Нуэво-Леон
| |||
| Страна | |||
|---|---|---|---|
| Статус |
Штат | ||
| Включает |
51 муниципалитет | ||
| Административный центр | |||
| Крупнейший город |
Монтеррей | ||
| Дата образования |
14 октября 1824 | ||
| Губернатор |
Родриго Медина де ла Крус (Rodrigo Medina de la Cruz), PRI | ||
| Население (2010) |
4 653 458 (8-е место) | ||
| Плотность |
72,09 чел./км² (15-е место) | ||
| Национальный состав |
Метисы, белые, отоми. | ||
| Конфессиональный состав |
Католики (87,9 %), протестанты и евангелисты (6,2 %), другие христиане (2 %), иудеи (0,1 %), другие религии (0,1 %), атеисты и агностики (2,8 %). | ||
| Площадь |
64 555 км² | ||
| Высота над уровнем моря • Наивысшая точка |
| ||
|
| |||
| Часовой пояс | |||
| Код ISO 3166-2 |
MX-NLE | ||
| Почтовые индексы |
N.L. | ||
| [www.nl.gob.mx Официальный сайт] | |||
Нуэво-Леон (исп. Nuevo León; испанское произношение: [ˈnweβo leˈon]). Официальное название Свободный и Суверенный Штат Нуэво Леон (Estado Libre y Soberano de Nuevo León) — штат в Мексике. Площадь штата Нуэво-Леон составляет 64 555 км². Административный центр — город Монтеррей. В административном отношении делится на 51 муниципалитет.
Содержание
География
Нуэво-Леон расположен в северо-восточной части Мексики. Граничит со штатами: Тамаулипас (на востоке и севере), Сан-Луис-Потоси (на юге) и Коауила (на западе); кроме того, на севере штат имеет участок границы с США длиной 15 км. Штат делится на 3 географических региона: жаркий и сухой север, регион умеренного климата в горах и засушливый регион на юге. Сьерра-Мадре Восточная занимает значительную часть штата, формируя здесь несколько горных хребтов.
История
До-испанский период
Самые древние из поселенцев, которые обосновались на территории современного штата, были немногочисленные кочевые племена индейцев, пришедших сюда из прерий Северной Америки. Они не оставили никаких письменных свидетельств и, поэтому историю штата можно проследить с начала европейской колонизации.
Испанский период
В конце 16в., после нескольких неудачных попыток, группы иммигрантов, среди которых было несколько семей крещённых евреев-католиков, прибыла на мексиканское побережье в районе Санта Катарины. Еврейский след в этой колонии был почти незаметен из-за того, что conversos были не иудеями, а христианами, однако, некоторые еврейские обычаи всё ещё встречаются и сегодня, такие как особенности кухни и праздничные обряды.
В 1577 А. дель Канто (Alberto del Canto) основывает поселение Санта Лусия (Santa Lucía). В мае 31. 1579 испанский король Филипп II приказал основать в Америке новое королевство. Через два года португалец, находившийся на службе испанского короля, авантюрист и работорговец Л. К. де ла Куэва (Luis Carvajal y de la Cueva) основывает Новое Королевство Леон (Nuevo Reino de León), названное так в честь королевства, которое тогда располагалось на территории современной Испании. Под руководством Куэваса колонисты поселились на месте, на котором основали город Монтеррей. Первые годы оказались весьма трудными для новопоселенцев, которые страдали от испанской и мексиканской инквизиции, набегов индейцев, а также от нескольких наводнений. С самого начала большая часть населения по-прежнему концентрировалась вокруг Монтеррея. Тем не менее, прибытие поселенцев со всех краёв Испании происходило в последующие годы. Как было в случае с Б. де ла Касасом (Bernabé de las Casas) — канарским испанцем — исследователем из Тенерифе (Канары, Испания), который своей победоносной экспедиции с Х. де Оньяте (Juan de Oñate) и борьбы против индейцев акома (Acoma) в Новой Мексике, пришёл в регион с испанскими и канарскими семьями, и основал несколько поселений и шахтёрских лагерей в необитаемых землях Нового Королевства Леон, позже известных, как Долина Салинас (Valle de las Salinas). В последующие годы его потомки основали другие деревни, а Долина Салинас объявлена была административным центром — «alcaldía mayor».
Создание испанских поселений в северной части Нуэво Леона часто замедлялось нападениями племён местных индейцев коауильтекского (Coahuilteca) происхождения, таких как аласапы (Alazapas), куаналы (Cuanales) гуалегу (Gualeguas) и других. Испанский капитан А. де Леон (Alonso de León) описал множество свидетельств зверств против испанцев со стороны воинственных туземцев в Новом Леоне, а также заявлял, что местные индейцы во всех аспектах резко отличались от индейцев в других частях Новой Испании.
