Нуньо II Мендес

Нуньо II Мендес исп. Nuño II Méndez, порт. Nuno II Mendes<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Граф Португалии
1050 — 1071
Предшественник:	Мендо III Нуньес
Преемник:	Гарсия Галисийский
Рождение:	неизвестно
Смерть:	18 февраля 1071(1071-02-18) Битва при Педрозу
Род:	дом Вимары Переса
Отец:	Мендо III Нуньес
Супруга:	Гонсина
Дети:	дочь Лоба

Ну́ньо II Ме́ндес, Ну́ну Ме́ндеш (исп. Nuño Méndez, порт. Nuno Mendes; ум. 18 февраля 1071, Кинта-де-Педрозу, Португалия) — 7-й и последний граф Портукале с 24 декабря 1054 года, из дома Вимары Переса. Сын графа Мендо III Нуньеса, которому наследовал в 1054 году. Его стремление к большей автономии Португалии от королевства Галисии привело к столкновению с королём Гарсией I и утрате Португалией независимости в 1071 году. Погиб в битве при Педрозу, положившей конец амбициям португальских баронов и прекратившей существование Первого графства Португалия (868—1071), включенного в состав Галисии.

Биография

Нуньо Мендес вступил в управление графством в 1054 году, после насильственной смерти своего отца, обстоятельства которой хрониками не уточняются, имя его матери неизвестно. Возможно, что на момент смерти отца Нуньо был малолетним и некоторое время находился под опекой бабки — Ильдуары Мендес до её смерти ок. 1058 года. Нуньо осуществлял традиционный для графов Португалии, начиная с Мендо (Менендо) II Гонсалеса, патронаж монастыря в Гимарайнше, основанного ок. 959 года Мумадоной Диас. Известно, что он владел имениями и землями в Ногейре, Санта-Текле, Дадине, Керкуэде, Гуалтаре и Барруше, которые, вероятно, были конфискованы после его поражения, а впоследствии дарованы королём Альфонсо VI графу Коимбры Сиснандо Давидесу.

Впервые он упоминается среди членов королевского совета Фернандо I в Паленсии в 1059 году.

В 1055 году король Леона Фернандо I вступил в войну с тайфой Бадахос, в результате его походов христиане овладели городами Ламегу (взят 29 ноября 1057 года) и Визеу (взят 25 июля 1058 года) , вероятнее всего граф Нуньо принимал участие в этих сражениях, хотя напрямую хроники этого не подтверждают. Косвенным подтверждением его участия в этом этапе Реконкисты может служить тот факт, что большая часть войны велась войсками местных баронов в отсутствие короля Фернандо и, конечно, крупнейший феодал региона не мог остаться в стороне от этих событий. Другим доказательством может считаться основание графом ок. 1068 года монастыря Св. Мартинью в Карамуше (порт. S. Martinho De Caramos), между Гимарайншем и Амаранти в память победы над маврами, одержанной, как полагалось, при помощи этого святого.

В 1060 году война с мусульманами возобновилась, апогеем стало взятие после шестимесячной осады крупного города Коимбры (25 июля 1064 года), правителем города и прилегающего бассейна реки Мондегу король Фернандо поставил графа Сиснандо Давидеса в должности альгвасила. Отдав новые территории мосарабу король рассчитывал, что это назначение умиротворит обе враждующие стороны, христиан, знающих его как сподвижника знаменитого Сида Кампеадора, и мусульман, среди которых он вырос. С другой стороны, передача новых земель Давидесу, сделавшая его одним из сильнейших феодалов региона, но бывшего чужим старым португальским баронским домам, связанным многолетним соседством и брачными союзами, вызвала их недовольство и положила начало противостоянию Португалии и Леона. Вполне вероятно, что Фернандо I сознательно увеличивал влияние мелких землевладельцев (порт. infançoes) в ущерб власти графа, опасаясь его силы и стремления к автономии. Раздавая права на замки в отвоеванных у мусульман землях он создал в 1063—1065 годах значительную силу из лояльных Леону помещиков и церковных феодалов, что дало свои плоды в 1071 году, когда во время восстания графа Нуно граф Коимбры, архиепископ Браги и феодалы ведущих пяти семейств Португалии (Майя, Соуза, Браганса, Байан и Рибадору) сохранили верность королю Гарсие.

Король Фернандо скончался через год после взятия Коимбры в июне 1065 года, разделив своё обширное королевство между тремя сыновьями: Санчо получил Кастилию, Альфонсо — Леон и Астурию, Гарсия — Галисию и Португалию. Братья сохраняли видимость мира пока была жива их мать королева Санча, но после её кончины в 1067 году, немедленно вступили в борьбу за передел наследства. Пока Санчо и Альфонсо сражались в королевстве Гарсии царил мир.

