Нумерация домов

Нумерация домов — способ присвоения домам номеров. Номер дома — идентификатор здания, уникальный в некоторой окрестности (на улице, в квартале, районе), являющийся частью адреса.

Как правило, номер дома является числом, к которому иногда добавляется литера (буквенный индекс), номер корпуса, строения или номер через дробь.

Самым распространённым способом нумерации является нумерация вдоль улицы. При этом дома нумеруют либо по порядку, либо по расстоянию от начала улицы.

Различные системы нумерации домов в мире

Самая распространённая схема нумерации домов в мире относится к европейской схеме, когда нечётные номера находятся на одной стороне улицы, а чётные на противоположной, а нумерация возрастает от центра. Эта схема впервые была применена в 1805 году во Франции. Начиная с середины XIX века, вследствие своего удобства, распространилась по всем странам Европы и их бывшим колониям. В настоящее время постепенно вытесняет архаичные не связанные между собой нумерации домов на одной улице. Например, новые улицы в Южной Корее нумеруются по европейской схеме. Власти Объединенных Арабских Эмиратов приняли решение пронумеровать дома в соответствии с европейской схемой.

Нумерация домов в Европе

Нумерация домов служит однозначной идентификации здания в пределах улицы или населённого пункта. В Германии, Австрии и Швейцарии нумерация определяется коммуной. Обязанность маркировки здания щитом с номером (аншлагом) в Германии определяется § 126 пункта 3 Строительного закона.

Часто для обозначения на здании его номера (в зависимости от местных правил) используют металлические пластины нормированных размеров, покрытые эмалью. Использование освещённых номерных знаков на домах широко распространено, и в Берлине они с 1975 года обязательны.

В Европе наиболее распространена схема нумерации домов, при которой на одной стороне дороги располагаются здания с увеличивающимися нечётными номерами, начиная с 1, а на другой — с увеличивающимися чётными номерами, начиная с 2, а иногда и с 0. Нечётные номера, как правило, находятся на левой стороне дороги, в направлении возрастания числовых значений номеров. Нумерация чаще всего начинается в центре населённого пункта. Для «дополнительных» зданий (флигелей, корпусов, строений) часто используют литеры A, B и т. д. (латинский алфавит; в Испании и Франции также применяются обозначения бис, тер, кватер). Здания, существовавшие отдельно, но затем объединённые, могут нумероваться только одним из прежних номеров, или объединить ранее использовавшиеся номера («13/15»), либо указывать диапазон адресов (например, «13-17», без включения чётных чисел 14 и 16). Это может произойти при объединении соседних земельных участков — например при покупке их одним владельцем у нескольких прежних.

Британские дома начали нумероваться с «Почтового закона (акта)» 1765 года. В сельской местности многие дома имеют собственные имена, но не нумерацию. Промежуточные строения, как правило, имеют номер с литерой A, B, C и т. д., но есть несколько с дробным номером, например, старый полицейский участок в 20 ½ Camberwell Черч-стрит.

До начала-середины девятнадцатого века в Англии было принято присваивать номера домам по одной стороне дороги, а затем продолжать её в обратном направлении по противоположной. Такой подход — нумерация всех участков на одной стороне улицы подряд, продолжая по часовой стрелке вниз на противоположной стороне улицы — до сих пор существует, например, в Пэлл-Мэлл, Cul-de-sac. Последовательная нумерация используется также в некоторых случаях, когда застраивается только одна сторона дороги, как в случае Crayfield Road, Levenshulme, чья южная сторона — бывшая железная дорога (в настоящее время велосипедная дорожка). Некоторые местные власти Великобритании избегают числа 13 в нумерации домов, потому что это число считается несчастливым.

В Чехии действует ещё старая габсбургская система конскрипционных номеров. При этом нумерация производится по очерёдности возведения зданий. То есть, чем старше здание, тем меньше номер. В больших городах существуют, к тому же, дополнительные номера для ориентации. Конскрипционные номера находятся на красных дощечках, ориентировочные — на синих.

В Генуе и Флоренции жилые дома отмечены чёрными (во Флоренции иногда также синими) числами, а административные, офисные здания, как правило (но не всегда), имеют две различные серии номеров по каждой улице.

