Ноттингем Форест

Ноттингем Форест
Полное название	Nottingham Forest Football Club
Прозвища	Форест (Forest), Красные (The Reds), Ловкие деревья (The Tricky Trees), Лесники (Foresters)
Основан	1865
Стадион	Сити Граунд, Ноттингем
Вместимость	30 602
Президент	Фаваз аль-Хасави
Тренер	Филипп Монтанье
Капитан	Крис Коэн
Сайт	[www.nottinghamforest.co.uk/ www.nottinghamforest.co.uk]
Соревнование	Чемпионшип
2015/16	16-е
Основная форма Гостевая форма

К:Футбольные клубы, основанные в 1865 годуНоттингем ФорестНоттингем Форест

«Но́ттингем Фо́рест» (англ. Nottingham Forest Football Club) — английский профессиональный футбольный клуб из города Ноттингем. Домашние матчи клуб проводит на стадионе «Сити Граунд», вмещающем 30 602 зрителя. Клубный стадион находится рядом с официальной границей Ноттингема на южном берегу реки Трент. База клуба находится рядом с базой земляков из «Ноттс Каунти». Эти два клуба расположены ближе всего в Англии.

Название «Ноттингем Форест» происходит от «Форест Рекриэйшн Граунд», общественного места отдыха, в котором клуб был сформирован, и Шервудского леса. Команду часто называют просто «Форест», это название написано у её игроков на футболках. Название клуба часто неправильно сокращают до «Ноттс Форест» — болельщики клуба очень не любят, когда их команду так называют.

«Ноттингем Форест» принадлежит уникальный рекорд — клуб играл в рамках Кубка Англии во всех четырёх частях Великобритании (в Северной Ирландии с «Линфилдом», в Шотландии с «Куинз Парк», в Уэльсе с «Кардифф Сити»). Также «лесники» отметились участием в Кубке Шотландии, Кубке Уэльса и Кубке Северной Ирландии.

В настоящее время команда играет в Чемпионате футбольной лиги. Попав в первую лигу в мае 2005, команда стала первым победителем Кубка европейских чемпионов, который когда-либо играл вне первых двух дивизионов национального первенства. Но в 2008 году «лесники» вновь вернулись в Чемпионат футбольной лиги Англии, по итогам сезона заняв вторую строчку турнирной таблицы Первой футбольной лиги.

История

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Первые годы

Форест был основан в 1865 году (группой игроков в хоккей на траве) вскоре после создания клуба-соседа «Ноттс Каунти», одного из старейших футбольных клубов планеты. В 1888 году команда вступила в футбольный альянс и выиграла соревнования в 1892 году, что позволило ей войти в английскую футбольную лигу.

Благотворительная деятельность «Ноттингем Форест» помогла встать на ноги командам «Арсенал» и «Брайтон энд Хоув Альбион». В 1886 году «Форест» пожертвовал футбольную экипировку команде «Арсенал», и с тех пор Арсенал носит красную форму (белые рукава гораздо позже добавил Герберт Чепмен).

Первый успех пришёл к команде в 1898 году, когда они выиграли кубок Англии (победив команду «Дерби Каунти»). Однако большую часть первой половины XX века команда провела во втором дивизионе (а в 1914 году даже финишировала последней). В 1949 клуб вылетел в Третий дивизион, однако через два года вернулся, заняв в нём первое место благодаря 35 голам Уолли Ардрона, по сей день являющегося рекордсменом команды по забитым голам. В конце 1950-х годов наступил короткий период славы после того, как команда попала в Первый дивизион в 1957 году и выиграла кубок страны в 1959, несмотря на потерю из-за травмы лидера команды Роя Дуайта. К этому времени «Форест» стал главной командой в Ноттингеме, превзойдя «Ноттс Каунти». Однако после того, как команда стала полуфиналистом кубка в 1967 году, наступила полоса неудач, и в 1972 «Форест» вылетел во второй дивизион.

