Ночные ястребы
| Ночные ястребы | |
| Nighthawks | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях |
Сильвестр Сталлоне |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
100 мин. |
| Бюджет |
$5,000,000 |
| Сборы |
$19 905 359 |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Ночные ястребы» — кинофильм.
Описание сюжета
Двое полицейских Нью-Йоркского департамента полиции Дик да Сильва и Мэттью Фокс работают "на улице". Они устраивают засаду «на живца» и разоружают уличную банду грабителей. В это же время (в дни Рождества и Нового года) террорист Вульфгар закладывает бомбу в один из лондонских магазинов. Она взрывается, но при взрыве погибают женщины и дети. Его нанимателям это не нравится - по их мнению, жертвы среди женщин и детей, дискредитируют их движение и их идеи. Курьер Фрэнк, посланный к Вульфгару, приводит за собой группу полицейских, но террорист сначала разоблачает нервничающего курьера, а потом хладнокровно расстреливает прибывших детективов и самого Фрэнка. Однако Вульфгар допустил ошибку — у курьера был паспорт, который он должен был передать Вульфгару. Таким образом, Интерпол получает фотографию террориста. Вульфгар укрывается в Париже, где делает пластическую операцию в подпольной клинике. После чего (убив врача, который проводил операцию) приезжает в США, чтобы успешными терактами восстановить свою "подмоченную" лондонским взрывом репутацию перед международным террористическим сообществом.
Да Сильву и Фокса к их величайшему недовольству переводят в антитеррористический отряд. Начальство неумолимо: в отряде нужны люди с боевым опытом и знанием местных "крысиных нор". Приехавший специалист из Англии Хартманн читает лекции, среди прочего рассказывает о Вульфгаре и его приспешниках. Он разгадывает план Вульфгара, получив сведения об убитом в Париже хирурге. Вскоре Вульфгар взрывает безлюдное здание и готовит атаку на делегатов ООН. Полиция расследует убийство стюардессы, у которой проживал террорист, в её квартире находят карту с обозначением места взрыва и ночных клубов города. Да Сильва и Хартманн догадываются, что Вульфгар ходит по клубам, где "цепляет" одиноких женщин, находя у них убежище. Детективы обходят клубы, где была убитая девушка, и один из охранников вспоминает, что видел её с молодым человеком. Да Сильва замечает Вульфгара и пытается сопоставить его лицо с фотопортретом. Вульфгар уходит, но Да Сильва окликает его. Происходит погоня в ночном клубе, потом в метро. Прикрываясь женщиной, Вульфгар скрывается, при этом успев ранить Фокса.
Сообщница Вульфгара, Шакка Капур, догадывается о роли Хартманна и убивает его на дипломатическом приёме. Вульфгар и Шакка захватывают вагончик канатной дороги, где среди пассажиров находится несколько делегатов ООН, включая женщину с грудным ребёнком. Ситуация почти безнадёжная. Вульфгар, дабы показать себя "с хорошей стороны", отдаёт ребёнка Да Сильва, но публично унижает его, заставляя громко произнести фразу: "Мы поставили этот город на колени, полиция бессильна". Вульфгар выдвигает требования - подогнать автобус, и чтобы водителем, который повезёт его, Шакку и заложников, был именно Да Сильва. После чего отпускает Да Сильва с ребёнком. Наступает вечер. Да Сильва подгоняет к вагончику автобус. Террористы выводят связанных заложников, прикрываясь ими. В решающий момент Да Сильва включает запись лекции Хартманна. Услышав ненавистный голос, поливающий её грязью, Шакка выходит из-за живого щита, и меткий выстрел Фокса вышибает её мозги. Снайпер отсекает Вульфгара от заложников, но ему удаётся скрыться.
Вульфгар является к жене Да Сильва, но полицейский обезвреживает негодяя своим коронным методом - "ловлей на живца".
В ролях
- Сильвестр Сталлоне — детектив-сержант Дик да Сильва.
- Билли Ди Уильямс — Мэттью Фокс, напарник Дика да Сильвы.
- Рутгер Хауэр — террорист Вульфгар.
- Персис Хамбатта — Шакка Холланд (Капур), сообщница Вульфгара.
- Линдси Вагнер — Ирена.
- Найджел Дэвенпорт — Питер Хартманн.
- Джой Спинелл — лейтенант полиции Мунафи.
- Джимм Бивер — пассажир в метро.
Музыка, прозвучавшая в фильме
«Getaway» — Rossington Collins Band
«Opportunity» — Rossington Collins Band
«Nighthawking» — Кит Эмерсон
«Road Fever» — Foghat
«Slow Ride» — Foghat
«Last Call» — The Crusaders
«Love to Ride» — Keith Sykes
«Brown Sugar» — Роллинг Стоунз
«I’m a Man» — Кит Эмерсон
«Saoco» — Libre
Напишите отзыв о статье "Ночные ястребы"
Ссылки
- [www.imdb.com/title/tt0082817/soundtrack Саундтрек к фильму на imdb]
- [www.allrovi.com/movies/movie/v35341 Nighthawks] на Allrovi
- [www.rottentomatoes.com/m/1015095-nighthawks/ Nighthawks] на Rotten Tomatoes
- [www.boxofficemojo.com/movies/?id=nighthawks.htm Nighthawks] на Box Office Mojo
|
Это заготовка статьи об американском кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Ночные ястребы
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.