Метисация, характерная для многих провинций Новой Испании, не затронула, по большей части, в Новом Леоне, а местные жители сопротивлялись принимать христианство, вводимое испанцами. Индейцы не желали включаться в испанское или креольское сообщества, а чувство расовой сегрегации было взаимным. Так, что состояние войны было обычным делом в регионе в течение очень многих лет. К концу испанского владычества белое население Нового Королевства Леон составляло примерно 80 %. К этому времени reineros (как их называли) получили определённую стабильность, что позволило им основать второй по величине после Монтеррея город Линарес (Linares).
В начале 19в. под влиянием идей Французской революции, завоевания независимости английских северо-американских колоний, в Новой Испании начали раздаваться призывы к свержению власти испанцев. Новости о начале 16, сентября 1810 повстанческого движения под руководством М. Идальго (Miguel Hidalgo) практически не были известны жителям Нового Леона до тех пор, пока из-за плохих дорог и больших расстояний 29. сентября не пришло письмо посланное Ф. М. Кальехой (Felix María Calleja) губернатору Нового Леона М. де Санта Марии. Порыв к мятежу против Испании быстро иссох в регионе, как и во Внутренних Восточных провинциях (Provincias Internas de Oriente), где инсургенты не получили поддержки среди местного населения. Объясняется это тем, что северные территории Новой Испании позже всех колонизированы, имели крайне низкую плотность населения, а также ввиду того, что большую часть населения составляли испанцы и креолы. Идеология и идеалы, с которыми шёл на борьбу против испанцев М. Идальго, без восторга были приняты во Внутренних Восточных провинциях из-за тесных связей с Испанией и по причине преданности королю Фердинанду VI. В первые годы войны за независимость в Новом Леоне наблюдалось активное анти-повстанческое движение. В поздние годы войны движения в сторону поддержки повстанцев были менее частыми, хотя некоторые лидеры и поддерживали инсургентов.
Независимость
После достижения Мексикой независимости, известный священник-бунтарь отец С. Т. де Мьер (Servando Teresa de Mier) (неортодоксальный священник, который утверждал, что образ Девы Марии Гваделупской не на тильме Хуана Диего, а на мантии Св. Фомы) был представителем Нового Королевства Леон на национальном учредительном съезде, который постановил, в числе прочего, и создание 7 мая 1824 штата Нуэво Леон в составе мексиканской федерации. Отец Мьер организовал создание местной легислатуры, которая 5 марта 1825 приняла первую конституцию штата.
В 1835 Конгресс штата преобразовал Нуэво Леон в департамент, то есть была отменена автономия. Это вызвало, как и по всей Мексике волну вооружённых столкновений между либералами — сторонниками федерального устройства Мексики и консерваторами — сторонниками централизма. Национальная борьба между двумя этими партиями привела к ущербу стабильности в регионе в целом. В январе 17. 1840 на северо-востоке Мексики отделились штаты Тамаулипас, Коауила и Нуэво Леон. Из своих территорий они образовали сепаратистскую Республику Рио Гранде со столицей в городке Ларедо (ныне Техас, США). В ноябре 6. мексиканская армия разгромила сепаратистов и присоединила данные территории. Однако, стабильности в регионе эти события не прибавили.
В 1846 началась американо-мексиканская война, в ходе которой 20 сентября армия США осадила Монтеррей. Кроме того индейцы происходившие из США совершали жестокие набеги на регион, крадя женщин, детей, скот и провизию. Хаос был таким, что он превратился в обычное состояние. В феврале 1848 американская армия эвакуировалась с территории Мексики.
К середине 19в. жители Нуэво Леона страдали от репрессий со стороны воинственных индейцев, центральных властей и США. В 1850 города всего штата были готовы с вооружённой милицией и провизией (bastimento) к борьбе, которая могла вспыхнуть в любой момент. Бастименто состояла из кукурузного масла, сушёного мяса и шоколада — основами сельского рациона штата тогда и сейчас. Ответ на вторжения воинственных туземных племён был беспощадным. Под влиянием методов, которые применяли американцы по отношению к индейцам, нуэволеонцы отравляли колодцы и источники, которыми пользовались индейцы, а также назначили награду за скальпы туземцев. Борьба с апачами, команчами, кикапу и североамериканскими флибустьерами — жестокая и бесчеловечная, дала большой опыт нуэволеонской милиции, которая победила мексиканскую армию в нескольких сражениях. Лидер этого движения самообороны С. Видаурри (Santiago Vidaurri), который провозгласил в 1855 Монтеррейский План, согласно которому восстанавливался суверенитет штата Нуэво Леон. Позже, сочувствующий американским конфедератам в Гражданской войне севера с югом, Видаурри демократически присоединил штат Коауилу. В феврале 19. 1856 штаты Нуэво Леон и Коауила объявляют о своём объединении, и Видаурри заявил об отложении от Мексики и создании Республики Сьерра Мадре. После смерти его военного сторонника генерала Х. Суасуа (Juan Zuazua), он был легко взят в плен другими нуэволеонцами верными Б. Хуаресу (Benito Juárez), который постановил о деаннексии Коауилы.