Брайан Клаф: дни славы (1975—1993)

«Ноттингем Форест» расценивался в качестве середняка чемпионата до середины 1970-х годов, пока во главе клуба не встал Брайан Клаф. Клаф был наиболее успешным менеджером команды за всё время её существования. Он выиграл чемпионат в 1972 году с непримиримыми соперниками «Фореста» командой «Дерби Каунти» и пришёл в «Ноттингем Форест» в сентябре 1975 года, когда они были во втором дивизионе. В следующем сезоне команда попала в высший дивизион, но никто не мог предсказать, насколько успешным будет выступление команды Клафа в следующие три сезона.

«Ноттингем Форест» стал одной из немногих команд (и последней на данный момент (2015), которая смогла выиграть чемпионат Англии на следующий год после попадания в высший дивизион. В сезоне 1978/79 годов «Форест» выиграл Кубок европейских чемпионов, победив шведский клуб «Мальмё» со счётом 1:0 на Олимпийском стадионе города Мюнхена, а в следующем году повторил успех, победив футбольный клуб «Гамбург» с тем же счётом 1:0 в Мадриде . Команда также выиграла Суперкубок УЕФА и три Кубка Лиги. Ключевые игроки того времени — вратарь Питер Шилтон, полузащитник Мартин О’Нил, вингер Джон Нельсон Робертсон и нападающий Тревор Фрэнсис — первый футболист в истории английского футбола, проданный за 1 миллион фунтов стерлингов.

Следующий трофей команда завоевала в 1989 году, победив «Лутон Таун» в финале Кубка Лиги. Большую часть сезона «Ноттингем Форест» боролся за золотые медали чемпионата Англии, однако проиграл эту борьбу победителю — «Арсеналу» и серебряному призёру — «Ливерпулю». Кроме того, команда уступила «Ливерпулю» в полуфинале кубка страны на стадионе «Хиллсборо». Тот матч печально знаменит трагедией на трибунах, в результате которой погибло 96 болельщиков «Ливерпуля». В 1990 году команда завоевала Кубок Лиги, победив «Олдем Атлетик». В следующем сезоне «Ноттингем Форест» был близок к успеху, впервые под руководством Клафа достигнув финала Кубка Англии, и забив первый гол в финале против «Тоттенхэм Хотспур» на стадионе «Уэмбли», но проиграл со счётом 2:1. В сезоне 1992 года команда вновь дошла до финала Кубка Лиги, но проиграла клубу «Манчестер Юнайтед».

Восемнадцатилетняя эпоха Брайана Клафа закончилась в мае 1993 года, когда клуб вылетел из высшего дивизиона чемпионата Англии после шестнадцати лет выступлений на высшем уровне. После ухода Клафа из «Ноттингем Форест» сменилось семнадцать менеджеров и из двадцати трех сезонов только четыре клуб провёл в элите чемпионата страны (данные 2016 года). Брайан Клаф был признан одним из самых успешных менеджеров в истории мирового футбола.

Фрэнк Кларк (1993—1996)

Фрэнк Кларк, бывший левый защитник команды, вернулся в неё в мае 1993 года в качестве генерального менеджера. Годы под его управлением прошли без громких побед. Сохранив костяк команды, и заняв второе место в первом дивизионе чемпионата Англии, команда была близка к тому, чтобы закрепиться в высшем дивизионе. Казалось, что Кларк способен вернуть «Ноттингем Форест» утраченные позиции.

Возвращение в элиту было впечатляющим: в сезоне 1994/95 команда завоевала бронзовые медали и пробилась в Кубок УЕФА — это была первая еврокубковая кампания команды в пост-эйзельскую эпоху. За команду играли известные игроки, такие как Стэн Коллимор, Стюарт Пирс и голландский легионер Брайан Рой. Однако в июне 1995 года Коллимор был продан в «Ливерпуль» за рекордные по тем временам 8,4 миллиона фунтов стерлингов, а купленный ему на замену за 2 миллиона фунтов стерлингов итальянец Андреа Силенци стал одним из главных разочарований сезона. С уходом Коллимора у клуба наступила голевая засуха и команда закончила чемпионат на девятом месте, хотя в Кубке УЕФА добралfсь до четвертьфинала (лучший результат в еврокубках для английских клубов в тот сезон).