Россия и страны бывшего СССР

В России нумерация домов существует с XIX века, и с XX века сильно не отличается от европейских стандартов: почти всегда по одной стороне улицы расположены чётные номера, по другой — нечётные; номера возрастают от точки выбора начала.

Ранний вариант нумерации — «правонечётная»: нечётные номера находятся справа, чётные — слева от точки начала улицы. Например, большинство улиц Санкт-Петербурга имеют изначально именно «правонечётную» нумерацию. Более поздний вариант — «левонечётная» нумерация: нечётные номера — слева, чётные — справа. Города в целом имеют преимущественно один из этих вариантов нумерации, но часто встречаются исключения. Например, правонечётный Симферополь имеет левонечётную улицу Вишнёвую, а левонечётная Одесса имеет правонечётные Преображенскую, Черняховского, Картамышевский, Банный, Ломаный переулки. В исключительных случаях целый район может полностью или частично иметь иной вариант нумерации, чем принято в целом в городе. Так, западная часть посёлка Котовского в Одессе — левонечётная, а восточная — правонечётная; условной границей служит проспект Космонавта Георгия Добровольского. Улицы, пересекающие проспект Добровольского, имеют соответствующий тип нумерации в западной и в восточной от проспекта части; то есть номера от проспекта возрастают в обе стороны: начинаются в западную сторону, и позже продолжаются от проспекта в восточную. Аналогичная ситуация наблюдается и в Кемерове, улицы, расположенные на правом берегу реки Томь, имеют левонечётную нумерацию, на левом — правонечётную.

Изначально для удобства почтовых служб зданиям, находящимся на перекрёстках, было принято присваивать номера всех тех топонимических единиц, на которые это здание попадало. Таким образом в некоторых городах, рано получивших нумерацию домов, дома на углу улиц имеют дробный (двойной) номер, и знак дроби разделяет числовые значения номеров данного строения по каждой из улиц (см. фото). Здания, находившиеся на площадях на стыке двух улиц, имели тройную нумерацию, записывавшуюся через две дроби. Позже от этой практики было решено отказаться, а вопрос присвоения номера спорному зданию в каждом случае решать отдельно.

При постройке новых зданий им присваивают номер одного из ближайших домов с пометкой о номере корпуса. Также возможно присвоение номера дома с буквой, например 1а.

В СССР в послевоенные годы, в период начала массового строительства многоквартирных высотных домов, была принята рекомендация, по которой собственный номер дома даётся только зданию, выходящему на улицу, а находящиеся внутри квартала здания должны иметь дробный номер, дополнительный номер корпуса или номер с буквой. Далеко не везде её придерживались. Например, на улице Космонавтов в Одессе нечётная сторона пронумерована с применением этого принципа, а чётная — без применения.

• Номер корпуса присваивается зданиям, если некоторые из них не имеют прямого выхода на улицу, то есть находятся во дворе. Зданию, имеющему выход на улицу, присваивается корпус 1, а остальным — тот же номер дома и следующие номера корпусов.
• Буква после номера ставится, если строится здание между двумя, имеющими последовательные номера (например, 27, 29). Новому присваивается номер ближайшего с буквой (27а). Также буквы присваивают мелким зданиям — флигелям, сторожкам и тому подобное.
• Номер строения — присваивается зданиям, представляющим единый комплекс и имеющим общий въезд с улицы.
• Номер через дробь ставят в нескольких случаях. У домов, пронумерованных по двум пересекающимся улицам, эти номера ставятся через дробь. При этом порядок чисел зависит от варианта обозначения адреса: дом, обозначенный номерами 2 по ул. Боженко и 42 по ул. Ивана Франко, обозначают либо «ул. Боженко, 2/42», либо «ул. Ивана Франко, 42/2». Такая система используется, например, в Москве. Если здание построено на месте нескольких снесённых (например, с номерами 7, 9, 11), то иногда такому дому дают номер по первому и последнему снесённым через дробь (7/11) — так принято, к примеру, в Саратове, либо через тире (7-11), как, например, в Москве. Номер через дробь также может обозначать номер корпуса, например, «ул. Широтная, 104/3», как в Тюмени.