В 1070 году Нуньо Мендес упоминается с титулом графа, когда подтвердил пожертвование в монастырь, сделанное королём Гарсией I. В 1071 году, посчитав, что занятые междоусобной борьбой братья не придут на помощь галисийскому королю, граф Нуньо поднял восстание с целью отделения от Галисии. В середине зимы 1071 года Гарсия получил известия, что граф Нуно движется в направлении города Брага с отрядом из верных ему рыцарей. Гарсия выступил на встречу неприятелю, расположившемуся на берегу реки Каваду. Утром 18 февраля противники встретились на поле близ местечка Кинта-де-Педрозу (на территории современной фрегезии Парада-де-Тибайнш), во владениях монастыря Тибайнш. Мятежный граф был разбит Гарсией и погиб в бою, а его войско рассеялось, анонимный хронист так описывает это событие:

Эра 1109 15-й день календ февраля: Португальский граф отложился от короля дона Гарсия, сына короля дона Фернандо; он направился на графа Нуньо Мендеса, который был убит, а все его люди бежали, и король Гарсия одержал победу над ними в месте под названием "Pertalini" между Брагой и рекой Кавадо Chronicon Lusitanum

Победитель графа — король Гарсия не успел насладиться плодами победы, так как уже в следующем году был арестован своим братом Альфонсо VI и провел остаток своих дней в заключении, вплоть до своей кончины в 1090 году. В 1094 году графство Португалия было восстановлено под властью Генриха Бургундского.

Семья

Имя супруги графа Нуньо известно благодаря документу, хранящемуся в окружном архиве города Брага (порт. Arquivo Distrital de Braga) под № 253, — это грамота от 17 февраля 1071 года о пожаловании в дар монастырю Св. Антониу Барбуду (Антоний Великий) в Вила-Верди усадьбы в Луйване (в соседней фрегезии Лаже), с видом на реку Каваду, от имени графа Нуньо Мендеса и графини Гонсины. Этот документ позволил, кроме того, установить дату сражения при Педрозу, которое хроники датируют 18 января 1071 года, пожертвование доказывает, что битва произошла на месяц позже упомянутой даты.

Достоверно известно о рождении в этом браке как минимум одного ребёнка — дочери Лобы Ауревелидо Нуньес, ставшей женой (вероятно второй) графа Коимбры Сиснандо Давидеса. От этого союза родилась Эльвира Сиснандес, жена Мартина Мониса, сына Муньо Фромаригеса, из знатной португальской семьи помещиков Рибадору, сменившего Сиснандо в управлении графством.

Также он может быть отцом графа Гомеса Нуньеса де Ромбэйро (исп. Pombeiro), хотя по данным португальских источников граф Гомес был сыном графа Нуньо Веласкеса (или Вашкеша). Однако Нуньо появляется в документе от 1070 года в монастыре Саагун (исп. Sahagún) со своей женой Фронильдой (исп. Fronilde) Санчес и всеми их детьми: Альфонсо, Meндо, Санчо и Эльвирой, но без упоминания о сыне с именем Гомес. Граф Фернандо Нуньес, брат графа Гомеса, также появляется со своей женой, в документе от 29 декабря 1127 года, сделав пожертвование собору Св. Мартиньо в Оренсе в виде шестой части владений монастыря Санта-Мария-де-Поркера, которая, как он сам говорит, унаследована от своей бабушки (исп. su abuela ) Гонсины и отца Нуньо Мендеса. Граф Гомес Нуньес также появляется в 1138 году принося в дар имущество, которое он унаследовал от графини Гонсины, «матери моего отца» и, несколькими годами ранее в 1126 году, он сделал ещё один дар аббатству Клюни, в котором он упоминает своего брата Фернандо Нуньеса. С учетом этих документов можно предположить, что Гонсина была не женой, а матерью графа Нуньо, либо они носили одинаковые имена.

