Нот, Мартин

Мартин Нот

Мартин Нот (нем. Martin Noth; 3 августа 1902, Дрезден — 30 мая 1968), Негев, Израиль) — немецкий учёный, педагог, профессор, доктор наук.

Один из самых известных протестантских библеистов, исследователей Ветхого Завета XX века.

Биография

Обучался в университетах Эрлангена, Ростока и Лейпцига. Ученик Р. Киттеля и А. Альта.

Позже преподавал курс Священого Писания в Грайфсвальдском, Лейпцигском и Кёнигсбергском университетах. В 27 лет стал полным профессором в Кенигсберге.

С приходом к власти Гитлера подвергался преследованиям как представитель антинацистской «Исповеднической церкви».

Участник Второй мировой войны. В 1939—1941 и 1943—1945 — служил солдатом в вермахте.

С 1945 до своей отставки в 1967 году был профессором Боннского университета, в 1947/48 и 1957/58 избирался его ректором.

В 1967 году переехал в Иерусалим, где руководил немецким протестантским «Научным Институтом Святой Земли».

Умер 30 мая 1968 во время научной экспедиции в пустыне Негев. Похоронен в Вифлееме.

Научно-исследовательская деятельность

Автор аргументации в пользу того, что первый цикл Исторических книг Ветхого Завета (Книга Иисуса Навина, Книга Судей Израилевых, Книга Царств) в литературном и религиозном отношениях тесно связан со Второзаконием, которое служило к ним своего рода прологом. В отличие от Второзаконнической истории, традиция Яхвиста и Элохиста развивалась независимо (начало этих традиций Нот возводит к эпохе судей). Он ставил задачу реконструировать ход ветхозаветных событий в рамках древневосточного контекста.

Труды автора отмечены двумя характерными особенностями: он скептически относился к достоверности сказаний Пятикнижия Моисея, и пытался путём смелых гипотез решить ряд библио-исторических проблем. В своей «Истории Израиля» («Geschichte Israels», Gott., 1950) Нот развивал гипотезу, высказанную давно, о двух разнородных традициях, которые исходили от двух групп израильтян. Одна проникла в Ханаан мирным путём и образовала амфиктионию в районе Сихема, а другая проложила себе путь с боями. Именно последняя пришла из Египта, и её предания связаны с именем Моисея. Однако в этих преданиях, по мнению автора, сохранились лишь смутные отголоски действительных событий.

Связь Ветхого Завета с Древним Востоком рассмотрена им в труде «Мир Ветхого Завета» ("Die Welt des Alten Testaments, B., 1940). Им были также составлены толкования на Книги Исход (1959), Левит (1962), Чисел (1966) и Иисуса Навина (1938).

Избранные труды

• A History of Pentateuchal Traditions
• History of Israel: Biblical History
• The Deuteronomistic History
• Überlieferungsgeschichtliche Studien: Die sammelnden und bearbeitenden Geschichtswerke im Alten Testament

Ссылки

• [www3.uni-bonn.de/die-universitaet/informationsquellen/presseinformationen/pressemitteilungen/351_02 100. Geburtstag des bedeutenden Alttestamentlers] (нем.)

Отрывок, характеризующий Нот, Мартин

Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.