Ностромо (Чужой)

«Ностромо» (англ. USCSS The Nostromo) — фантастический гиперприводный космический корабль из фильма 1979 года «Чужой». Название «Ностромо» заимствовано у писателя Джозефа Конрада из одноимённой повести «Ностромо». Из той же повести было взято и название космического корабля «Сулако» для фильма «Чужие» (в повести — это название портового города).

Представляет собой построенный примерно в 2101 году коммерческий звездолёт, являющийся собственностью компании «Weyland-Yutani Corporation». В 2116 был переоборудован в буксир.

В 2122 году компания-владелец запеленговала сигнал и поручила экипажу корабля обследовать его источник, планетоид LV-426, скрыв от экипажа истинное содержание сигнала. На момент начала этих событий корабль возвращается с задания, экипаж находится в гиперсне, грузом корабля был перерабатывающий завод с 20 млн т минеральной руды. В ходе выполнения задания компании один из членов команды был инфицирован чужим. В ходе инцидента из всего экипажа выжить удалось только помощнику капитана Эллен Рипли, покинувшей «Ностромо» в спасательном шаттле «Нарцисс». «Ностромо» был полностью уничтожен в конце фильма.

В его честь назван каньон на Хароне (Nostromo Chasma).

Описание космического корабля

Космический межзвездный буксир «Ностромо» — космический корабль-тягач класса «М», предназначен для межзвездной транспортировки тяжелых грузовых платформ и доставки их в орбитальные доки для погрузки-разгрузки. Буксир оснащен атмосферными стабилизаторами, аэродинамическими тормозами, посадочными опорами и приспособлен к входу в атмосферу и посадку на поверхность планеты без внешней топографической привязки. Корпус корабля разделен на следующие отсеки: отсек управления полетом, кают-компания, анабиозный отсек, медицинский отсек, складской отсек, шлюз, реакторный зал и двигательный отсек с постом инженерно-технического контроля.

«Ностромо» имеет три палубы — «A», «B» и «C». На палубе «A» расположены коридор, мостик, лазарет, камеры гибернации, интерфейс Матери и отсек воздушного шлюза. На палубе «B» размещено основное оборудование и обеспечен доступ к челнокам. Палуба «C» используется главным образом для хранения оборудования и размещения посадочных опор (когда втянуты). Здесь же размещены наблюдательный блистер Эша и инженерный пост Бретта и Паркера (тут же консоль самоуничтожения).

Буксир оборудован двумя спасательными челноками, «Нарцисс» — один из двух челноков положенных «Ностромо» и расположен на держателях платформы под двигательным портом. «Нарцисс» был единственным действующим челноком в 2122 году, так как другой согласно приказу отправлен на вынужденный ремонт.

Экипаж

• Капитан корабля Даллас
• Уорент-офицер Рипли
• Штурман Ламберт
• Механик Брэтт
• Помощник капитана Кейн
• Научный сотрудник Эш
• Главный инженер Паркер

Экипаж на борту главным образом должен производить постановку корабля в док, погрузку-разгрузку, взлет-посадку и ремонтные работы. Минимальное необходимое количество членов экипажа для взлета/посадки — четыре.

Габаритные размеры

Буксир

• длина — 243,8 м (800’);
• ширина — 164,6 м (540’);
• высота — 72,1 м (246,4’).

Грузовая платформа

• длина — 1500 м (4921,2’);
• ширина — 978,7 м (3210,9’);
• высота — 880,8 м (2889,7’).

Технические характеристики

• Класс: Lockheed Martin CM-88B «Juggernaut» (космический тягач).
• Максимальная скорость: 0,42 световых лет/сутки, или 153,4 световой скорости (пустой); 0,10—0,12 световых лет/сутки (с грузом).
• Ускорение: 8,9 с — до включения сверхсветового двигателя; 6,5 с — для разгона от скорости света до 24-кратной скорости света; 8,5 с — для разгона до 68-кратной скорости света; 15,5 с — для разгона до 153-кратной скорости света.
• Вооружение: отсутствует.
• Вспомогательные космические корабли: один челнок класса «Starcab».
• Силовая установка: один дейтериево-тритиевый термоядерный реактор «Laratel WF-15» мощностью 2,8 ТВт.
• Масса буксира: 45 тыс. т (пустой); 50 тыс. т (нормальная загрузка); 63 тыс. т (полная загрузка).
• Масса платформы: свыше 20 млн т.
• Автономность: стандартная — 14 мес.; максимальная — 24 мес.
• Сверхсветовые тахионные двигатели: 4 × «Yutani T7A NLS».
• Досветовые двигатели:

• «Rolls-Royce N66 Cyclone» трубного типа с двунаправленным вектором тяги (тяга — 7,29 млн т, или 64,9 гиганьютонов) — 2 шт.;
• маневровые «Weyland L46» (тяга — 850 тыс. т, или 7,6 гиганьютонов) — 2 шт.;
• внешний модуль малой тяги «Yutani J38» с двумя группами движков «Lockheed Martin TL-30».

• Основной управляющий компьютер: MU-TH-R 182, имеющий 2,1 ТБ памяти и искусственный интеллект, также имеется резервный мэйнфрейм с 2 ТБ памяти.
• Операционная система: OAM (Overmonitoring Address Matrix) версии 2.2.2120.
• Оборудование и датчики:

• двухметровые телескопы, работающих в оптическом и инфракрасном диапазонах, а также в спектрографическом режиме — 2 шт.;
• газовый хроматограф;
• радар навигации и посадки, работающий в сантиметровом диапазоне;
• радар сканирования поверхности с синтезированной апертурой;
• счётчик массы в гиперпространстве.

Особенности экранного образа

В отличие от светлых и чистых космических кораблей, создаваемых в классических научно-фантастических фильмах (таких, как «Запретная планета» (1956) и «Космическая одиссея 2001 года» (1968)), «Ностромо» населён мрачными и не всегда ухоженными астронавтами, которые работают рядом с не всегда исправным оборудованием. Созданная в таком ключе обстановка подкрепляет изображение компании-владельца корабля как жадной и мало заботящейся о своих работниках. По мнению критиков, «Чужой» — это фильм о «доме ужасов (доме с привидениями) на космическом корабле». Такую концепцию подчёркивают многие мизансцены: значительная часть корабля темна и пустынна; в проходы со свистом пробивается похожий на туман пар; грузовой отсек своими свисающими с потолка цепями напоминает пыточную камеру; с потолка стекает вода.

Интересные факты

• Порядковый номер корабля — 180286, это видно на дисплее в начале фильма; регистрационный номер — 180924609.
• «Ностромо» в переводе с итальянского означает «боцман».
• Вопреки распространенному заблуждению, сам корабль не очень велик, однако он тащит за собой огромный перерабатывающий завод с 20 млн т руды. Размеры Ностромо можно оценить в сцене отстыковки от завода и посадки на LV-426..
• Журнал «Мир Фантастики» поставил «Ностромо» на 5-е место в списке «10 самых лучших космических кораблей», добавив, что это один из самых известных кораблей «первого контакта».

Ссылки

• Надежда Маркалова. [mir3d.ru/vfx/2777/ «Чужой»: тридцать лет спустя]. Мир 3D (2 октября 2009). Проверено 4 июня 2012. [www.webcitation.org/68hveszAQ Архивировано из первоисточника 26 июня 2012].

Отрывок, характеризующий Ностромо (Чужой)

– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!