Нубийская война
| Нубийская война | |||
| Дата |
25—22 годы до н. э. | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Восстановление status quo ante bellum | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Нубийская война 25—22 до н. э.[1] — вооруженный конфликт между Римом и Мероитским царством («Эфиопией»).
Содержание
Причины конфликта
Античные авторы представляют инициаторами конфликта нубийцев, при этом у Страбона содержится довольно неясное сообщение, что те были обижены на какие-то действия римской администрации[2]. Существует предположение, что первый префект Египта Корнелий Галл мог вмешаться в династическую борьбу в Нубии, поддержав одного из претендентов. В надписи с острова Филы от 19 апреля 29 года до н. э. наместник сообщает, что выслушал послов царя эфиопов и принял этого царя под своё покровительство, но во время похода Петрония в Нубии уже правила кандака Аманирена[3].
Кроме того, судя по имеющимся данным, поход римлян в Нубию состоялся бы в любом случае, даже если бы «эфиопы» не проявили открытой враждебности. По сообщению Страбона, Элий Галл, направленный на смену Корнелию, имел инструкцию произвести разведку в Счастливой Аравии и Эфиопии, и, если получится, завоевать эти страны, обладавшие, по слухам, несметными богатствами[4]. Сам Август в Анкирской надписи подтверждает, что два почти одновременных похода — в Аравию и Нубию — были совершены по его приказу[5].
Военные действия
Воспользовавшись отбытием большей части римских войск в Аравию, нубийцы осенью 25 года до н. э. напали на Фиваиду, разбили сиенский гарнизон, состоявший из трех когорт, захватили Сиену и острова Элефантину и Филы, угнали жителей в рабство и разбили статуи Августа. Римляне отреагировали достаточно быстро: по-видимому, уже весной-летом 24 года до н. э. новый префект Египта Гай Петроний с войском не менее 10 тысяч пехоты и 800 всадников выступил в поход и загнал неприятеля в нубийский город Псельхиду, после чего потребовал вернуть захваченное и объяснить причины нападения[6].
Так как переговоры ни к чему не привели, Петроний атаковал 30-тысячную армию нубийцев
и быстро обратил в бегство, так как они плохо держали строй и имели скверное вооружение. Ибо у них были большие продолговатые щиты, изготовленные из сырой бычьей кожи, боевым оружием им служили топоры, у некоторых были также копья, а у иных — мечи.— Страбон. XVII, с. 820.
Захватив в плен нескольких военачальников царицы, Петроний отправил их в Александрию, а потом взял Псельхиду. Затем он выступил на крепость Премниду (ныне Каср Ибрим), пройдя через песчаные дюны, где некогда пыльная буря уничтожила войско персидского царя Камбиса II. Взяв Премниду штурмом, наместник обратился против Напаты, резиденции царицы, где в это время находился её сын. Кандака предложила Петронию заключить договор о дружбе и обещала вернуть пленных и захваченные в Сиене статуи, но префект отказался, взял Напату, разрушил её до основания и обратил всех жителей в рабство. Сын царицы успел бежать из города. Затем Петроний вернулся в Египет, «решив, что лежащие далее области непроходимы для войска»[6].
В Премниде была создана римская база с гарнизоном из 400 человек и двухлетним запасом продовольствия. Часть пленных Петроний продал как военную добычу, тысячу человек отправил в подарок Августу, только что вернувшемуся с Кантабрийской войны, остальные погибли от болезней. После ухода римской армии царица подступила к Премниде «с несметным войском», но Петроний сумел её опередить и подать помощь гарнизону[7]. Предполагают, что эта кампания закончилась в 22 до н. э.[8]
Мир
Не сумев отвоевать крепость, кандака снарядила новое посольство, и префект направил его к Августу, которого послы застали на Самосе. Император удовлетворил все их просьбы и заключил мир, освободив нубийцев от наложенной на них Петронием дани[9].
Причины такого удивительного великодушия видят в том, что Август в это время был поглощен дипломатической борьбой с парфянами и преодолением внутриполитического кризиса, а кроме того, перспектива затяжной войны в столь отдаленной, и, как оказалось, не слишком богатой стране сулила только значительные расходы и не обещала никакой выгоды. Поэтому Август с легкостью пожертвовал ненужными завоеваниями в обмен на безопасность южной границы Египта[10].
Римско-мероитские отношения
В дальнейшем, вплоть до эпохи Кризиса III века между Римским Египтом и его южными соседями сохранялся относительный мир. Для обеспечения безопасности римская граница была продвинута от Сиены и Филы до Гиеры Сикамина (Махаракка), включив в состав империи область, которую Геродот называет Додекасхен («12 схенов», или Двенадцатимильная земля — район первого нильского порога)[11]. Эта территория формально не относилась к Египту и не являлась номом. Римские гарнизоны в Гиера Сикамина появились не позднее времени Домициана. Нерон, строивший грандиозные планы Восточного похода, собирался вторгнуться и в Нубию, но дальше посылки разведчиков, проникавших далеко на юг в поисках истока Нила, дело не продвинулось[12].
Напишите отзыв о статье "Нубийская война"
Примечания
- ↑ Jameson, p. 81—84. Датировка предложена Ш. Джеймсоном на основании анализа сообщений Страбона и Деяний божественного Августа
- ↑ Парфёнов, с. 62
- ↑ Парфёнов, с. 56, 62
- ↑ Страбон. XVI, с. 780
- ↑ Деяния божественного Августа, 26
- ↑ 1 2 Страбон. XVII, с. 820
- ↑ Страбон. XVII, с. 820—821
- ↑ Парфёнов, с. 63
- ↑ Страбон. XVII, с. 821
- ↑ Парфёнов, с. 63—64
- ↑ Геродот. II, 29
- ↑ Моммзен, с. 527
Литература
- Jameson S. Chronology of the campaigns of Aelius Gallus and C. Petronius // Journal of Roman Studies, Vol. 58, 1968, p. 71—84
- Моммзен, Теодор. История Рима. Т. V (Провинции от Цезаря до Диоклетиана). — М.: Издательство иностранной литературы, 1949
- Парфёнов В. Н. Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика. — СПб.: Алетейя, 2001—278 с. — ISBN 5-89329-396-7
См. также
Отрывок, характеризующий Нубийская война
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.
Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