К сезону 1996/97 Кларк приобрёл валлийского нападающего Дина Сондерса и хорватского защитника Николу Жеркана, однако начало сезона было провальным и ожидаемая борьба за зону попадания в еврокубки превратилась в борьбу за место в высшем дивизионе. В сентябре Кларк подал в отставку и у руля команды временно встал 34-летний капитан команды Стюарт Пирс.

Дейв Бассетт: падение, взлёт и снова падение (1997—1998)

Пирс внушил болельщикам надежду на воскрешение былых успехов клуба, и после того, как вытащил команду со дна турнирной таблицы в январе 1997 года, был признан менеджером месяца. Однако директора клуба хотели получить на должность управляющего человека более искушённого и в марте 1997 года на пост вступил бывший менеджер клуба «Кристал Пэлас» Дейв Бассет. Несмотря на то, что к команде присоединился голландский нападающий Пьер ван Хойдонк, «Форест» не избежал вылета из высшего дивизиона, закончив сезон на последнем месте. В сезоне 1997/98 клуб вернулся в Премьер-лигу с первой попытки. Однако связка Кевина Кэмпбелла и Пьера ван Хойдонка вскоре распалась: Пьер ван Хойдонк был продан в турецкий клуб «Трабзонспор». Вскоре голландский нападающий вернулся в клуб, однако было уже слишком поздно и в январе 1999 года Бассетт ушёл в отставку после провального старта сезона и вылета из Кубка Англии.

Рон Аткинсон: в погоне за лидерами (1999)

Рон Аткинсон в последний раз появился в футбольном мире, став менеджером «Ноттингем Фореста» в январе 1999 года. Привлечённый в клуб на условиях получения миллиона фунтов стерлингов в случае сохранения прописки в высшем дивизионе, Большой Рон, однако не смог уберечь команду от вылета, и в третий раз за последние семь лет она вылетела в первый дивизион.

Дэвид Платт: национальный уровень (1999—2001)

Когда директора клуба решили не продлевать контракт с Аткинсоном, в связи с назначением нового менеджера прозвучало несколько фамилий, среди которых были Гленн Ходдл (бывший управляющий клубов «Суиндон Таун», «Челси» и сборной Англии), Рой Эванс (бывший управляющий «Ливерпуля») и Брайан Литтл (бывший управляющий клубов «Лестер Сити» и «Астон Вилла»). Выбор директоров неожиданно пал на бывшего капитана сборной Англии 33-летнего Дэвида Платта, чей небольшой опыт в качестве главного тренера футбольного клуба итальянской Серии А «Сампдории» недавно закончился вылетом в низшую лигу.

Бывший капитан сборной Дэвид Платт был назван играющим менеджером клуба в июле 1999 года. Он сделал несколько громких приобретений, однако они оказались неудачными, а «Форест» не показывал игру, достойную выхода в Премьер-лигу, заканчивая сезон под управлением Платта в середине турнирной таблицы. Кроме того, у клуба начались финансовые проблемы, и Платт был вынужден продавать ключевых игроков для того, чтобы рассчитаться с долгами, оставшимися от его громких приобретений в первое время на посту менеджера клуба, которые включали покупку двух итальянских игроков за почти 5 миллионов фунтов стерлингов (Джанлука Петрачи и Сальваторе Матрекано из «Перуджи» вместе стоили 4,8 миллиона фунтов плюс свободный трансферт Морено Маннини из «Сампдории»). В июле 2001 года Платт стал тренером молодёжной команды Англии, передав бразды правления командой начинающему менеджеру Полу Харту. К тому времени период успешных выступлений «Фореста» был уже почти забыт, а в составе не осталось игроков, игравших за клуб в ту пору.

