Норвид, Циприан Камиль
| Ци́приан Ка́миль Норвид | |
| Cyprian Kamil Norwid | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
Лясково-Глухы, (ныне входит в Вышкувский повят), Царство Польское |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: |
Польша |
| Род деятельности: |
поэт, прозаик |
| Язык произведений: |
польский |
| Подпись: |
|
Ци́приан Ка́миль Но́рвид (польск. Cyprian Kamil Norwid; 24 сентября 1821, д. Лясково-Глухы, Царство Польское — 23 мая 1883, Париж, Франция) — польский поэт, драматург, прозаик, живописец.
Биография
Родился в имении матери в деревне Лясково-Глухы, в 40 км северо-восточнее Варшавы. Отец — из обедневшей шляхетской семьи. В апреле 1825 года умирает мать поэта. В июле 1835 года в варшавской долговой тюрьме умирает отец.[1]
В 1837 году уходит из пятого класса гимназии в частную школу живописи. В 1840 году дебютирует в печати.
В 1842 году Норвид легально выехал в Дрезден, официально — для совершенствования в скульптурном искусстве, и остался в эмиграции. Жил в Венеции и Флоренции, в 1844 году обосновался в Риме. В Берлине посещал лекции в университете и собрания польских эмигрантов. В 1846 году был арестован и выслан из Пруссии. Жил в Брюсселе, затем в Риме, где познакомился с Адамом Мицкевичем и Зыгмунтом Красинским.
В 1849—1852 годах жил в Париже, познакомился с Юлиушем Словацким и Фредериком Шопеном, также с И. С. Тургеневым и А. И. Герценом. Терпел нужду, страдал от непонимания критики и недоразумений в отношениях с окружающими людьми. Постепенно терял зрение и слух.
При содействии Владислава Замойского в декабре 1852 года выехал в Лондон, а затем — в США. В 1853 году устроился в мастерской графика в Нью-Йорке, тяжело болел. Узнав о начале Крымской войны, предпринимал усилия для того, чтобы вернуться в Европу. Вернулся летом 1854 года в Лондон, поселился в бедном районе, зарабатывал на жизнь случайными работами.
В 1855 году российские власти уведомили его о том, что считают его эмигрантом, и приговорили к изгнанию и конфискации имущества. В конце года Красинский помог ему перебраться в Париж.[1]
По возвращении в Париж удалось опубликовать несколько произведений. С февраля 1877 года жил в польском благотворительном приюте на окраине Парижа Иври, где и умер «всеми заброшенный и забытый»[2]. Прах поэта был перенесён в общую могилу безвестных польских скитальцев на кладбище Монморанси под Парижем.
Творчество
Автор новелл («Ad leones!», 1883, и др.), поэм, драм. Среди лучших произведений Норвида — поэтический цикл «Vade mecum» (1865—1866), философская поэма «A Dorio ad Phrygium» (1871), трагедии «За кулисами» (1865—1866), «Клеопатра» (Kleopatra i Cezar, 1870—1872), «Перстень великосветской дамы» (Pierścień Wielkiej Damy, czyli Ex-machina Durejko, 1872).
При жизни была опубликована незначительная часть его поэзии и прозы (многое из наследия утеряно). Признание получил посмертно, главным образом после того, как польский критик Зенон Пшесмыцкий «открыл» его в 1904 году, начав публиковать произведения и статьи о творчестве Норвида. Стал причисляться к крупнейшим польским поэтам наряду с Мицкевичем и Словацким, затмив Красиньского.
Полное собрание сочинений вышло в одиннадцати томах (Варшава, 1971—1976).
Русские переводы
- Стихотворения. Москва: Художественная литература, 1972.
- Пилигрим, или последняя сказка. Москва: Вахазар; Рипол-Классик, 2002.
Напишите отзыв о статье "Норвид, Циприан Камиль"
Примечания
Ссылки
- M. Adamiec. [monika.univ.gda.pl/~literat/autors/norwid.htm Cyprian Norwid] (англ.) (польск.)
- [magazines.russ.ru/inostran/2002/6/nor.html Норвид в переводах Анатолия Гелескула]
- [spintongues.msk.ru/Norwid.htm Циприан Норвид в переводах Льва Гунина] в «Лавке языков»
- [ogorods.blogspot.com/2011/02/ii.html «Моя песенка» в переводе Л. Мартынова]
- [snowman-john.livejournal.com/tag/%D1%86%D0%B8%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%B0%D0%BD%20%D0%BD%D0%BE%D1%80%D0%B2%D0%B8%D0%B4 Поэзия Циприана Норвида в творчестве Чеслава Немена]
- [polomedia.ru/news/lichnost/eho-poeta-ciprian-norvid Эхо поэта: Циприан Норвид] (статья Ильи Болгова). Здесь же — несколько рисунков Ц. К. Норвида.
Отрывок, характеризующий Норвид, Циприан Камиль
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
