Герцог Норфолк

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Норфолк (герцогский титул)»)
Перейти к: навигация, поиск
Норфолк

Современный герб Норфолков
Девиз(ы):

Sola virtus invicta

Титул:

герцог Норфолк

Родоначальник:

Джон Говард

Родина

Англия

Подданство

Великобритания

Дворцы

Замок Арундел, замок Говард

Герцог Норфолк на Викискладе

Ге́рцог Но́рфолк (англ. Duke of Norfolk, произн. нòрфок) — герцогский титул знаменитой английской фамилии Говард. Древнейший герцогский род Англии (титул с 1483 года), является вторым по иерархии среди существующих британских герцогств после не связанного с определённой семьёй титула «герцог Корнуольский», который автоматически присваивается старшему сыну монарха (обычно герцог Корнуольский одновременно является и принцем Уэльским). Род герцогов Норфолков выделяется среди прочих аристократических семейств ещё и приверженностью многих его представителей католицизму после Реформации XVI века.

Герцоги Норфолк обладают также подчинёнными титулами: граф Арундел (также древнейший графский титул Англии), Граф Суррей, Граф Норфолк, барон Бомон, барон Мелтреверс, барон Фитц-Алан, барон Клан, барон Освестри, барон Ховард из Глоссоп.





Происхождение. Графы Норфолк

Первые графы Норфолк были из семьи Биго; когда их род пресекся, Эдуард I дал своему пятому сыну, Томасу Бразертону (13001338) титул графа Норфолк. От его правнука по женской линии, Томаса Моубрея, герцога Норфолк и Ноттингем, через его старшую дочь Маргариту, бывшую замужем за сэром Робертом Говардом, происходят позднейшие герцоги Норфолк. Из них в истории примечательны:

Первые герцоги

Джон Говард, 1-й герцог Норфолк, сын сэра Роберта, враг дома Ланкастеров; при Эдуарде IV стал генерал-капитаном. Так как он помогал Ричарду III прийти к власти, то последний, после смерти внучатого племянника его матери, Джона Моубрея, умершего без мужского потомства, в июне 1483 года дал ему титул герцога Норфолк. Говард погиб вместе с королём в 1485 году в битве при Босворте. Посмертно был обвинен парламентом в государственной измене, и у его семьи был отнят герцогский титул.

Томас Говард, 2-й герцог Норфолк, сын предыдущего. В битве при Босворте попал в руки Генриха VII, после трёхлетнего заточения был освобожден, но носил лишь титул графа Суррей. В 1495 году он вторгся в Шотландию, король которой, Яков IV, вызвал его на поединок. Став в 1501 году лордом-казначеем, принимал деятельное участие во внешней политике при Генрихе VII, а затем и при Генрихе VIII, который после победы над шотландцами при Флоддене в 1513 году возвратил ему титул герцога Норфолка. Умер в 1524 году.

Томас Говард, 3-й герцог Норфолк (1473—1554), старший сын предыдущего.

Томас Говард, 4-й герцог Норфолк (1536—1572), внук предыдущего и сын казненного Генри, графа Суррей (известного поэта), пользовался сначала большим расположением королевы Елизаветы I, но потом, так как он добивался руки заточенной Марии Стюарт, был посажен в Тауэр. Выпущенный на свободу, он вновь вступил в переписку с Марией и даже вовлек в переговоры папу, Филиппа Испанского и герцога Альбу, в интересах освобождения пленницы и для свержения Елизаветы с престола. По обнаружении заговора он был казнён; семья его опять лишилась всех имений и титулов.

Лишение титула. Графы Норфолк (XVII век)

Сын 4-го герцога, Филипп Говард (1557—1595, умер в заключении; канонизирован Католической церковью как мученик) в 1580 году унаследовал от матери титул граф Арундел; с того времени старшая линия Говардов носит этот древний титул.

Сын Филиппа Говарда, Томас Говард, граф Арундел и Норфолк (1585—1646) получил в 1603 году от Якова I обратно титул графа Суррей, позднее назначен великим маршалом; в 1644 году пожалован в графы Норфолк (последнее означало, что титул «герцог Норфолк» не будет присвоен другой семье). Он составил значительное собрание предметов искусства и древностей, часть которых, Arundel-Marbles (Marmora Arundeliana), была им подарена Оксфордскому университету.

Его внук, Томас Говард, 5-й герцог Норфолк (1627—1677) получил после Реставрации от Карла II в 1660 году обратно герцогский титул; это скорее было реабилитацией семьи, нежели личной наградой герцога, который был слабоумен и не исполнял фамильных обязанностей лорда-маршала. Его титул унаследовал брат Генри (1628—1684), который был изгнан из Палаты лордов в 1678 году как католик.

XVIII—XIX века

Чарльз Говард, 11-й герцог Норфолк (1746—1815), отступил от католицизма и получил этим право, с 1780 года, заседать в парламенте в качестве депутата от Карлейля; в палате он был противником Норта и Питта. Ту же оппозицию он продолжал, после смерти отца в 1786 году, в палате лордов. После жизни, полной разнообразных причуд и капризов, он умер бездетным. Оставшиеся имения и должности перешли к его родственнику, Бернарду Эдварду Говарду (1765—1842), первому католическому пэру, после закона об эмансипации католиков занявшему место в палате лордов.

Генри Чарльз, 13-й герцог Норфолк (1791—1856), сын Бернарда-Эдварда Говарда, в 1829 году, в качестве первого католического депутата, вступил в палату общин, в 1837 году назначен казначеем королевского придворного штата, а в 1841 году, ещё при жизни отца сделан пэром, с титулом лорда Мэльтрэверс. В 1846 году, как приверженец вигов, стал обершталмейстером. Он был решительным противником ультрамонтанства. Вместе с правительством Рассела он, в 1852 году, сложил свою должность; в 1853 году, при Абердине, получил одно из высших придворных званий. На смертном одре вернулся в католицизм.

Генри Грэнвилл Говард, 14-й герцог Норфолк (1815—1860), старший сын предыдущего, с 1837 года член палаты общин, в противоположность отцу стоял за католические интересы, после распущения парламента в 1852 году оставил политическое поприще и умер в 1860 году. Титул его перешёл к его сыну, Генри Фицалану-Говарду, 15-му герцогу Норфолк (18471917).

Современность

  • Филип Фицалан-Говард (1879—1902), старший сын 15-го герцога, умер неженатым
  • Бернард Фицалан-Говард, 16-й Герцог Норфолк (1908—1975), второй сын 15-го герцога
  • Майлс Фицалан-Говард, 17-й герцог Норфолк (1915—2002), правнук второго сына 13-го герцога

Нынешний носитель титула — Эдуард Фицалан-Говард, 18-й герцог Норфолк (р. 1956). Наследник — старший сын герцога, лорд Генри Майлз Фицалан-Говард, граф Арундел (р. 1987).

Список герцогов Норфолк

Герцоги Норфолк, первая креация (1397)

Герцоги Норфолк, вторая креация (1481)

Герцоги Норфолк, третья креация (1483)

См. также

Источники

  • Robinson, John Martin. The Dukes of Norfolk: A Quincentennial History. Oxford University Press, 1982.

Напишите отзыв о статье "Герцог Норфолк"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Герцог Норфолк

– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]