Моральный релятивизм
Моральный релятивизм, реже этический релятивизм (от лат. relativus – относительный) — принцип, согласно которому не существует абсолютного добра и зла; отрицание обязательных нравственных норм и объективного критерия нравственности. Моральный релятивизм является противоположностью моральному абсолютизму.
По мнению В. Н. Поруса, моральный релятивизм легко перерождается в принцип «всё дозволено», обесценивая нравственность вместо предполагаемого выбора из нескольких альтернатив.
По мнению Александра Круглова, одно и то же выражение «моральный релятивизм» употребляется в двух разных и даже противоположных значениях. Согласно одному из них, понятия добра и зла условны; согласно другому, моральные нормы условны относительно безусловных добра и зла. Обе позиции исходят из того, что в разное время и в разных местах понятия морали не просто различаются, но могут быть даже противоположными друг другу, при этом согласно одной, «всякая мораль относительна, потому что относительно само добро», а согласно другой — «всякая мораль относительна, потому что абсолютно лишь само добро». К морали же можно отнести правила всякого общежития, «коль скоро оно ещё не распалось или физически не погибло».
См. также
Напишите отзыв о статье "Моральный релятивизм"
Ссылки
- Круглов А. [www.alkruglov.narod.ru/relat.html Моральный релятивизм]. Проверено 14 июля 2011. [www.webcitation.org/67f62Ph7r Архивировано из первоисточника 15 мая 2012].
- [enc-dic.com/sociology/Reljativizm-JEticheskij-7188.html Релятивизм этический]
- Порус В. Н. [www.filosofa.net/book-148-page-29.html Рациональность. Наука. Культура]
- Судаков А. К. [www.ethicscenter.ru/en/content/1.htm Абсолютизм и релятивизм] // Этика: Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики, 2001. — С. 9-10.
Отрывок, характеризующий Моральный релятивизм
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
