Нукуоро (язык)

Нукуоро
Самоназвание:	Nukuoro
Страны:	Микронезия
Официальный статус:	Нукуоро
Общее число говорящих:	ок. 1000
Классификация
Категория:	Языки Океании
Австронезийская семья Малайско-полинезийская надветвь Восточно-малайско-полинезийская зона Океанийская подзона Полинезийская подгруппа Элисский
Письменность:	латиница
Языковые коды
ISO 639-1:	—
ISO 639-2:	—
ISO 639-3:	nkr
См. также: Проект:Лингвистика

Нукуо́ро — полинезийский язык, основная масса носителей которого сосредоточена на атолле Нукуоро и острове Понпеи в Федеративных Штатах Микронезии. Близок к языкам неподалёку расположенных островов и атоллов.

Вопросы классификации

Нукуоро относится к элисским полинезийским языкам в составе австронезийской макросемьи. Взаимопонятности с родственными языками нет; самые близкие к нукуоро языки — капингамаранги (59 % совпадений и когнатов из 198-словного списка), реннелльский (48 %) и пилени (46 %). При этом имеющихся данных недостаточно для того, чтобы сделать однозначные выводы о процессе развития языка; сами жители считают себя переселенцами с самоанских островов.

Лингвогеография и современное положение

На атолле мало распространён билингвизм, однако многие пожилые жители владеют понапейским, некоторые знают камингамаранги или другие микронезийские языки, немецкий, японский, либо английский.

С 1940-х американская администрация организовала школьное обучение на нукуоро. В 1965 году на атолле проживало около 260 носителей языка, ещё 125 жило на острове Понпеи, всего их насчитывалось около 400.

В Этнологе нукуоро имеет статус «развивающегося», его передают детям и используют в повседневной жизни.

Письменность

Письменность на латинской основе была создана вождём Лекой (Leka), точное время появления неизвестно, однако в 1925 году она уже существовала.

Алфавит нукуоро:

• краткие звуки: a, i, u, e, o, b, d, g, v, s, h, m, n, ng, l;
• долгие звуки: aa, ii, uu, ee, oo, p, t, k, vv, ss, hh, mm, nn, nng, ll.

Лингвистическая характеристика

Фонетика и фонология

Структура слога — (C)V(VV), единственное запрещённое звукосочетание — /vu/.

Согласные звуки

	Губные	Зубные/альвеолярные	Велярные	Глоттальные
Взрывные	/p/, /pː/	/t/, /tː/	/k/, /kː/
Носовые	/m/, /mː/	/n/, /nː/	/ŋ/, /ŋː/
Фрикативные	/v/, /vː/	/s/, /sː/		/h/, /hː/
Плавные		/l/ /lː/

Фонотактика:

• Согласные /p/, /t/, /k/ могут реализовываться как звонкие (/b/, /d/, /g/).
• /v/ в положении /ava/ произносится как звонкий губно-губной спирант.
• У многих носителей /s/ палатализуется часто, либо всегда.

Гласные звуки

	Передние	Средние	Задние
Верхние	/i/, /iː/		/u/, /uː/
Средние	/e/, /eː/		/o/, /oː/
Нижние	/a/, /aː/

Все фонемы (и гласные, и согласные) имеют геминированный (удвоенный) вариант, примерно вдвое дольше краткого. Удвоенные взрывные согласные реализуются с усилением придыхательности и всегда глухо; носовые и фрикативные согласные при геминации становятся напряжёнными. Удвоенные фонемы встречаются примерно в 25 раз реже одиночных.

Согласные составляют 59,0 % фонем; взрывные согласные — 19,9 %. Самая частая краткая фонема — /a/ (23,8 %), долгая — /tː/ (29,1 %), самые редкие — /s/ (0,7 %) и /ŋː/ (менее 0,1 %).

Краткие гласные в предударном слоге редуцируются.

Ударение падает на предпоследний слог каждой основы, включая местоимения, при редупликации ударение падает на каждую основу изолированно.

Имеются дифтонги; под ударением вершиной слога является первый звук, без ударения дифтонги равновесны.

Морфология

Части речи основ:

• существительные
  • личные имена (существительные, перед которыми возможен артикль a),
  • топонимы (существительные, не относящиеся к личным именам, перед которыми невозможен артикль denga),
  • локаторы (существительные, непосредственно после которых может располагаться сочетание артикля de/d-/do и существительного).
• прилагательные, в том числе числительные (от 1 до 9: dahi, lua, dolu, haa, lima, ono, hidu, valu, siva),
• глаголы.

Прилагательное отличается от глагола тем, что не может присоединять суффикс ina.

Имеется четыре разновидности редупликации основ:

• удвоение всей основы (встречается у всех частей речи, при этом часть речи слова с удвоением может меняться):

dangi («плакать», прилагательное) → dangidangi («извиняться», прилагательное),

ivi («кость», существительное) → iviivi(«быть костлявым», глагол);

• удвоение первого слога основы (малопродуктивно, встречается у прилагательных и глаголов, часть речи также может меняться):

gai («есть, питаться», глагол) → gagai («рыба клюёт», глагол),

sao («сбегать», глагол единственного числа) → sasao («беглецы», существительное);

• удвоение первого согласного основы (встречается у прилагательных и глаголов):

используется для выражения множественного числа:

seni («спать», единственное число) → sseni («спать», множественное число),

huge («открывать что-то одно») → hhuge («открывать несколько предметов»),

означает более напряжённое действие:

ludu («спокойно срывать фрукты с дерева») → lludu («резко и быстро рвать фрукты с дерева»);

• удвоение первого гласного основы (встречается у прилагательных и глаголов), также означает множественное число:

ino («сгибаться», единственное число) → iino («сгибаться», множественное число).

Синтаксис

Базовая типология порядка слов нукуоро — SVO, встречается также VSO.

История изучения

Европейцы не бывали на атолле до 1806 года; с 1870-х годов началась миссионерская деятельность. Первая лингвистическая работа, посвящённая нукуоро, — небольшой словарь на 300 слов, опубликованный Фредериком Уильямом Кристианом в журнале Полинезийского общества в 1898 году. В 1908—1910 годах к этому корпусу добавилось ещё около ста слов из отчёта о Гамбургской экспедиции. В 1946 году опубликован 1500-словный словарь Сэмюэла Элберта с грамматическими комментариями.

Язык нукуоро при этом остаётся относительно слабо описан, количество работ по нему крайне мало. Основной источник сведений — публикация Верна Кэрролла «An Outline of the Structure of the Language of Nukuoro» в журнале Полинезийского общества.

Литература

• Carroll V.  [books.google.com/books?id=7_0tAAAAMAAJ An Outline of the Structure of the Language of Nukuoro]. — Wellington: The Polynesian Society, 1965. — 56 p.
• Elbert, Samuel H. [www.jstor.org/stable/20705095 Reviewed Work: Nukuoro Lexicon by Vern Carroll] (англ.). // The Journal of the Polynesian Society (1975). Проверено 7 декабря 2015.
• Sato H., Terrell J.  Language in Hawai’I and the Pacific. — Honolulu: Curriculum Research & Developmental Group, 2012.

Ссылки

• Douglas Newton. [www.famsf.org/files/jolika/douglasnewton.pdf Figure of a divinity] (англ.). Проверено 3 декабря 2015.
• Nukuoro. Received from www.endangeredlanguages.com/lang/nkr

Отрывок, характеризующий Нукуоро (язык)

– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.