Ну, погоди! (выпуск 3)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
 Третий выпуск
Эпизод сериала «Ну, погоди!»
Основная информация
Номер серии

Эпизод 3

Режиссёр

Вячеслав Котёночкин

Автор сценария

Феликс Камов
Александр Курляндский
Аркадий Хайт

Код производителя

Союзмультфильм

Дата показа

29 мая 1971

Продолжительность

9 мин. 31 сек.

Хронология серий
◄ Второй выпускЧетвёртый выпуск ►
Список выпусков мультсериала «Ну, погоди!»

Ну, погоди! (выпуск 3) — третий мультипликационный фильм из серии «Ну, погоди!». Действие фильма происходит на дороге.





Сюжет

Предыстория

Открыв ногой дверь гаража, выходит Волк[1]. Пытается закурить папиросу, но не может найти спички. Мимо проходит Котёнок с папиросой в зубах, Волк, подхватив его, зажигает свою папиросу от его. Котёнком же, как щёткой, чистит куртку и выбрасывает его. Тут Волк видит Зайца, проезжающего на своем велосипеде. Волк выкатывает из гаража красный стильный мотоцикл. Пытаясь завести его, Волк забыл убрать ногу с земли, и когда мотоцикл поехал, он остался стоять. Волк бросается его догонять. Мотоцикл тем временем обгоняет Зайца. Тот, заметив его, прибавляет ходу, а за ним бежит Волк и, добежав до перекрёстка (а скорее, до транспортной развязки - так называемой «ромашки» или «кленового листа» ), и, поймав свой мотоцикл, меняет его направление. Теперь Волк пытается поймать мотоцикл, мчащийся ему навстречу. Тем временем Заяц едет на своем велосипеде, но ему приходится резко остановиться, так как на пути встал Волк. Заяц пытается выписывать финты, а Волк ловит его, как вратарь ловит мяч. Тут мотоцикл Волка вкатывается ему в зад, и он, кувыркаясь, садится на него, спиной вперёд. Мотоцикл с Волком мчится следом за Зайцем, тот старается от него удрать. Впереди железнодорожный переезд, шлагбаумы которого начали закрываться, так как приближался грузовой поезд. Велосипед Зайца успевает проскочить под почти опустившимися шлагбаумами. Проскакивает переезд и мотоцикл, но Волк не успевает — он врезается об перекладину шлагбаума и сваливается на асфальт. Его шлем падает на рельсы и сминается поездом. Когда поезд уносится вдаль, Волк подбирает прикатившийся к нему смятый в лепёшку шлем и говорит: «Эх, Заяц...», затем надев его и завязав ремешки под подбородком узлом, произносит: «Ну, погоди!»

