Нотр-Дам-дю-О

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Памятник архитектуры
Капелла Нотр-Дам-дю-О в Роншане
Chapelle Notre-Dame-du-Haut
Страна Франция
Город Роншан
Конфессия Католицизм
Епархия Архидиоцез Безансона 
Тип здания Капелла
Архитектурный стиль Конструктивизм
Автор проекта Ле Корбюзье
Строительство 19501955 годы
Сайт [www.chapellederonchamp.fr/ Официальный сайт]
Координаты: 47°42′14″ с. ш. 6°37′16″ в. д. / 47.70389° с. ш. 6.62111° в. д. / 47.70389; 6.62111 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=47.70389&mlon=6.62111&zoom=17 (O)] (Я)

Нотр-Дам-дю-О (Notre Dame du Haut; букв. «Дева Мария на высотах») или капелла Роншан — бетонная паломническая церковь, построенная в 1950—1955 гг. во французском местечке Роншан на Вогезской возвышенности, над Бельфором. Архитектор — Ле Корбюзье.





История

Христианская часовня на этом месте существовала с XIII века. Она была основана на месте разрушенного языческого храма. Её здание неоднократно строилось заново. Так, часовня сгорела в 1913 году от удара молнии, а в следующеем здании, предшествующем постройке Корбюзье, были разрушены крыша и шатёр во время артиллерийского обстрела в 1944 году. К 1950 году эти части здания были восстановлены. Но, тем не менее, церковные власти решили снести старую капеллу, тем самым освободив участок для осуществления проекта Корбюзье.[1].

Архитектура

Нотр-Дам-дю-О называют самым значительным с художественной точки зрения культовым зданием XX века. Инициатива его постройки принадлежала священнику Пьеру-Алену Кутюрье, который прежде работал с такими титанами современного искусства, как Матисс и Шагал. Ле Корбюзье, не будучи религиозен, поначалу отнёсся к предложению скептически, однако поездка в Роншан убедила его взяться за проект при условии, что католическая церковь предоставит ему полную свободу творческого самовыражения.

Роншаннская часовня идеально вписана в окружающий сложный ландшафт. Криволинейная крыша была навеяна формой раковины, которую Ле Корбюзье подобрал на пляже в Лонг-Айленде. Разглядев в форме раковины естественное воплощение идеи крова и защищённости, Ле Корбюзье там же вылепил из песка несколько «скульптур», которые стали прообразами часовни. Башни по сторонам храма сходны с теми эскизами, которые Ле Корбюзье выполнил в 1911 г. во время студенческой поездки на виллу Адриана.

Южная стена храма пронизана нерегулярно расположенными отверстиями с витражами, через которые внутрь проникает свет. Открытое пространство храма с каменным алтарём и статуей Девы Марии воспроизводит минимализм, свойственный дороманским храмам Северной Европы. При большом скоплении паломников в большие праздники служба проводится на свежем воздухе, для чего с внешней стороны оборудован особый алтарь.

Первоначально нестандартное здание вызывало бурные протесты местных жителей, которые отказывались подавать в храм воду и электричество, однако к настоящему времени туристы, приезжающие посмотреть на него, стали одним из основных источников дохода роншанцев.

Критика

Советский писатель и архитектор Виктор Некрасов так отзывался об этом строении[2]:

Но, пожалуй, больше всех озадачил меня кумир моих юных лет - Ле Корбюзье. В маленьком французском местечке Роншан, недалеко от швейцарской границы, неугомонный семидесятилетний архитектор соорудил церковь. О ней много сейчас пишут и спорят на страницах архитектурных журналов. Скажу прямо, ничего подобного ни сам Ле Корбюзье, ни кто-либо из существовавших до сих пор архитекторов не создавал. Мы как-то привыкли к тому, что все созданное Ле Корбюзье, как правило, зиждется на определенных законах архитектурной и конструктивной логики. В этом его сила. Здания его могут нравиться или не нравиться - это другой вопрос, но мысль автора, цель, к которой он стремится, всегда была ясна и понятна. В церкви же Роншан понять что-либо без специальных комментариев просто невозможно. К сожалению, я не видел этой церкви в натуре; но, разглядывая фотографии ни на что не похожего строения, состоящего из столбов, башен, балконов, навесов и изогнутых, извивающихся стен, испещренных какими-то прямоугольными отверстиями, становишься просто в тупик. И невольно, глядя на это здание самого передового из западных архитекторов, на эту церковь (и почему это церковь? Ах да, там крест наверху...), задаешь себе вопрос: а не зашла ли и архитектура в тупик?

Напишите отзыв о статье "Нотр-Дам-дю-О"

Примечания

  1. [art.1september.ru/articlef.php?ID=200600316 Капелла Нотр-Дам-дю-О в Роншане]
  2. Виктор Некрасов. «Первое знакомство». М., 1960

Источники

  • Stoller, Ezra. The Chapel at Ronchamp. Princeton Architectural Press, 1999.

Ссылки

  • [www.ronchamp.fr Official website of Ronchamp]
  • [art.1september.ru/articlef.php?ID=200600316 Часовня в Роншане]
  • [ru.rendezvousenfrance.com/ru/discover/30748 Нотр-Дам-дю-О — Часовня Роншама]
  • [www.chapellederonchamp.fr/ La Chapelle de Ronchamp]

Отрывок, характеризующий Нотр-Дам-дю-О

– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.