Ога, Норио

Норио Ога
大賀 典雄
Род деятельности:	предприниматель, музыкант
Дата рождения:	29 января 1930(1930-01-29)
Место рождения:	Нумадзу, Япония
Гражданство:	Япония Япония
Дата смерти:	23 апреля 2011(2011-04-23) (81 год)
Место смерти:	Токио, Япония
Супруга:	Мидори Мацубара (Ога)
Награды и премии:	Отечественные Иностранные Орден Почётного легиона и другие награды

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Норио Ога (яп. 大賀 典雄 О:га Норио, 29 января 1930, Нумадзу, Япония — 23 апреля 2011, Токио, Япония) — японский предприниматель, президент корпорации Sony в 1982—1995 годах, сменивший на этой должности Акио Мориту; родоначальник выпуска компакт-дисков; также оперный певец (баритон) и дирижёр.

Биография

Родился в городе Нумадзу в богатой семье. В 1948 году поступил на музыкальный факультет Национального университета изящных искусств в Токио. Уже в это время он знакомится с Акио Моритой и его другом по службе, инженером Масару Ибукой. Всё началось, когда друзья попросили его заглянуть на фирму, начавшую выпускать магнитофоны, поскольку Ога интересовался механикой. Как раз в это время Ибука изготовил прототип своего первого магнитофона. В результате основатели фирмы, Ибука и Морита решили сделать Огу, как музыканта, экспертом по звуку. Одновременно Ога убеждал руководителей музыкальных школ и училищ приобретать магнитофоны, помогая таким образом успеху предприятия. «Взамен» Ибука одолжил ему магнитофон для записи его соло в Брамсовском «Немецком реквиеме».

По окончании университета в 1953 году Ога отправился в Берлин в сопровождении своей невесты и аккомпаниаторши Мидори Мацубары, в надежде стать оперным певцом. В Берлине Ога пел в студенческих постановках опер Моцарта и участвовал в постановке оперы Менотти «Телефон». Помимо прочего, он присылал своим партнёрам по фирме, получившей название «Сони», вырезки из немецких газет, касающихся развития электронной промышленности в стране. Всё это время он продолжал получать зарплату за счёт компании. Тогда же Ога познакомился с Гербертом фон Караяном, который впоследствии сотрудничал с «Сони» до самой своей смерти. В 1957 году он окончил Берлинский университет искусств.

Вернувшись из Германии, Ога планировал начать концертную деятельность, однако Морита уговорил его продолжить работу в «Сони». Вскоре он возглавил отдел магнитофонных плёнок, а также создал дизайнерский центр. В 1964 году он вошёл в совет директоров компании. В конце концов, карьера Оги в «Сони» постепенно свела на нет его музыкальную деятельность.

В 1972 году Ога стал управляющим директором «Сони»; в 1976 — заместителем президента, а в 1982 сменил Мориту на должности президента и ведущего исполнительного директора компании. Именно Ога сделал первый шаг к производству звукозаписей, разработав стратегию «синергии», согласованного взаимодействия между приборами и программным обеспечением, и настоял на разработке развитии цифровой записи.

Важную роль в развитии компании сыграло сотрудничество с известными музыкантами из Европы, например, с Караяном. Караяну весьма понравилась идея записи и воспроизведения звука при помощи лазерных лучей, поскольку это устраняло помехи при записи в виде щелчков. Воспользовавшись своим влиянием, он помог «Сони» заключить договор с компанией «Филипс», который способствовал ускорению производства компакт-диска. В апреле 1980 года Караян представил компакт-диски на совместной с Морита пресс-конференции в Зальцбурге, а ещё через семь лет Караян и Ога перерезали ленточку на открытии первого в Европе завода по производству дисков, построенный фирмой «Сони» в пригороде Зальцбурга — Анифе. Интересно, что именно Ога предложил, чтобы диск имел 12 см в диаметре, поскольку это позволяло целиком записать Девятую симфонию Бетховена.

В 1988 году «Сони» купила в США один из крупнейших звукозаписывающих лейблов — CBS Records, которая позднее получила название Sony Music Entertainment, а на следующий год — одну из ведущих американских киностудий «Columbia Pictures». Также под руководством Норио «Сони» вывела на рынок игровую консоль PlayStation.

В 1994-м Ога занял пост председателя правления компании «Сони», оставаясь на этой должности до 2003 года. После этого он оставался почётным председателем.

Помимо работы в «Сони», Ога старался не оставлять полностью и свою первоначальную профессию — профессию музыканта. В 1990-е годы он проявил себя в качестве дирижёра. В начале он провёл два концерта в Токио; в августе 1992 дирижировал Шотландской симфонией Мендельсона на Шлезвиг-Гольштейнском фестивале. А вечером 12 мая 1993 года Ога выступил в Нью-Йорке с программой из произведений Бетховена, Шуберта и Штрауса. После этого сотрудничал с Бостонским оркестром, а с 1999 — с Токийским филармоническим оркестром, выступая с ним по нескольку раз в год. Под его управлением играли и некоторые другие оркестры.

Был представлен к ряду японских и иностранных наград, в том числе к Ордену Почётного легиона. Умер Норио Ога 23 апреля 2011 года в Токио от полиорганной недостаточности.

Литература

• Норман Лебрехт. Кто убил классическую музыку? История одного корпоративного преступления = When the Music Stops. — Москва: Классика-XXI, 2004. — С. 448-480. — 588 с. — ISBN 5-89817-079-0.

Ссылки

• [www.sony.net/SonyInfo/News/Press/200301/03-003E/ Press release on his retirement, with career timeline] (англ.)
• [www.latimes.com/business/la-fiw-sony-ohga-20110423,0,590843.story Sony chairman credited with developing CDs dies] (англ.)

Отрывок, характеризующий Ога, Норио

– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.