Нубийские рукописи
Нубийские рукописи — тексты библейской и церемониальной тематики, записанные на литургических языках нубийского христианства.
Рукописи написаны греческих алфавитом на древнегреческом и нубийском языках, а в более поздние периоды также на коптском языке. Основным материалом, на котором записывали тексты, был папирус. Пергамент, несмотря на то, что он был более распространённым в религиозной практике того периода, появлялся гораздо реже, а бумага совершенно не использовалась на этих территориях до XII века включительно[1]. Рукописи из Нубии являются одним из основных источников для исследования евхаристической литургии в нубийском христианстве[2].
Среди важных находок рукописных источников следует отметить коллекцию из собора в Каср Ибрим в северной Нубии, где в 1964-65 годы было найдено более 100 фрагментов порванных и обгоревших книг. Как утверждают исследователи, разрушение собора и находящегося в нем имущества совершили мусульмане, которые занимали город в 1171—1173 годы[3]. Среди уцелевших фрагментов, сохранившихся, главным образом, в виде отдельных страниц, преобладают тексты на нубийском и греческом языках. По содержанию это богослужебные книги, сборники проповедей или гимнов, а также агиографические тексты. На основе палеографических исследований установлено, что книги были созданы на рубеже X—XI веков.
Другим важным литургическим текстом является фрагмент лекционария на нубийском языке, содержащий чтения на период с 20 по 26 декабря. Рукопись имеет вид тетради из 16 страниц, сильно поврежденных механически. Каждая перикопа содержит выдержку из Евангелия и Апостольских посланий. Рукопись была куплена в Каире в 1906 году. Она происходит, вероятно, из одного из монастырей в Верхнем Египте, а её предварительное исследование позволяет предположить, что она была создана в X—XI веке.
Схожий характер имеют сильно пострадавшие рукописи, найденные немецкой археологической экспедицией в церкви на острове Суннарти. В основном, это фрагменты написанного по-гречески литургического текста и уничтоженного нубийского лекционария, датированного XI веком[2].
Роль рукописей в реконструкции хода литургии в нубийском христианстве
Если литургические функции отдельных частей храма и находящейся в нём утвари восстановить относительно просто, то ход церемониальной литургии воспроизвести сложно из-за небольшого количества сохранившихся источников[2]. Найденные во время археологических работ, рукописи сохранились лишь только фрагментарно. Кроме того, как отмечает Тадеуш Голговский (польск. Tadeusz Gołgowski), только очень небольшая часть из найденных литургических текстов нубийского христианства дождалась публикации[2]. По этой причине, этот вопрос всё ещё является областью, требующей дальнейшего изучения.
На основании сохранившихся письменных источников можно с высокой степенью уверенности предполагать, что основным и хронологически первым языком литургии был греческий язык, которым записаны инициалы книг. Использование этого языка в качестве языка духовенства и слоёв власти подтверждается в сообщениях летописей христианских и мусульманских авторов[4]. Наряду с греческим в литургии также был важным нубийский язык, выполнявший функцию вспомогательного языка. Эту роль подтверждают сохранившиеся фрагменты книг, в которых находятся многочисленные переводы греческих текстов на нубийский, что позволяет предположить, что со временем греческий как язык элиты был постепенно вытеснен нубийским языком, более популярным среди масс и быстро развивающим письменность[2]. Хотя первые сохранившиеся тексты, написанные на нубийском языке, появляются только с VIII века, можно предположить, что его история, вероятнее всего, гораздо дольше[5].
Надписи в храмах и немногие сохранившиеся нубийские рукописи указывают на то, что церковные библиотеки в культурных и политических центрах, таких как Каср Ибрим, Фарас или Донгола, обладали не только широко распространенными богослужебными текстами и библейскими рукописями, но и произведениями, касающимися канонического права, жития святых и церковной риторики[2]. На основе дошедших до нас рукописей можно сделать вывод, что нубийцы не только не копировали существующие литургические тексты других обрядов восточной христианства, но и вводили характерные для своего обряда модификации, заключающиеся в сокращении и упрощении текстов к потребностям собственной литургии и добавлении особенностей, которые нигде больше не встречаются[6]. Джефри Каминг (англ. Geoffrey F. Cuming), автор диссертации по греческой литургии апостола Марка, считает даже, что в Нубии мог существовать совершенно другой вариант проведения этого обряда[7]. Наиболее старые богослужебные рукописи указывают, например, что литургия оглашенных после торжественного входа духовенства и верующих в церковь была сосредоточена вокруг литургических чтений, перемежающихся песнопениями и молитвами. Однако позже вводит в место торжественного входа ряд других подготовительных действий, о чем свидетельствуют записи в книгах[2].
Напишите отзыв о статье "Нубийские рукописи"
Примечания
- ↑ William Y Adams. [www.worldcat.org/title/quasr-ibrim-the-late-mediaeval-period/oclc/469293868?ht=edition&referer=di Qasr Ibrim: the earlier medieval period]. — London: Egypt Exploration Society. — ISBN 0856981346 9780856981340.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Tadeusz Gołgowski. Liturgia w Nubii i problem jej rekonstrukcji // "Saeculum Christianum: pismo historyczno-społeczne". — Т. 14/1. — С. 43-51.</span>
- ↑ W. H. C. Frend. Some Greek Liturgical Fragments from Qasr Ibrim : [англ.] // Studia Patristica R. 15.</span>
- ↑ T. Hägg. Some remarks on the use of Greek in Nubia // [www.worldcat.org/title/nubian-studies-proceedings-of-the-symposium-for-nubian-studies-selwyn-college-cambridge-1978/oclc/10230331&referer=brief_results Nubian studies: proceedings of the Symposium for Nubian Studies, Selwyn College, Cambridge, 1978] / ред. Symposium for Nubian Studies, J. Martin Plumley, International Society for Nubian Studies. — Warminster, Wilts, England : Aris & Phillips. — С. 103-107. — ISBN 0856681989.</span>
- ↑ F. Ll (Francis Llewellyn) Griffith. [archive.org/details/nubiantextsofchr00grif The Nubian texts of the Christian period]. — Berlin : Verlag der Königl. akademie der wissenschaften, in commission bei Georg Reimer.
- ↑ Aziz Suryal Atiya. [www.worldcat.org/title/historia-koscioow-wschodnich/oclc/7062486&referer=brief_results Historia kościołow wschodnich]. — Warszawa: Pax.
- ↑ Coptic Church, G. J Cuming. [www.worldcat.org/title/liturgy-of-st-mark/oclc/25136932&referer=brief_results The liturgy of St. Mark]. — Rome: Pontificium Institutum Studiorum Orientalium. — С. 81-82.
</ol>
Отрывок, характеризующий Нубийские рукописи
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