Дэвид Платт был одним из самых нелюбимых болельщиками персон клуба. На нём лежит ответственность за ряд неудачных покупок стоимостью в миллионы фунтов. Вследствие их клуб ещё больше погряз в долгах, а качество игры оставляло желать лучшего.

Пол Харт: выживание при ограниченных ресурсах (2001—2004)

Период администрирования клуба Полом Хартом был очень трудным. Его назначение было встречено с удивлением (его знали по успешной работе в футбольных академиях сначала «Лидса», а затем и «Фореста»). Финансовые проблемы клуба брали начало в сезоне 2001/02 годов, когда спонсор клуба обанкротился. Первый сезон Пола Харта был не очень удачным ввиду того, что команда была составлена преимущественно из молодых футболистов, и заняла 16 место в первом дивизионе. Летом 2002 года клуб был на грани ликвидации, однако продажа нескольких ключевых игроков, таких как Джермейн Дженас несколько выправила финансовое состояние клуба, и уже в сезоне 2002/03 годов дела «Фореста» пошли на поправку. Они заняли шестое место в первом дивизионе, были допущены к играм плей-офф за право попадания в Премьер-лигу. Однако в полуфинале команда проиграла клубу «Шеффилд Юнайтед». После ничьи 1:1 дома, в гостях было поражение в дополнительное время со счётом 3:4 и 4:5 по сумме двух матчей, хотя команда и вела со счётом 2:0. Если бы в футбольной лиге было правило преимущества голов на выезде, «Форест» попал бы в финал (счёт в ответной игре был 2:2 после 90 минуты матча).

В то время юные игроки Майкл Доусон и Марлон Хэрвуд были одними из самых талантливых в английском футболе. Они начали привлекаться к играм за основной состав. Однако неудачная попытка пробиться в высший дивизион вынудила руководство клуба продать эти юные дарования. В следующем сезоне команда играла невыразительно и опустилась во вторую половину турнирной таблицы первого дивизиона. Харту пришлось уйти в отставку.

Джо Киннэйр: короткий период (2004)

Следующим генеральным менеджером «Ноттингем Форест» стал Джо Киннэйр. Казалось, что директора клуба сделали хороший выбор после того, как Киннэйр оживил «Форест», вытащив его на безопасное 14 место в турнирной таблице. Киннэйр надеялся на следующий год выйти в Премьер-лигу. Однако старт сезона получился плохим. Несмотря на ничью 1:1 в первом туре против «Уиган Атлетик», команда стала играть неудачно и спустилась вниз в турнирной таблице. После демонстраций болельщиков, требовавших смены руководства клуба, Киннэйру пришлось покинуть пост в декабре после поражения со счётом 0:3 от непримиримых соперников «Дерби Каунти» на Прайд Парк, которое опустило «Ноттингем Форест» на дно чемпионата. Заместитель Киннэйра, Мик Харфорд был назначен на свой пост всего за несколько недель до отставки Киннэйра, однако именно ему пришлось взять на себя управление клубом на правах исполняющего обязанности.

Гари Мегсон: вылет в первую лигу (2005—2006)

В январе 2005 года Гари Мегсон был назначен на пост генерального менеджера «Ноттингем Форест». К этому времени у него был опыт двукратного вывода в Премьер-лигу клуба «Вест Бромвич Альбион» после того, как те находились в шаге от вылета во второй дивизион. На него возлагались надежды, связанные с повторением подобного успеха. Однако в сезоне 2004/05 годов выполнить эту задачу Мегсону не удалось и команда заняла второе с конца место в Чемпионшипе, как тогда стал называться турнир первого дивизиона и вылетела в Первую Лигу. Эта неудача сделала клуб первым в Европе победителем еврокубков, вылетевшим в третий по значимости дивизион национального первенства.

