Нугисекс, Харальд

Харальд Нугисекс
эст. Harald Nugiseks</br>нем. Harald Nugiseks
Дата рождения	22 октября 1921(1921-10-22)
Место рождения	деревня Карьякюла, волость Тюри, мааконд Ярвамаа, Эстония
Дата смерти	2 января 2014(2014-01-02) (92 года)
Место смерти	Таллин, Эстония
Принадлежность	Эстония Эстония</br>Третий рейх Третий рейх
Род войск	ваффен-СС
Годы службы	1943—1945
Звание	унтершарфюрер (Третий Рейх)</br>капитан (Эстония)
Часть	20-я гренадерская дивизия СС (1-я эстонская)
Командовал	командир роты
Сражения/войны	Вторая мировая война: Нарвская операция (1944) Верхне-Силезская наступательная операция
Награды и премии

Ха́ральд Ну́гисекс (эст. Harald Nugiseks, 22 октября 1921 — 2 января 2014) — военный деятель Эстонии и Третьего рейха, унтершарфюрер Ваффен-СС, участник Второй мировой войны в составе 20-й гренадерской дивизии СС. Кавалер Рыцарского креста Железного креста за участие в Нарвской операции в 1944 году.

Биография

Харальд Нугисекс родился 22 октября 1921 года в эстонской деревне Карьякюла. В 1941 году его дядя и двоюродный брат были убиты (заколоты штыками) солдатами истребительного батальона РККА и сброшены в реку Колу .

Родной хутор был сожжен, в связи с чем Харальд принял решение укрыться в лесу от советской мобилизации, объявленной в июле 1941 года. В том же году он вступил добровольцем в немецкую армию, желая отомстить убийцам своих родственников.

2 октября 1941 года он стал солдатом 185-й Эстонской охранной группы (в составе Вермахта). Его первый военный контракт истек только в декабре 1942 года.

В мае 1943 года он вступил в легион Ваффен-СС. Стажировался в мае и сентябре в школе унтер-офицеров СС в Лауэнбурге, по окончании которой получил звание унтершарфюрера. В 1943 году Нугисекс в составе 20-й гренадерской дивизии СС участвовал в битве за Невель, где был ранен. 21 декабря того же года он получил чёрную нашивку за раненые и пехотный штурмовой значок. А за участие в боях под Нарвой, 27 февраля 1944 года, он был награждён Железным крестом II класса.

1 марта 1944 года Харальд Нугисекс активно участвовал в боях на Нарвском фронте, в ходе которых проявил личную отвагу и героизм:

Задачей было отбить у врага плацдарм Вааза-Вепскюла. Вначале у нас было 30-40 человек, но был такой мощный обстрел, что половину людей выбило, ранеными оказались и наши офицеры Лумера и Рыымуссаар. Я был тогда командиром роты. Рыымуссаар вызвал меня к себе и сказал: вот здесь 22 человека, а я теперь ухожу. Командиром батальона был Айн Эрвин Мере, у него был уже план отозвать взвод обратно. А когда узнал, что Нугисекс принял командование, дал мне приказание: попробуйте ещё, если это возможно!
Не пробовать атаковать было нельзя, приказ есть приказ, солдат должен приказ выполнять. Я отвел людей назад ненадолго, мы отдохнули и запаслись ручными гранатами. И тогда пошли снова в атаку и ворвались в окопы русских. Там была только рукопашная — оружием была или лопатка, или граната, или кинжал. Один немецкий капитан и подарил мне кинжал, до сих пор не знаю, зачем. Харальд Рийпалу пошел со своими людьми со стороны ваазаских домов, а я атаковал сильно укрепленную вражескую траншею.

— Из воспоминаний Харальда Нугисекса

Был тяжело ранен в этих боях. За героизм и отвагу впоследствии был удостоен Рыцарского креста Железного Креста. Стал вторым эстонцем, награждённым этой наградой (первый — Альфонс Ребане).

