл находился в Турции. 21 ноября 1714 года Карл XII, инкогнито проехавший в одиночку через всю Европу, в час ночи постучался в ворота шведской крепости Штральзунд. В июле 1715 года Штральзунд был осаждён датскими и прусскими войсками, и 11 декабря сдался. Карл XII уплыл из крепости на шлюпке за сутки до капитуляции. В это время многие уже считали его сумасшедшим, так как Швеция к тому моменту потеряла практически все свои владения в Прибалтике и Германии, воевала чуть ли не со всей Северной Европой, и не имела никаких перспектив на более-менее успешное завершение войны, но он всё равно отказывался от мирных переговоров.

Норвежская кампания 1716 года

Вернувшись в Швецию, Карл начал собирать войска и снаряжение для новой кампании. Он решил атаковать Копенгаген, перейдя из Сконе по льду замёрзший Эресунн. Однако пока шли приготовления, лёд успел сойти, и Карл перенацелил усилия на вторжение в Норвегию через Бохуслен. Получив об этом сообщение от разведки, генерал Хаусманн послал предупреждение королю Фредерику, но тот не поверил, и снял Хаусманна с поста командующего норвежской армией.

Норвежская армия была сильно ослаблена в начале 1716 года, так как пришлось отправить 5000 лучших солдат для обороны собственно Дании. Новый норвежский главнокомандующий Бартхольд Лютцов не относился к числу выдающихся военных талантов. Когда Христиании достигли слухи о том, что Карл XII подготовился к вторжению, всем оставшимся в Эстердале и Гудбрандсдале войскам было приказано прикрыть границу в Халдене и Фредрикстаде. Норвежцы предвидели, что шведы атакуют в Конгсвингере, Басмо или Халдене, и действительно, Карл XII пересёк границу в Басмо 8 марта 1716 года, разместив свою штаб-квартиру в доме священника в Хёланне. Норвежский командующий обороной района не потерял присутствия духа и, не дожидаясь сбора всех войск, атаковал превосходящие силы Карла всего двумястами драгунами, которые дрались храбро, но понесли тяжёлые потери.

Ещё не зная об этом поражении, генерал Лютцов отвёл передовые войска и укрепился в Христиании. Шведы продолжали продвигаться вперёд, и 19 марта Лютцов, оставив сильный гарнизон в крепости Акерсхус, отступил к Брагернесу в Драммене. Применяемая норвежцами тактика выжженной земли, а также партизанские рейды жителей Бохуслена, перерезавшие линии снабжения Карла, привели к нехватке снабжения шведских войск. Наличие норвежской крепости в тылу угрожало возможности отступления в случае серьёзных потерь. Карл занял Христианию, но без тяжёлой осадной артиллерии взять крепость Акерсхус было невозможно.

Ненадолго оккупировав Христианию, Карл отступил в юго-восточную Норвегию, намереваясь взять находящиеся там норвежские крепости. Это сняло бы угрозу его тылу и создало бы базу для наступления в следующем году. Владение гаванью в устье Гломмы позволило бы доставить припасы, необходимые для штурма Акерсхуса.

4 июля войска Карла попытались штурмовать крепость Фредрикстен. После тяжёлого боя шведам удалось занять город, но жители подожгли свои дома, и Карлу, который был не в состоянии взять крепость, пришлось отступить и ждать подвоза тяжёлой артиллерии из шведского Дюнекилена. Однако возле побережья Бохуслена патрулировал датско-норвежский флот коммодора Вибе. Норвежец Петер Вессель со своим отрядом перехватил шведские транспорты и уничтожил их. Оставшись без снабжения, Карл быстро перешёл Свинесунд и сжёг за собой мосты. 12 июля в Норвегии не было ни одного шведского солдата. За эту победу король Фредерик сделал Петера Весселя коммодором. В октябре 1716 года Петер Вессель получил под командование эскадру Северного моря и стал главой Норвежского флота несмотря на протесты нового главнокомандующего обороной Норвегии барона Веделя.

Норвежская пауза 1717 года

Потерпев неудачи в других местах, Карл XII решил вознаградить себя в Норвегии. 1717 год у обеих сторон ушёл на подготовку и накопление сил. Единственными активными действиями были неудачные попытки коммодора Весселя атаковать Гётеборг и Стрёмстад. За эти неудачи он был лишён поста командующего эскадрой Северного моря.

Норвежская кампания 1718 года

В 1718 году датско-норвежский флот переместился на Балтику, и патрулирование вдоль берегов Бохуслена ослабло. Шведы воспользовались этим, чтобы наладить через местные шхеры морские линии снабжения из Швеции к норвежской границе, в результате чего было переброшено всё необходимое для осады Фредрикстена.

Осенью 1718 года Карл опять вторгся в Норвегию. Во время осмотра осадных работ в районе Фредрикстена он был убит пулей. Уставшие от войны шведские войска немедленно вернулись на территорию Швеции.

Итоги

Война завершилась в 1721 году. Швеция потеряла все свои заморские владения, полученные в XVII веке, и покинула ряды великих держав. Россия получила Прибалтику и вошла в ряды великих держав. На западе был восстановлен баланс между Швецией и Датско-норвежским государством.

Отрывок, характеризующий Норвежский театр Северной войны

Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.