После вылета Мегсон выставил на продажу ряд игроков, которые, по его мнению, не удовлетворяли предъявляемым к ним требованиям. Среди них были Дэвид Джонсон, Марлон Кинг, Кевин Джеймс, Алан Роджерс и Адам Науленд. Кинг попал в клуб «Уотфорд» по долгосрочному контракту. Науленд в качестве свободного агента попал в «Престон Норт Энд». Джеймс на правах аренды пал в «Уолсолл». Однако, Джонсон сумел вернуться в основную команду. Кроме них, много игроков из ближнего резерва также ушли из команды.

Летом 2005 года Гэри Мегсон был одним из самых активных менеджеров на трансферном рынке. Мэтью Луи-Жан ушёл в «Норвич Сити», Эойн Джесс и Крис Дуиг ушли в «Нортгемптон Таун» в качестве свободных агентов. Новичками клуба стали Гэри Хольт из «Норвича» (был обменян на Луи-Жана), Ники Идэн и Ян Брекин из «Уиган Атлетик» и Джино Падула из «Куинз Парк Рейнджерс». Джон Кёртис был подписан на правах свободного агента, а восьмым новичком стал Дэнни Куллип из «Шеффилд Юнайтед», купленный за неразглашённую сумму. Трансферная активность Мегсона завершилась подписанием Натана Тайсона, нападающего из клуба Второй Лиги «Уиком Уондерерс» на правах аренды до января 2006 года. Затем Тайсон подписал с клубом постоянный контракт. Во время второй волны покупок в клубе оказались нападающий Грэнт Хольт из «Рочдейла», полузащитник Сэмми Клинган из «Вулверхэмптон Уондерерс» и защитник Джулиан Беннет из клуба Первой Лиги «Уолсолл», который вскоре своим первым голом за новый клуб сравнял счёт на 90-й минуте в матче против клуба «Блэкпул».

В первое время в Первой Лиге при Гэри Мегсоне прогресс был стабильным, однако болельщики команды ждали большего. В начале 2006 года команда лучше всех в Лиге играла на домашней арене, однако выездные матчи давались команде с трудом. Качество игры оставляло желать лучшего, а многочисленные приобретения руководства не оправдывали возложенных на них надежд.

Мегсон ушёл в отставку 'по обоюдному согласию' 16 февраля 2006 года, оставив «Форест» на 13-м месте, всего в четырёх очках от зоны вылета, и всего с одной победой в последних десяти матчах. Преемник Мегсона не был назван до начала следующего сезона.

Барлоу и Макпарланд: великолепные матчи (2006)

Фрэнк Барлоу (ассистент Гэри Мегсона) и Иан Макпарланд (тренер команды) стали исполнять функции управления после ухода Мегсона. Достойная кандидатура на пост генерального менеджера на тот момент была ещё не найдена. Любой, кто стал бы управлять клубом, должен был быть готовым к тому, что команда вылетит из Первой лиги ввиду неудовлетворительной спортивной формы. Однако долговременная цель клуба — завоевать путёвку в Премьер-лигу. Барлоу и Макпарланд выиграли свою первую игру со счётом 2:0 в гостях у «Порт Вейл». Это была первая победа Фореста на выезде с 27 августа (победа 3:1 над «Джиллингемом»), первая победа с преимуществом в два мяча с начала сезона и первая сухая победа на выезде с начала сезона. Вторая игра закончилась домашней победой со счётом 7:1 над «Суиндон Таун», это был первый раз за последние 10 лет, когда команда забила более 6 голов в одной игре.

Беспроигрышная серия при Барлоу и Макпарланде растянулась до шести игр, когда «Форест» обыграл клуб «Милтон Кинс Донс» со счётом 3:0. Защитник Ян Брекин продолжил свой прекрасный сезон очередным голом, восьмым в текущем чемпионате, а Грант Холт забил свой третий гол за клуб. В итоге «Форест» завоевал 28 очков из 39 возможных при Барлоу и Макпарланде, но заработать путёвку в серию плэй-офф всё же не удалось, поскольку команда завершила сезон на 7 строчке таблицы.