Нугисекс рассказывал, что в эстонских частях между эстонскими и немецкими военнослужащими не было особой дружбы. Однажды у Харальда даже сняли одну звездочку с петлиц за то, что он заступился за эстонских женщин.

Весной 1945 года, после развала фронта, Нугисекс вместе с однополчанами пытался бежать на Запад. Но мундир выдавал его, в связи с чем он несколько раз был схвачен в Чехии. Каждый раз он приговаривался к расстрелу, но в моменты авианалётов Советской армии ему каждый раз удавалось сбежать. Но в итоге он все-таки был окончательно пойман и передан русским.

Кавалера Рыцарского Креста в русском плену, скорее всего, ждала бы неминуемая гибель, но Нугисекса спас случай. Ведь во время последнего ареста его арестовывал чех, который будучи пьян, сорвал крест с шеи Нугисекса и выбросил его в грязь. По всей видимости, он не знал, что это за награда, иначе бы тут же отдал Харальда под расстрел.

Впоследствии, в декабре 1945 года он был отправлен в лагерь для военнопленных в Сибирь. 10 ноября 1946 года Нугисекс был временно освобожден, но вскоре был вновь арестован 13 февраля 1947 года и приговорен к десяти годам лишения свободы. Был отпущен 17 сентября 1953 года по амнистии, после чего первоначально поселился в Сибири, а в 1958 году вернулся в Эстонию. В 1970-е годы Нугисекс построил себе дом.

Вскоре Нугисекс вернул себе и свою утраченную награду — Рыцарский Крест Железного Креста был прислан ему из Германии:

У Рыцарского Креста такой порядок, что, если у кого-то он пропал, то другой награждённый может передать ему свой крест по завещанию. По Германии распространилась как-то информация, что у меня в «чешском аду» крест отобрали. И один больной раком немец сделал завещание, по которому его Рыцарский Крест следует доставить в Эстонию и передать мне.

— Из воспоминаний Харальда Нугисекса

21 февраля 1994 года властями Эстонии Харальду Нугисексу было присвоено звание капитана.

Последние годы жил в Эстонии. Несколько раз представлялся к различным государственным наградам, но каждый раз вычёркивался из списков на представление. Нугисекс связывал это с тем, что эстонское правительство боится непонимания со стороны западных стран. Он был награждён лишь почётным знаком Murtud Rukkilill («Надломленный василёк») из рук президента Леннарта Мери.

Также, 87-летний ветеран 20-й дивизии СС Харальд Нугисекс был удостоен медали «Благодарности эстонского народа». Инициаторами награждения стали малоизвестные общественные организации «Клуб друзей эстонских легионеров» и «Первая независимая колонна», собравшие около 54 тысяч эстонских крон (на тот момент — более 5 тысяч долларов США) на изготовление награды. Церемония награждения состоялась в церкви поселка Тори.

Нугисекс достаточно критично отзывался о жизни в Эстонии после объявления её независимым государством в 1991 году.

Жизнь улучшилась, с этим я не спорю. Но настоящей эстонской власти не было, нет её и сейчас. Я всегда поддерживал «Союз Отечества», но и Марту Лаару говорил, что хотя я не сторонник совхозов-колхозов, нельзя было их так быстро ликвидировать. Сейчас опять идут эти танцы вокруг военного времени. Не будет спокойствия, пока последнего из нас не похоронят.

— Из воспоминаний Харальда Нугисекса

Харальд Нугисекс скончался 2 января 2014 года в Таллине. Похоронен с воинскими почестями 10 января 2014 года на военном кладбище местечка Тори.

Награды

• Рыцарский крест Железного креста (1944)
• Железный крест 1-го класса
• Железный крест 2-го класса (1944)
• медаль «За зимнюю кампанию на Востоке 1941/42»
• Нагрудный штурмовой пехотный знак (1943)
• знак «Надломленный василёк» (Эстония)
• медаль «Благодарности эстонского народа» (общественная награда, 2011 год)

Отрывок, характеризующий Нугисекс, Харальд

В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.