В апреле 3. 1864 Монтеррей был временно объявлен столицей Мексики.
В конце 19в. во времена президентства П. Диаса, в экономике произошли важные перемены. Несколько новых отраслей выросли в штате, что позволило Нуэво Леону занять лидирующие позиции в мексиканской экономике. Это был период, когда возникли первые нуэволеонские банки, пивоваренные, цементные, сталелитейные заводы.
После мексиканской революции, и принятия новой конституции страны, на политической арене в штате доминировали представители право-социалистической Институционно-революционной партии (PRI), представители которой неизменно побеждали на выборах и становились губернаторами.
К середине 20в. Нуэво Леон имел два всемирно известных учебных заведения: Автономный университет Нуэво Леона и Технологический Институт Высших Исследований в Монтеррее (Instituto Tecnológico y de Estudios Superiores de Monterrey). В штат хлынул плотный поток немецких, русских и итальянских иммигрантов, которые обогатили местную мексиканскую культуру.
В 1970-х некоторые террористические группы левого и коммунистического толка держали в страхе штат. Происходили похищения и убийства бизнесменов, среди которых был Э. Гарса Сада (Eugenio Garza Sada). Экономический кризис ударил по экономике штата, как и по экономике всей страны. Однако, в 1990-х произошёл экономический рост вызванный, в частности, подписанием и реализацией Северо-американского соглашения о свободной торговле (NAFTA). В июне 1991 Нуэво Леон открыл свою границу с США, был построен новый пограничный пропускной пункт Колумбия (мост также называют «Солидарность»). В 1997 на губернаторских выборах победу одержал кандидат от правой партии Национального Действия (PAN), однако, в 2003 новым губернатором снова становится кандидат от социалистов. По состоянию на 2004 Нуэво Леон лидирует в Мексике по качеству и уровню жизни. Муниципалитеты, такие как Сан Педро Гарса Гарсия (San Pedro Garza García) имеют самый высокий уровень жизни во всей Латинской Америке, а штат в целом имел индекс человеческого развития, который превосходил некоторые европейские страны.
Население
По данным на 2010 год, население штата составляет 4 653 458 человек. Ежегодный прирост населения в последние несколько лет колеблется около 2,1 %. Средний возраст составляет 24 года, средняя продолжительность жизни — 77 лет. Около 94 % населения проживает в городах. Почти 88 % населения проживает в агломерации Монтеррея. Около 88 % верующих исповедуют католицизм.
Крупные города:
Изменение численности населения по годам:
- 1950 год — 740 191 чел.
- 1960 год — 1 078 848 чел.
- 1970 год — 1 694 689 чел.
- 1980 год — 2 513.044 чел.
- 1990 год — 3 098 736 чел.
- 1995 год — 3 549 273 чел.
- 2005 год — 4 199 292 чел.
- 2010 год — 4 653 458 чел.
Административное деление
В административном отношении делится на 51 муниципалитетов:
| INEGI код | Муниципалитеты (русск.) | Муниципалитеты (ориг.) |
|---|---|---|
| 001 | Абасоло | (Abasolo) |
| 002 | Агуалегуас | (Agualeguas) |
| 003 | Альенде | (Allende) |
| 004 | Анауак | (Anáhuac) |
| 005 | Аподака | (Apodaca) |
| 006 | Арамберри | (Aramberri) |
| 007 | Бустаманте | (Bustamante) |
| 008 | Кадерейта-Хименес | (Cadereyta Jiménez) |
| 009 | Эль-Кармен | (El Carmen) |
| 010 | Керральво | (Cerralvo) |
| 011 | Чина | (China) |
| 012 | Сьенега-де-Флорес | (Ciénega de Flores) |
| 013 | Доктор Арройо | (Doctor Arroyo) |
| 014 | Доктор Косс | (Doctor Coss) |
| 015 | Доктор Гонсалес | (Doctor González) |
| 016 | Галеана | (Galeana) |
| 017 | Гарсия | (García) |
| 018 | Генерал Браво | (General Bravo) |
| 019 | Генерал Эскобедо | (General Escobedo) |
| 020 | Генерал Теран | (General Terán) |
| 021 | Генерал Тревиньо | (General Treviño) |
| 022 | Генерал Сарагоса | (General Zaragoza) |
| 023 | Генерал Суасуа | (General Zuazua) |
| 024 | Гуадалупе | (Guadalupe) |
| 025 | Идальго | (Hidalgo) |
| 026 | Игуерас | (Higueras) |
| 027 | Уалауисес | (Hualahuises) |
| 028 | Итурбиде | (Iturbide) |
| 029 | Хуарес | (Juárez) |
| 030 | Лампасос-де-Наранхо | (Lampazos de Naranjo) |
| 031 | Линарес | (Linares) |