Основной сюжет

Волк едет на автоцистерне (напоминающей ГАЗ-53) с живой рыбой и видит впереди Зайца на велосипеде. Волк наклоняется и хватает его за уши вместе с велосипедом. Сажает на люк и садится рядом, собираясь его съесть, но Заяц прыгает в люк. Пытаясь достать его, Волк натыкается на щуку, которая вцепляется ему в руку. Волк отбрасывает щуку на дорогу вместе со своей левой перчаткой. Потом снова лезет в люк, но Заяц вылезает из другого люка, щекочет Волка, и тот падает внутрь цистерны, в то время как Заяц берёт велосипед и убегает. Волк, выпрыгнув из люка, бежит следом. Увидев гоночный автомобиль и не замечая, что под днищем устроился водитель, ремонтирующий эту машину, он запрыгивает в него и пытается догнать Зайца, теряя по дороге все детали. Нагнав Зайца, он пытается его безуспешно поймать. В конце концов он вылетает из разбитого автомобиля. Заяц, увидев обломки автомобиля, подходит, подбирает изорванную правую перчатку Волка и горестно вздыхает. Однако Волк с помощью подъёмного крана цепляет на крюк Зайца и поднимает вверх. А чтобы достать его, приносит бочки. Взобравшись на них, он принимается раскачивать подвешенного на крюке Зайца. Но бочки рушатся, и он падает. Заяц снова убегает. Тогда Волк берёт его велосипед и пытается догнать. Однако его брюки застревают между цепью и передней звездой, и он переходит на бег, волоча велосипед на ноге, а затем снимает и бросает штаны, чтобы не мешали догонять Зайца, и уже абсолютно раздетый. На дороге лежит металлическая труба, в которую залезает Заяц, Волк лезет за ним, но застревает. Выбравшись с другого конца, Заяц снова садится на велосипед и уезжает. Волк пытается снять трубу, нечаянно законтачивает её о провода, и получает удар током. Далее Волк вместе с трубой переворачивается, труба втыкается в грунт, а Волк остается на её верхнем конце вниз головой. Пролетающая оса садится на подошву лапы волка. Волк отмахивается ногой и кричит в трубу: «А ну кыш! Кыш!». Обиженная оса взлетает и жалит Волка в зад. Волк с воплем проходит сквозь трубу и землю, выскакивает наружу и видит зайца, спокойно едущего по дороге. Волк, взяв асфальтный каток, продолжает охоту. Но каток едет слишком медленно. Потеряв терпение, Волк спрыгивает с катка и толкает его сзади. Вскоре дорога идёт под уклон, каток ускоряется. Но когда дорога делает поворот, Волк не справляется с катком и по инерции едет прямо. Выбравшись на дорогу, Волка перебрасывает через руль, и теперь он в ужасе убегает от катка. Задыхаясь он кричит: «Ну, Заяц! Ну пого… Ну ди!.. Ну, погоди-и-и-и-и-и-и-и-и!». Заяц, увидев это, смеётся.

Создатели

режиссёр Вячеслав Котеночкин
сценаристы Феликс Камов,
Александр Курляндский,
Аркадий Хайт
художник-постановщик Светозар Русаков
аниматоры Юрий Бутырин,
Валерий Угаров,
Федор Елдинов,
Сергей Дёжкин,
Виктор Лихачёв,
Виктор Арсентьев,
Олег Комаров
оператор Елена Петрова
звукооператор Георгий Мартынюк
муз. оформление Геннадий Крылов
роли озвучивали Клара Румянова (Заяц),
Анатолий Папанов (Волк)

Использованные мелодии

  • «Выход гладиаторов» («Einzug der Gladiatoren») (автор музыки — Юлиус Фучик (Julius Fučík)). Волк выходит из гаража с мотоциклом.
  • «Карусель» (автор — Виктор Игнатьев, исполняет инструментальный ансамбль Ленинградского радио п/у Виктора Игнатьева). Погоня за мотоциклом.
  • «Водные лыжи» («Vízisí») (автор музыки — Тамаш Деак (Deák Tamás), исполняют венгерский вокальный ансамбль «Гармония» (Harmónia) и танцевальный оркестр венгерского радио (Magyar Rádió Tánczenekara)). Заставка и титры.
  • «Степной всадник» («Steppenreiter») (автор музыки — Хайо Леманн (Hajo Lehmann), исполняет Центральный оркестр Национальной народной армии ГДР (Zentrales Orchester der NVA)). Волк на «Живой рыбе».
  • Чарльстон (автор — Гвидо Масанец (Guido Masanetz)). Погоня на велосипеде.
  • «Мои замшевые башмачки» («My Little Suede Shoes») (автор — Чарли Паркер (Charlie Parker), исполняет оркестр п/у Билли Мэя (Billy May)). Волк застревает в трубе.
  • «Калинка» (автор — Иван Ларионов, исполняет оркестр п/у Гюнтера Голлаша (Günter Gollasch)). На катке.

Напишите отзыв о статье "Ну, погоди! (выпуск 3)"

Примечания

  1. Здесь и далее имена «разумных» персонажей, снабжённых антропоморфными чертами, пишутся с заглавной буквы, а имена собственно животных, лишённых таких черт, — со строчной.

Ссылки

  • [www.animator.ru/db/?p=show_film&fid=2550&sp=1 Кадры из фильма]
  • [my-ussr.ru/sovetskie-diafilmy/multfilmy/213-nu-pogodi-vypusk-3.html Диафильм Ну, погоди! выпуск 3]

Отрывок, характеризующий Ну, погоди! (выпуск 3)

Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.