Ночь ужаса (фильм, 1916)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ночь ужаса
Nächte des Grauens
Жанр

драма

Режиссёр

Рихард Освальд, Артур Робинсон

В главных
ролях

Эмиль Яннингс
Вернер Краусс
Лоренц Кёлер
Ганс Мерендорф
Оззи Освальда
Люпу Пик
Лу Синд

Длительность

5 частей

Страна

Германия Германия

Год

1916

IMDb

ID 0007111

К:Фильмы 1916 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Ночь ужаса» («Ночи ужасов», «Ужасные ночи») (нем. Nächte des Grauens, 1916) — немецкий художественный фильм Рихарда Освальда, «полицейский фильм», «детективный фильм из серии Гарри Хиггса»[1]. В России фильм демонстрировался также под названием «Препятствий нет судьбе жестокой».



Сюжет

Бедная Мария Лотти, служившая продавщицей в магазине дамских нарядов, получила от Нью-Йоркского нотариуса сообщение о смерти её дедушки Жозефе Лотти. «Старик не мог ничего мне оставить, он был очень беден», — уверяла она Андре, своего единственного друга. Шайка воров «Братья тьмы» также получила такое же сообщение с большими подробностями и поспешила принять необходимые меры. Началась травля. Один из членов шайки познакомился с Мари. Молодая девушка всем своим чистым сердцем к нему привязалась, но счастье её было недолго: член шайки скоро покидает Мари.

Убитая горем, разочарованная девушка впадает в нищету. Едва передвигая ноги, бродит она по городу и встречается с соучастницей шайки «Братьев тьмы» старухой Терезой. Тереза уговаривает девушку поступить в кордебалет «Зелёной таверны», владелец которой был атаманом шайки. С этого дня началась для Мари тяжёлая жизнь, полная мучительных переживаний. Андре, потерявший след Мари и искавший забвения в развлечениях, однажды совершенно случайно встречается с Мари в «Зелёной таверне». Он уговаривает её бежать, так как Кодон, антрепренер Варьете, решил уничтожить Мари ввиду того, что шайка получила извещение о том, что письмо Нью-Йоркского нотариуса о предстоящем вводе Мари Лотти во владение имуществом находится в почтовом ящике № 565 на улице Мера.

Был организован план ограбления ящика. Между тем Мари и Андре бежали. Им пришлось перетерпеть множество затруднений и опасностей, но в последний момент, когда между Колоном и Терезой возникло недоразумение, последнее послужило на пользу беглецам. Тереза из мести Колону направила полицию по следам шайки и таким образом спасла от смерти Андре. Он нашёл Мари, и они бежали вместе. Преследуемые слугами отеля они, по счастливой случайности, попали в почтовый автомобиль грабителей почтового ящика № 565 ознакомились с письмом нотариуса и, оставив фургон, спаслись по железной дороге. Банда «Братьев тьмы» была накрыта, но не сдалась, и, взорвав свой замок, погибла. Мари и Андре вступили во владение наследством и более не разлучались.

Напишите отзыв о статье "Ночь ужаса (фильм, 1916)"

Примечания

  1. Ж. Садуль. Всеобщая история кино. Том 3. — М.:"Искусство", 1958, стр. 474

Ссылки

  • [commons.wikimedia.org/w/index.php?title=File:Libretto_of_old_movies_1912-1918_-_1_(Russian).pdf&page=2 Либретто фильма]

Отрывок, характеризующий Ночь ужаса (фильм, 1916)

Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.