Другим способом является нумерация по кварталам. При этом часто используется сквозная нумерация, где каждый квартал имеет свой собственный номер, который также является сотнями номера дома. Таким образом, например, дом номер 1507 означает, что это седьмой дом в пятнадцатом квартале. Например, в городе Тихвине Ленинградской области каждый микрорайон, отделённый четырьмя улицами, имеет собственное название и собственную нумерацию домов. Аналогичная нумерация (по корпусам — номер микрорайона в адрес не входит), за некоторым исключением, принята в московском Зеленограде (Зеленоградском административном округе).

В Калининграде принято нумеровать не здания, а подъезды, таким образом, первая квартира первого подъезда в начале улицы в документах будет иметь вид: д. 1 кв. 1, первая квартира же второго подъезда — д. 3 кв. 1 (деление на чётную и нечётную сторону улицы в Калининграде общепринятое).
На «лицевой» стороне многоподъездного здания (не на фасаде, а на той стороне, которая обращена к проезжей части улицы, это может быть и торец здания) — табличка, например: Ленинский проспект, 52-58 (по чётному/нечётному номеру на каждый подъезд). Непосредственно номер дома пишется над подъездом — 52, 54, 56, 58. Для многоподъездных зданий, особенно если они расположены перпендикулярно самой улице, торцом к её проезжей части, возможна такая нумерация домов: первый подъезд — дом 74а, второй подъезд — дом 74б и так далее. А табличка на самом здании — ул. Киевская, 74а-74е (шестиподъездное здание).

На очень длинных дорогах также может использована пригородная система нумерации километровых зон (как в австралийской системе адресации сельских районов). Например, 9-й км Воткинского шоссе и Шабердинский тракт, 7-й км.

Особенности нумерации других топонимических единиц

• Улицы с односторонней застройкой. Часто (но не обязательно) имеют последовательную нумерацию.
• Переулки. В некоторых случаях могут иметь нумерацию по старшинству возводимых зданий.
• Гора. Несколько домов, стоящих на вершине холма или над оврагом. Могут иметь произвольную (Пролетарская гора, Орёл) или частично упорядоченную вдоль основного проезда (Шкодова гора, Одесса) нумерацию.
• Площадь. Дома, стоящие вдоль замкнутой кривой. Обычно имеют нумерацию как на улицах вдоль условной линии, разбивающей площадь на две стороны — соответственно чётную и нечётную; некоторые площади имеют последовательную нумерацию по часовой стрелке.
• Парк. Несколько возведённых зданий или отведённых территорий на участке со сложным рельефом, не позволяющим спроектировать сколь-нибудь упорядоченную дорожно-уличную сеть. Нумерация почти всегда произвольная. (Например, Северный парк, Орёл.)

Австралия

В Австралии большинство адресов указываются так же, как и в Европе (нечётные номера по левой стороне улицы, чётные — по правой). Очень длинные улицы (например, Parramatta Road в Сиднее) могут иметь более сложную систему нумерации: при пересечении границы района или пригорода номера перестают расти и начинаются с 1 или 2 заново. Поэтому номера домов на длинной улице могут повторяться. В сельских районах, где расстояние между домами может быть очень большим, нумерация основывается на отсчёте десятков метров. Так, ферма, расположенная в 2300 метрах от начала улицы, по правой стороне, может иметь номер 230.

США

Американская система нумерации домов, как правило, строится по схеме XYY, где X — номер квартала (одно-, двух- или даже трёхзначный), YY — двузначный номер дома в границах квартала. С каждым новым кварталом нумерация домов начинается заново, при этом внутри квартала номера некоторых домов могут быть пропущены. К примеру, за кварталом с домами № 501, 503, 505 следует квартал с домами № 601, 603, 605. Улицы имеют чётные и нечётные стороны.

Япония

В Японии номера домов не имеют никакой связи с их местоположением — нумерация производится в порядке застройки.

См. также

• Топонимика

Отрывок, характеризующий Нумерация домов

Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?