Колин Колдервуд: выход в Чемпионшип (2006—2008)

В мае 2006 года Колин Колдервуд стал двенадцатым менеджером «Форест» за последние тринадцать лет. Кроме всего этого, он еще слыл любителем сигар и распутного образа жизни

Джон Пэмбертон (2008—2009)

Результатом деятельности Пэмбертона стала победа в рамках чемпионата на выезде против «Норвич Сити» со счётом 3:2. Это случилось 28 декабря. Далее, 1 января, Билли Дэвис был назначен новым главным тренером «Форест».

Настоящее время

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Билли Дэвис был назначен на пост менеджера 1 января 2009 года. Перед ним была поставлена задача обеспечить на следующий сезон место в чемпионате футбольной лиги, с чем он и справился, не проиграв ни одного матча в последних шести турах.

Найджел Доти приобрел «Форест» в 1999 году за 11 миллионов фунтов, чем спас клуб от администрации.^{[какой?]} Он инвестировал более 100 миллионов своих денег в клуб, за который всегда болел. В конце сезона 2011/2012 Найджел должен был покинуть должность председателя «Ноттингема». 4 февраля он был найден мертвым в тренажерном зале своего дома в Линкольншире.

Текущий состав

По состоянию на 2016 года

№	Игрок	Страна	Дата рождения	Бывший клуб	Контракт
Вратари
30	Стивен Хендерсон		2 мая 1988 (35 лет)	Чарльтон Атлетик	2016—2019
38	Владимир Стойкович		28 июля 1983 (40 лет)	Маккаби Хайфа	2016—2018
Защитники
2	Эрик Лихай		17 ноября 1988 (35 лет)	Астон Вилла	2013—2017
3	Даниэль Пинильос		22 октября 1992 (31 год)	Кордоба	2015—2017
4	Майкл Мансьенн		8 января 1988 (36 лет)	Гамбург	2014—2017
5	Мэтт Миллз		14 июля 1986 (37 лет)	Болтон Уондерерс	2015—2018
6	Арман Траоре		8 октября 1989 (34 года)	Куинз Парк Рейнджерс	2016—2019
13	Дэнни Фокс		29 мая 1986 (37 лет)	Саутгемптон	2014—2018
17	Илдеберту		2 марта 1996 (28 лет)	В аренде у Бенфики	2016—2017
25	Джек Хоббс		18 августа 1988 (35 лет)	Халл Сити	2014—2018
27	Дамьен Перкис		10 апреля 1984 (40 лет)	ФК Торонто	2016—2018
28	Томас Лам		18 декабря 1993 (30 лет)	Зволле	2016—2018
Полузащитники
8	Крис Коэн		5 марта 1987 (37 лет)	Йовил Таун	2007—2017
10	Генри Лэнсбери		12 октября 1990 (33 года)	Арсенал	2012—2017
11	Бен Осборн		5 августа 1994 (29 лет)	Воспитанник клуба	2014—2020
18	Мустафа Карайол		4 сентября 1988 (35 лет)	Мидлсбро	2016—2018
22	Пайтим Касами		2 июня 1992 (31 год)	В аренде у Олимпиакоса	2016—2017
24	Дэвид Воэн		18 февраля 1983 (41 год)	Сандерленд	2014—2017
37	Джорджи Грант		26 сентября 1994 (29 лет)	Академия Найки	2013—2017
41	Мэтти Кэш		7 августа 1997 (26 лет)	Воспитанник клуба	2015—2019
Нападающие
7	Мэтти Фрайатт		5 марта 1986 (38 лет)	Халл Сити	2014—2017
9	Бритт Ассомбалонга		6 декабря 1992 (31 год)	Питерборо Юнайтед	2014—2021
12	Николао Думитру		12 октября 1991 (32 года)	В аренде у Наполи	2016—2017
14	Никлас Бендтнер		16 января 1988 (36 лет)	Вольфсбург	2016—2018
20	Лика		8 сентября 1988 (35 лет)	Порту	2016—2018
39	Апостолос Веллиос		8 января 1992 (32 года)	Ираклис	2016—2020

