Ну, погоди! (выпуск 15)
| Ну, погоди! (выпуск 15) | |
 | |
| Тип мультфильма | |
|---|---|
| Приквелы | |
| Сиквелы | |
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| Роли озвучивали |
Клара Румянова (Заяц), |
| Композитор | |
| Студия | |
| Страна | |
| Длительность |
10 мин. 3 сек. |
| Премьера |
22 июня 1985 |
| Аниматор.ру |
[www.animator.ru/db/?p=show_film&fid=3264 ID 3264] |
Ну, погоди! — 15-й выпуск мультипликационного фильма из серии «Ну, погоди!». Действие фильма происходит в Доме культуры.
Предыстория
Волк видит объявление о наборе талантов, где указано, что ведущий конкурса — Заяц, и хочет попасть в Дом культуры, чтобы поймать ненавистного Зайца. Вахтёр (он же, по совместительству, работник пожарной охраны) Дома (Бегемот), спрашивающий каждый раз приходящего «Кто?», пропускает вперёд Зайца, но выкидывает Волка, который притворяется зайцем, «зёброй» и черепахой. Всё же Волк забирается в динамик, который грузят и отвозят в Дом. Динамики подключают, оглушённый музыкой Волк вылетает из динамика, трясёт головой, и из его ушей сыплются «ноты». С воплем «За-а-ае-е-ец!» он бьёт по ним, ноты взлетают в воздух, и появляется надпись «Ну, погоди!» на нотном стане.
Сюжет
Заяц — ведущий концерта. Он объявляет первый номер: хор мальчиков-зайчиков. Во время выступления Волк заходит за кулисы. Пытаясь найти «своего» Зайца, дёргает всех по очереди за хвосты. Проходящий мимо Бегемот замечает Волка и, дёрнув его за хвост, забрасывает на сцену. Волк начинает издавать разные звуки типа «А!», «О!», а хор поёт песни, в которых эти звуки встречаются. Волку это надоедает, и он кричит: «Не надо!». Все зайцы уходят со сцены с песней «Не надо печалиться, вся жизнь впереди»… Волк идёт за ними, добавив свою строчку: «Ну, заяц, погоди-и-и-и!»
Следующий номер — танец маленьких лебедей. Волк выступает вместе с курами-«лебедями». После кланяется и танцует с Зайцем, подбрасывает его. Не обнаружив у себя на руках партнера, сбежавшего по опорам для прожекторов, Волк, изображая неподдельную скорбь, доводит номер до конца, а затем, постоянно поскальзываясь, выползает со сцены, решив закурить. И снова его останавливает Бегемот, указав на табличку «Не курить!». Волк, подобно фокуснику, заставляет сигарету исчезнуть. Бегемот в восторге.
Волк видит Зайца и гонится за ним. Заяц прячется в гримёрной. Волк заходит туда и принимает Зайца за певицу-Лису, извиняется, выходит и тут встречает настоящую певицу, беседующую с композитором-Пингвином. Понимая, что в гримёрной был Заяц, Волк гонится за ним. Заяц выскакивает на сцену: с одной стороны его ждет Волк, с другой — Лиса, возмущённая тем, что Заяц рылся в её гримёрной. Волк садится на пульт звукорежиссёра, тем самым включая музыку. Он выпускает табачный дым, который окутывает Зайца, как туман. Заяц начинает петь песню «Айсберг» с изменённым текстом. Во время песни Волк хватает его и продолжает песню, внеся свою лепту, но, поперхнувшись дымом, начинает кашлять и сбегает со сцены. Далее Волк прячет Зайца в гитарный футляр, а чтобы без опаски пройти мимо Бегемота, берёт ещё несколько гитар. У выхода Волк сталкивается с рабочим, несущим корзину с цветами, падает, роняет гитары и вместо футляра с Зайцем, хватает футляр с гитарой. Подбежав к дереву и открыв футляр, Волк обнаруживает свою ошибку, берёт гитару и начинает играть песню «Под крышей дома твоего» с изменённым текстом.
Доиграв песню, он замечает на гитаре портрет Зайца, в ярости пинает футляр от гитары, злится: «Ну, заяц!» и разбивает инструмент о дерево. На Волка падает скворечник. Волк, глядя на уцелевший портрет, с криком: «Ну, погоди!» срывает с головы крышу разбившегося скворечника, оставив на голове гнездо с кукушкой, завершающей мультфильм возгласом: «Ку-ку!».
Создатели
| режиссёр | Вячеслав Котеночкин |
| сценаристы | Александр Курляндский, Аркадий Хайт |
| художник-постановщик | Светозар Русаков |
| художники | Зоя Монетова, Сергей Маракасов, Ирина Троянова |
| художники-мультипликаторы | Виктор Лихачёв, Федор Елдинов, Александр Мазаев, Виктор Арсентьев, Александр Дорогов, Олег Сафронов |
| оператор | Александр Чеховский |
| директор | Лилиана Монахова |
| композитор | Виктор Бабушкин |
| звукооператор | Владимир Кутузов |
| редактор | Елена Никиткина |
| роли озвучивали | Клара Румянова (Заяц), Владимир Сошальский (Бегемот), Анатолий Папанов (Волк) |
| монтажёры | Маргарита Михеева |
Музыка
- «Водные лыжи» («Vízisí») (автор музыки — Тамаш Деак (Deák Tamás), исполняют венгерский вокальный ансамбль «Гармония» (Harmónia) и танцевальный оркестр венгерского радио (Magyar Rádió Tánczenekara))
- Неаполитанский танец из балета «Лебединое озеро» (автор музыки — П. И. Чайковский)
- Неаполитанская песенка из альбома «Детский альбом» (№ 18, TH 141 соч. 39) (автор музыки — П. И. Чайковский, исполняет Виктор Попов)
- Русские народные («Дубинушка»), детские («У дороги чибис», «Ох, рано встаёт охрана») и эстрадные («Ой, цветёт калина», «Не надо печалиться», «Всё могут короли») песни в исполнении «хора мальчиков-зайчиков»
- «Танец маленьких лебедей» и «интродукция и па-де-де» (автор музыки — П. И. Чайковский)
- Клара Румянова и Анатолий Папанов — «Айсберг» (исполнитель оригинальной песни — Алла Пугачёва)
- Анатолий Папанов — «Под крышей дома твоего» (исполнитель оригинальной песни — Юрий Антонов)
Большая часть мелодий к выпуску была написана и аранжирована композитором Виктором Бабушкиным.
Дополнительные факты
- Это единственная серия, где Заяц совершает хулиганский поступок.
- Лиса-певица и пингвин-композитор внешне напоминают Аллу Пугачёву и Раймонда Паулса соответственно.
Напишите отзыв о статье "Ну, погоди! (выпуск 15)"
Ссылки
- [www.animator.ru/db/?p=show_film&sp=1&fid=3264 Кадры из фильма]
|
Это заготовка статьи о мультфильме, мультипликаторе или мультипликации. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Ну, погоди! (выпуск 15)
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
