Ну, погоди! (выпуск 16)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ну, погоди! (выпуск 16)
Тип мультфильма

рисованный

Приквелы

Ну, погоди! (выпуск 15)

Сиквелы

Ну, погоди! (выпуск 17)

Режиссёр

Вячеслав Котеночкин

Автор сценария

Аркадий Хайт,
Александр Курляндский

Роли озвучивали

Клара Румянова (Заяц),
Анатолий Папанов (Волк)

Композитор

Виктор Бабушкин

Студия

Союзмультфильм

Страна

СССР СССР

Длительность

9 мин. 53 сек.

Премьера

27 сентября 1986

IMDb

ID 1345649

Аниматор.ру

[www.animator.ru/db/?p=show_film&fid=4914 ID 4914]

Ну, погоди! — шестнадцатый мультипликационный фильм из серии «Ну, погоди!», последний, снятый в СССР и при жизни Анатолия Папанова. Действие фильма происходит в мире детских сказок.





Сюжет

Волк лежит на пляже, читает книгу со сказками, попутно подрисовывая ручкой-перевёртышем (в которой Заяц сменяется Волком и наоборот) усы и бороду Зайцу на картинке, но от 40-градусной жары теряет сознание. На берег волнами выбрасывает давно потерянную бутылку. Пришедший в себя Волк открывает её. Из сосуда появляется Заяц в одежде Старика Хоттабыча. Волк замахивается на него бутылкой, но по заклинанию Зайца сам попадает туда, после чего Заяц бросает бутылку в море. Сосуд с Волком попадает в невод Старика (из сказки о рыбаке и рыбке). Старик выпускает Волка, и тот превращает избушку Старика в дворец, произнеся заклинание. Ошеломлённый старик принимает Волка за чародея, но Волк отмахивается от него. В это время над ним пролетает на метле Баба-Яга, а из проезжающей мимо кареты, кучером которой был Кот в сапогах, выглянул Заяц. Волк бросает вслед карете камень, но попадает в Бабу-Ягу, которая падает вниз с дымным шлейфом, как сбитый самолёт. Чтобы задобрить разбушевавшуюся ведьму, Волк дарит ей свою авторучку, и, пока Яга прыгает от восторга, взлетает на её метле в погоню за Зайцем. Но тут на Волка вылетает, подобно истребителю-перехватчику, Змей Горыныч и обстреливает его молниями из хвоста, после чего, сбившись с курса, Волк залетает в башенную часовню. Как раз в это время часы бьют полночь, и Волка вышибает ударом молота наружу. В это время, как в сказке про Золушку, карета Зайца превращается в тыкву, лошади — в мышей, Кот в сапогах становится простым котом, и Заяц убегает от Волка в лес, где прячется в печь в избушке на курьих ножках. Вслед за ним вбегает Волк. Попробовав плоды волшебной яблони, которая росла в бочке, он получает заячьи уши, свиной пятачок, а затем хобот слона. Срубив мечом заколдованное дерево и обретя свой прежний вид, он отыскивает Зайца, но опять не успевает съесть: тот начинает играть на волшебных гуслях-самогудах, и Волк пускается в пляс. Замучив Волка пляской, Заяц выскакивает в окно, подменивает волшебную метлу Бабы-Яги на обычную и убегает. В это время в избушку приходит разозлённая угоном метлы Яга. Волк отвлекает её песней на гуслях, а сам убегает, схватив вместо волшебной метлы обычную. После неудачной попытки взлететь Волк падает в море, и его опять вытаскивает неводом Старик. Обрадовавшись, он просит Волка превратить свою Старуху в прекрасную девушку. Волк усмехается и опять произносит заклинание. Вместо ожидаемого результата, новый дворец Старика становится старой землянкой. Разгневанный Старик прогоняет Волка в лес. Волк выпивает из заколдованного пруда, и становится козлёнком (в этот момент на берегу соседнего болота сидит печальная Алёнушка и зовёт своего братца Иванушку). Тут прибегает серый волк. От испуга Волк-козлёнок пытается позвать милицию. Серый волк спрашивает Волка-козлёнка, не видел ли он Красную Шапочку. Получив отрицательный ответ, он отшвыривает козлёнка в сторону, от чего тот теряет сознание. Прибегает Заяц и поливает козлёнка живой водой. Козлёнок быстро превращается в Волка. Волк просыпается на пляже. Перед ним стоит Заяц. Это он полил его водой, и Волк очнулся от обморока. Волк угрожающе замахивается на него, задевает шахматные фигуры Бегемота, играющего рядом, и решает погнаться за убегающем Зайцем, но получает от Бегемота удар по голове шахматной фигурой коня. Притворившись от удара шахматным конём, Волк ржёт, а потом, взглянув на открытый разворот своей книги сказок, видит им же самим разрисованную фотографию Зайца и не со злостью, а со вздохом произносит: «Ну, погоди!».

Факты

  • Змей Горыныч выглядит почти так же, как в мультфильме Вячеслава Котёночкина «Межа» (вплоть до рога на средней голове), но не чёрный, а зелёный.
  • Кадр, на котором показана Алёнушка, напоминает картину В. М. Васнецова «Алёнушка».
  • Это единственная серия, где нет пролога.

Создатели

Кинорежиссёр Вячеслав Котеночкин
Авторы сценария Аркадий Хайт,
Александр Курляндский
Художник-постановщик Светозар Русаков
Художники Ирина Троянова,
Зоя Монетова,
Сергей Маракасов
Художники-мультипликаторы Валерий Угаров,
Александр Мазаев,
Александр Дорогов,
Ольга Орлова,
Фёдор Елдинов
Оператор Александр Чеховский
Композитор Виктор Бабушкин
Звукооператор Владимир Кутузов
Роли озвучивали Клара Румянова (Заяц),
Анатолий Папанов (Волк)
Редактор Елена Никиткина
Монтажёр Маргарита Михеева
Ассистент режиссёра О. Исакова
Директор съёмочной группы Лилиана Монахова

Музыка

Напишите отзыв о статье "Ну, погоди! (выпуск 16)"

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Ну, погоди!


Отрывок, характеризующий Ну, погоди! (выпуск 16)

«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.