Достижения

Национальные

• Первый дивизион / Премьер-лига
  • 1 Чемпион (1): 1977/78
  • 2 Вице-чемпион (2): 1966/67, 1978/79

• Второй дивизион
  • 1 Чемпион (3): 1906/07, 1991/92, 1997/98
  • 2 Вице-чемпион (2): 1956/57, 1993/94

• Третий дивизион
  • 1 Чемпион (1): 1950/51
  • 2 Вице-чемпион (1): 2007/08

• Кубок Англии
  • 1 Обладатель (2): 1898, 1959
  • 2 Финалист (1): 1991

• Кубок футбольной лиги
  • 1 Обладатель (4): 1978, 1979, 1989, 1990
  • 2 Финалист (2): 1980, 1992

• Суперкубок Англии
  • 1 Обладатель (2): 1978
  • 2 Финалист (5): 1959

• Кубок полноправных членов
  • 1 Обладатель (2): 1989, 1992

Международные

• Кубок европейских чемпионов
  • 1 Обладатель (2): 1979, 1980

• Суперкубок Европы
  • 1 Обладатель (1): 1979
  • 2 Финалист (1): 1980

• Межконтинентальный кубок
  • 2 Финалист (1): 1980

Главные тренеры

Тренер	Период	Достижения
Гарри Редфорд	1889 — 1897	1 Кубок Англии
Гарри Хаслем	1897 — 1909	1 чемпионский титул Второго дивизиона
Фред Эрп	1909 — 1912
Боб Мастерс	1912 — 1925	1 чемпионский титул Второго дивизиона
Джон Бэйнс	1925 — 1929
Стэн Харди	1930 — 1931
Ноель Уотсон	1931 — 1936
Гарольд Уитман	1936 — 1939
Билли Уокер	1939 — 1960	1 Кубок Англии, 1 чемпионский титул Третьго дивизиона
Энди Битти	1960 — 1963
Джонни Кэри	1963 — 1968
Мэтт Джиллес	1968 — 1972
Дейв Макай	1972 — 1973
Алан Браун	1973 — 1975
Брайан Клаф	1975 — 1993	1 чемпионский титул Первого дивизиона (I), 2 Кубка европейских чемпионов, 1 Суперкубок Европы, 4 Кубка футбольной лиги, 2 Кубка полноправных членов, 1 Суперкубок Англии
Фрэнк Кларк	1993 — 1996
Стюарт Пирс	1996 — 1997
Дэйв Бассетт	1997 — 1999	1 чемпионский титул Первого дивизиона (II)
Микки Адамс	1999
Рон Аткинсон	1999
Дэвид Платт	1999 — 2001
Пол Харт	2001 — 2004	Плей-офф Первого дивизиона (II)
Джо Киннэйр	2004
Мик Харфорд	2004 — 2005
Гари Мегсон	2005 — 2006
Йан Макпарланд Фрэнк Барлоу	2006
Колин Колдервуд	2006 — 2008	Плей-офф Первой футбольной лиги (III)
Джон Пембертон	2008
Билли Дэвис	2009 — 2011	Плей-офф Чемпионата футбольной лиги (II)
Стив Макларен	2011
Стив Коттерилл	2011— 2012

Известные игроки

Вив Андерсон Волли Ардрон Крис Барт-Вильямс Ян Бойер Тони Вудкок Джонни Дент Найджел Клаф Стен Коллимор Ларри Ллойд Дэвид Нидхем Стюарт Пирс Иан Райт Иан Стори-Мур

Стив Стоун Джон Терри Дес Уокер Тревор Френсис Сэм Харди Стив Четтл Тедди Шерингем Питер Шилтон Шон Райт-Филлипс Крис Коммонс Боб Маккинли

Джон Роберстон Гренвил Моррис Роберт Эрншоу Рой Кин Мартин О’Нил Юрген Рёбер Никола Йеркан Брайан Рой Пьер ван Хойдонк

Стадион

Ноттингем Форест играет домашние игры на стадионе Сити Граунд, своей домашней арене с 1898 года. Перед тем как команда обосновалась на Сити Граунд, на южном берегу реки Трент, домашней ареной был Форест Рекриэйшн Граунд, от которого берёт начало название команды.