Литература

1. Costa, Avelino de Jesus da. [repositorio.ucp.pt/handle/10400.14/4966 A restauração da diocese de Braga em 1070// Revista Lusitania Sacra]. — Lisboa: Centro de Estudos de História Eclesiástica, 1956. — 28 p. (порт.)
2. Correia, Francisco Carvalho. [books.google.pt/books?id=KDdDjQFg1EYC&printsec=frontcover&dq=O+Mosteiro+de+Santo+Tirso+de+978+a+1588:&hl=ru&sa=X&ei=on2RU6axNYu6ygPwz4Jg&ved=0CCYQ6AEwAA#v=onepage&q=O%20Mosteiro%20de%20Santo%20Tirso%20de%20978%20a%201588%3A&f=false O Mosteiro de Santo Tirso de 978 a 1588: a silhueta de uma entidade projectada no chao de uma história milenária, 1ª edición]. — Santiago de Compostela: Universidade de Santiago de Compostela, 2008. — 549 p. (порт.)
3. Mattoso , José. Imprensa universitária no. 19/Capítulo: As famílias condais portucalenses dos séculos X e XI. — Lisboa: Editorial Estampa, 1981. — 426 p. — ISBN 9724226271. (порт.)
4. Mattoso , José. [ww3.fl.ul.pt/unidades/centros/c_historia/Biblioteca/III/3-%20A%20Nobreza%20Portucalense%20dos%20Seculos%20IX%20a%20XI.pdf Do tempo e da história (основной источник) A nobreza portucalense dos séculos IX a XI]. — Lisboa: Instituto de alta cultura Centro de estudos históricos, 1970. — P. 35-50. (порт.)
5. Barton , Simon. [books.google.pt/books?id=075pBCHPKVYC&printsec=frontcover&dq=The+aristocracy+in+twelfth-century+Le%C3%B3n+and+Castile&hl=ru&sa=X&ei=5YORU9joA-vhywO3p4JY&ved=0CCYQ6AEwAA#v=onepage&q=The%20aristocracy%20in%20twelfth-century%20Le%C3%B3n%20and%20Castile&f=false The aristocracy in twelfth-century León and Castile]. — New York: Cambridge University Press, 2002. — 388 p. — ISBN 978-0521-4972-75. (англ.)
6. Saravia , Anísio Miguel de Sousa (coordinator). [repositorio.ucp.pt/handle/10400.14/12795 Espaço, poder e memória: a Catedral de Lamego, sécs. XII a XX]. — Lisboa: Universidade Católica Portuguesa, Centro de Estudos de História Religiosa, 2013. — 298 p. — ISBN 978-972-8361-57-0. (порт.)
7. Salazar y Acha, Jaime de. El Museo de Pontevedra, Los descendientes del conde Ero Fernández, fundador de Monasterio de Santa María de Ferreira de Pallares. — Pontevedra: Museo de Pontevedra, 1989. — P. 67-86. (исп.)
8. [books.google.pt/books?id=8esOAAAAIAAJ&printsec=frontcover&dq=Galeria+das+ordens+religiosas+e+militares,+desde+a+mais+remota+antiguidade+at%C3%A9+nossos+dias&hl=ru&sa=X&ei=G4mRU5WzJYrnywOR-4Bw&ved=0CCYQ6AEwAA#v=onepage&q=Galeria%20das%20ordens%20religiosas%20e%20militares%2 Galeria das ordens religiosas e militares, desde a mais remota antiguidade até nossos dias]. — Porto: Typographia na Rua Formosa, 1843. — Vol. 1. — 184 p. (порт.)
9. Enrique Flórez. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k927603/f433.image España sagrada: Theatro geographico-historico de la iglesia de España//Chronicon Lusitanum]. — Madrid: A. Marin, 1798. — 496 p. (лат.)
10. Joaquim Veríssimo Serrão. História de Portugal. — 1d ed. — Lisboa: Editorial Verbo, 1977. — Vol. 1. — 446 p. — ISBN 9789722202664.  (порт.)
11. Pierre David. Études historiques sur la Galice et le Portugal: du VIe au XIIe siècle. — Lisboa: Livraria Portugália, 1947. — 579 p.  (порт.)
12. Bernard F. Reilly. [libro.uca.edu/alfonso6/alfonso.htm The Kingdom of León-Castilla Under King Alfonso VI: 1065-1109]. — Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1988. — 406 p. — ISBN 9780812234527. (англ.)
13. García de Cortázar, José Ángel. [books.google.pt/books?id=jgXZgPP3rREC&pg=PA79&dq=Jos%C3%A9+Angel+Garc%C3%ADa+de+Cort%C3%A1zar.+El+dominio+del+monasterio+de+San+Mill%C3%A1n+de+la+Cogolla,+siglos+X+a++XIII&hl=ru&sa=X&ei=D6OYU8XtIPD04QTJnoGQBQ&ved=0CB0Q6AEwAA#v=onepage&q=Jos%C3%A9% El dominio del Monasterio de San Millán de la Cogolla, (siglos X a XIII).]. — Salamanca: Universidad de Salamanca, 1969. — 371 p. — ISBN 9788474819236. (исп.)
14. Herculano, Alexandre. [books.google.pt/books?id=qLkNAAAAIAAJ&pg=PA165&focus=viewport&dq=bibliogroup:%22Hist%C3%B3ria+de+Portugal%22&hl=ru&output=text#c_top Historia de Portugal]. — Lisboa: Viuva Bertrand e Filhos, 1853. — Vol. 1. — 521 p. (порт.)
15. Sánchez Candeira, Alfonso. [books.google.es/books?id=gxY4lwlCO9IC&pg=PA17&dq=S%C3%A9culo+XI+de+Portugal&hl=es&sa=X&ei=Of6eU-2-M7LP4QSwqICQDA&ved=0CB8Q6AEwAA#v=onepage&q=S%C3%A9culo%20XI%20de%20Portugal&f=false Castilla y León en el siglo XI: estudio del reinado de Fernando I]. — Madrid: Real Academia de la Historia, 1999. — 349 p. — ISBN 9788489512412. (исп.)

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/Galicia.htm#AlvitoNunezdied1015B Galicia Nobility 9th—11th century] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 30 мая 2014.

Отрывок, характеризующий Нуньо II Мендес

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.