Нуньес Моледо, Рафаэль

Рафаэль Нуньес Моледо

У этого человека испанская фамилия; здесь Нуньес — фамилия отца, а Моледо — фамилия матери.

Рафаэль Венсеслао Нуньес Моледо (исп. Rafael Wenceslao Núñez Moledo; 28 сентября 1825, Картахена (Колумбия) — 18 сентября 1894, там же) — колумбийский консервативный политик и государственный деятель, юрист, писатель, журналист. Автор слов гимна Колумбии.

Президент Суверенного штата Боливар в 1876—1877 и 1879—1880 гг.

Президент Соединенных Штатов Колумбии (с 8 апреля 1880 года по 1 апреля 1882 года и с 11 августа 1884 года по 1 апреля 1886 года).

Президент Республики Колумбия c 4 июня 1887 года по 12 декабря 1887 года и с 29 сентября 1892 года по 18 сентября 1894 года.

Биография

В 1848 году служил в качестве окружного судьи в провинции Чирики в Панаме. В том же году Нуньес основал в Картахене газету La Democracia. Занялся политической деятельностью и занял пост в правительстве Картахены. В 1853 году избран членом парламента — Конгресса Колумбии. В 1854 году остал губернатором департамента Боливар. Между 1855—1857, во время правления Мануэля Марии Мальярино, занимал пост министра финансов и военного министра.

В 1855 году опубликовал первый том своих политических эссе, под названием La Federación. Позже, в правительстве Москера занимал пост министра финансов.

Представлял Колумбию при заключении договора о Рионегро, побывал за границей. Жил в течение двух лет в Нью-Йорке. Служил дипломатом Колумбии в Гавре, позже был назначен колумбийским консулом в Ливерпуле.

В 1876 году вернулся на родину и оказался в центре политической борьбы. Был выдвинут кандидатом на пост президента (1876), но не победил на выборах.

В 1878 году президентом страны стал генерал Трухильо. Во время его правления Рафаэль Нуньес занимал пост министра экономики Колумбии. В 1880-м году он сам стал президентом страны и сразу же представил свой план «возрождения Колумбии». Его политическая программа предусматривала развитие производства экспортных культур и товаров. Табак, который раннее был главным экспортным товаром Колумбии, теперь не пользовался в Европе большой популярностью по причине своего низкого качества. На этом фоне увеличивается экспорт хины и индиго. Но выращивание этих культур требовало больших материальных затрат, поэтому постепенно главной экспортной продукцией Колумбии становится кофе. Этому способствовали не только подходящие климатические условия, но и сокращение производства кофе на Кубе. Также в это время в Колумбии начала развиваться промышленность, основан Национальный банк. При Рафаэле Нуньесе был внесен закон о праве федерального правительства на законодательном уровне вмешиваться во внутренние дела штатов.

Президентский срок Нуньеса закончился в 1882 г. В 1884 году, при поддержке консервативной партии, он был вновь переизбран на пост президента Колумбии.

С 1878—1888 годах он написал сотни важных статей, связанных с конституционной реформой.

В июне 1887 года занял президентское кресло, но уже в декабре того же года ушёл в отставку.

29 сентября 1892 года вновь был избран президентом Колумбии. До 18 сентября 1894 года правил страной, после чего по болезни покинул президентский пост.

К его заслугам относят то, что во время своего первого президентства, Нуньес восстановил мир и порядок в стране. Позволил католическим епископам, изгнанным из Колумбии, вернуться в страну. Создал Военную академию и Национальную академию музыки. При нем был открыт международный телеграф. Нуньес восстановил дипломатические отношения с Испанией, разорванные во время войны за независимость испанских колоний в Америке, подписал международные договоры о торговле и культурном обмене с Францией и Великобританией. Во время своего второго срока правления, Нуньес боролся за фундаментальную перестройку политической структуры страны, которая закончилась с принятием и введением в действие новой Конституции Республики Колумбия, которая стала известена как Конституция 1886 года.

Ссылки

• [www.famousamericans.net/rafaelnunez/ Rafael Núñez] (англ.)

Отрывок, характеризующий Нуньес Моледо, Рафаэль

Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.