Четыре трибуны Сити Граунд:

• Главная трибуна, старейшая и самая маленькая трибуна. Вместимость: 5708 человек.
• Трибуна Трент, самая новая, построена в 1994 году. Вместимость: 7500 человек.
• Бриджфорд Энд, нижняя часть вмещает 5151 болельщика, полная вместимость 7710 человек.
• Трибуна Брайана Клафа, ранее называвшаяся трибуной Экзекьютив Стенд, была переименована в честь лучшего в истории клуба генерального менеджера Брайана Клафа. Самая большая трибуна стадиона с вместимостью более 10 тысяч человек.

Полная вместимость стадиона составляет 30602 человека.

Рекорды

Больше всего игр за клуб (во всех турнирах):

1. Боб Маккинли: 692
2. Иан Бойер: 564
3. Стив Четтл: 526
4. Стюарт Пирс: 522
5. Джон Робертсон: 514

Больше всего голов за клуб (во всех турнирах):

1. Гренвилл Моррис: 217
2. Найджел Клаф: 131
3. Уолли Ардрон: 124
4. Джонни Дент: 122
5. Иан Стори-Мур: 118

Рекордная посещаемость: 49,946 во встрече с Манчестер Юнайтед, 28 октября 1967 года.

Рекордная прибыль от матча: 499099 фунтов стерлингов во встрече с Баварией (Мюнхен) в четвертьфинале Кубка УЕФА (ответный матч), 19 марта 1996 года.

Выигрышная серия в чемпионате страны: 7, победы с 9.5.79 до 1.9.79

Проигрышная серия в чемпионате страны: 14, поражения с 21.3.13 до 27.9.13

Беспроигрышная серия в чемпионате страны: 42, с 26.11.77 до 25.11.78

Безвыигрышная серия в чемпионате страны: 13, с 8.9.98 до 16.1.99

Первая игра в чемпионате страны: 3 сентября 1892 года против Эвертона (в гостях), 2-2

Самая крупная победа (во всех турнирах): 14-0, против Клэптона (в гостях), 1 круг Кубка Англии, 17 января 1891года

Самое крупное поражение (во всех турнирах): 1-9, против Блэкберна, второй дивизион, 10 апреля 1937года.

Больше всего очков за сезон: 94, первый дивизион, сезон 1977—1978

Больше всего голов за сезон: 101, третий дивизион, сезон 1950—1951

Лучший бомбардир за сезон: Волли Ардон, 36, третий дивизион, сезон 1950—1951

Игрок, проведший больше всего матчей за сборную : Стюарт Пирс, 78 за сборную Англии.

Самый молодой игрок в чемпионате: Гари Миллс, 16 лет 306 дней, дебют во встрече с Арсеналом 9.9.78

Рекордная сумма трансферта: 3,5 млн фунтов за Пьера ван Хуидонка (перешёл из Селтика), март 1997

Рекордная сумма продажи: 8,5 млн фунтов за Стена Коллимора (перешёл в Ливерпуль), июнь 1995

Генеральные спонсоры

• 1987:
  • Хоум Алес
• 1988-91:
  • Шипстоунс
• 1992-1997:
  • Лаббатт'c
• 1997-2003:
  • Пиннекл
• 2004-2009:
  • Кэпитал Уан
• С 2009:
  • Виктор Чендлер

Ссылки

• [www.nottinghamforest.co.uk/ Официальный сайт]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ноттингем Форест

Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.