| 032 | Лос-Альдамас | (Los Aldamas) |
| 033 | Лос-Эррерас | (Los Herreras) |
| 034 | Лос-Рамонес | (Los Ramones) |
| 035 | Марин | (Marín) |
| 036 | Мелчор-Окампо | (Melchor Ocampo) |
| 037 | Миэр-и-Нориега | (Mier y Noriega) |
| 038 | Мина | (Mina) |
| 039 | Монтеморелос | (Montemorelos) |
| 040 | Монтеррей | (Monterrey) |
| 041 | Парас | (Parás) |
| 042 | Пескуерия | (Pesquería) |
| 043 | Районес | (Rayones) |
| 044 | Сабинас-Идальго | (Sabinas Hidalgo) |
| 045 | Салинас-Виктория | (Salinas Victoria) |
| 046 | Сан-Николас-де-лос-Гарса | (San Nicolás de los Garza) |
| 047 | Сан-Педро-Гарса-Гарсия | (San Pedro Garza García) |
| 048 | Санта-Катарина | (Santa Catarina) |
| 049 | Сантьяго | (Santiago) |
| 050 | Вальесильо | (Vallecillo) |
| 051 | Вильялдама | (Villaldama) |
Экономика
На 2010 год ВВП штата составил 165 млрд долларов (11,4 % от мексиканского ВВП). Экономика базируется на промышленном производстве (в том числе макиладорас), сильно влияние иностранного капитала. ВВП на душу населения в штате составляет 26 658 $ (самый высокий показатель среди всех штатов, не считая Федерального округа), для сравнения средний по Мексике показатель равняется 14 119 $. Развито также сельское хозяйство, которое здесь базируется на зерновых и цитрусовых.
Образование
Уровень безграмотности населения в Нуэво-Леон составляет около 2,8 % (второй самый низкий показатель в стране после Федерального столичного округа).
ВУЗы включают:
- Universidad Autónoma de Nuevo León (UANL)
- Instituto Tecnológico y de Estudios Superiores de Monterrey (ITESM)
- TecMilenio University (UTM)
- Universidad de Montemorelos
- Universidad Regiomontana (UR)
- Universidad de Monterrey (UDEM)
- Centro de Estudios Superiores de Diseño de Monterrey (CEDIM)
Герб
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 20 февраля 2013 года. |
Герб штата представляет собой четырёхчастный щит с синей каймой и центральным щитком. В серебряном щитке изображены черные левая перевязь и цепь, которые показывают личный герб вице-короля Новой Испании Г. де Суньиги (Gaspar de Zúñiga y Acevedo), который имел титул графа Монтеррея. Цепь символизирует единство народа. В первой четверти щита изображён зелёный ландшафт с апельсиновым деревом на переднем плане. Это изображение символизирует богатство, веру, чистоту и безопасность. Горы, изображённые на втором плане — это Cerro de la Silla, которые доминируют в штате. Во втором поле герба в серебряном поле изображён червлёный восстающий лев — символизирующий испанскую провинцию Леон, по имени которой и назван штат. В третьей четверти изображён католический храм в серебряном поле, как символ культуры. Это монастырь Св. Франциска, построенный в колониальный период, и снесённый несколько столетий назад. В четвёртой четверти в золотом поле показано изображение фабрики с пятью дымящимися трубами, символизирующая промышленность штата. На лазоревой кайме щита помещены серебряные изображения оружия различных эпох, как лук, стрелы и копья, которыми пользовались индейцы, так и винтовки, пушки и алебарды, которыми пользовались испанцы. Эти изображения символизируют военную историю штата. В верхней части каймы — шесть золотых пчёл, которые символизируют трудолюбие жителей штата. В нижней части каймы золотая надпись названия штата «Estado de Nuevo León». Под щитом располагается девизная лента цветов национального флага с латинской надписью «Semper Ascendens», что переводится как «всегда вперёд». Щит увенчан серебряным рыцарским шлемом с закрытым забралом. Таким образом, герб также символизирует силу, тяжёлую работу, прогресс, доброту и признательность главным героям истории. Герб был принят 2 июля 1943, а изобразил его художник Д. Игнасио Мартинес Рендон (D. Ignacio Martínez Rendón). Штат Нуэво Леон не имеет официально утверждённого флага. Часто используется белое полотнище с изображением герба в центре.
См. также
Напишите отзыв о статье "Нуэво-Леон"
Ссылки
- [www.nl.gob.mx/ Официальный сайт] (исп.)
| ||||||
| ||||||
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Нуэво-Леон
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
