Нырков, Сергей Ильич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Нырков Сергей Ильич»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Сергей Ильич Нырков (родился 7 декабря 1961 г., в селе Берестянки Сасовского района Рязанской области) — русский поэт, эссеист.





Биография

Родился 7 декабря 1961 года в селе Берестянки Сасовского района Рязанской области в праздник Святых великомучеников Екатерины и Меркурия. По рассказам его родителей, он появился на свет не в роддоме, как это бывает обычно, а в вокзальном медпункте узловой станции Сасово, когда его мать из села перевозили на поезде в районный роддом.

Предки Сергея по отцу и сам отец поэта Илья Иванович Нырков испокон веков были коренными жителями этих живописных мест в пойме реки Цна. После службы в Красной армии в войсках МГБ (с 1942 года по 1950 год) отец Сергея вернулся в родные места с женой-украинкой Марией Акимовной Куница и на месте сметённого ураганом коллективизации зажиточного родительского дома построил новую небольшую избу, в которой семья Нырковых и прожила вплоть до окончания ХХ века. Судьба не уберегла отца Сергея, он в 1976 году трагически погиб на железной дороге на станции Сасово, а его мать скончалась в 72-летнем возрасте в 1998 г. Родители поэта похоронены на сельском кладбище.

Два старших брата – Владимир (год рождения 1948) и Николай (год рождения 1956) – поочередно закончили Сасовское летное училище гражданской авиации. Старший брат Владимир 30 лет работал пилотом в Молдавии, однако, в конце жизни вернулся в родные места, где умер в 2010 году и был похоронен рядом с матерью. Средний брат Николай до пенсии работал авиатехником в Сасовском летном училище и никогда не покидал родных мест. Проживает в г. Сасово.

Первый биограф Ныркова литературный критик И.М. Шевелева в своей книге «Поэт из русской ночи» очень подробно рассказала о детстве Сергея, о его близких родственниках и друзьях, о необычайной красоте этой среднерусской «швейцарии», откуда, несомненно, и началась бродяжья судьба поэта, как «человека мира», исколесившего в поисках вдохновения весь земной шар.

По утверждению Шевелевой, глубоко изучившей среду, в которой родился и вырос будущий поэт, капризная судьба была не всегда добра к Сергею, а, чаще всего, «она изобиловала сплошными наказаниями без преступления наказуемого». По рассказам его родственников, когда отец поэта, прижимая к груди одной рукой маленького Сергея, а в другой держа на плече косу, однажды в летнюю грозу возвращался с сенокоса домой, то недалеко от деревни в косу ударил разряд молнии... Лезвие косы оплавилось до середины... Его отец на несколько минут потерял сознание... Когда он очнулся, то в нескольких метрах от себя увидел барахтающееся в луже тело своего маленького сына... В тот раз судьба пощадила и отца, и сына, но оставила на правом боку последнего отметину в виде птицы с расправленными крыльями...

По мнению другого биографа Ныркова, его друга поэта Натальи Лайдинен, написавшей предисловие к книге «В плену у алфавита», «наполненная неожиданными событиями и крутыми поворотами жизнь Сергея сама по себе всегда была источником сюжетного вдохновения для его друзей-писателей».

В 1979 году сразу после окончания Сасовской средней школы №106 Сергей будучи совсем юношей и по причине острой нехватки преподавательского состава в сельских школах внезапно оказался в роли учителя русского языка и литературы и завуча по воспитательной работе в Салтыковской восьмилетней школе... Завроно был очень хорошо осведомлен о поэтических дарованиях юного сельского поэта по его публикациях в районной газете. Благодаря этому счастливому стечению обстоятельств, юноша, окончивший среднюю школу «троечником», за год учительства заново освоил школьную программу по русскому языку и литературе, истории, в совершенстве изучил немецкий язык. Эти знания и сыграли главную роль при поступлении его в 1980 году на отделение журналистики филологического факультета Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева в Саранске.

В университетские годы Сергей Нырков периодически публиковался в республиканских журналах и  газетах Мордовии. Чтобы не обременять расходами мать и среднего брата Николая, он подрабатывал то пожарником, то экскурсоводом-переводчиком сербохорватского языка в Музее А.С. Пушкина в Болдино, то корреспондентом на местном телевидении. А в 1984 году 22-х летний юноша неожиданно стал участником Всесоюзного совещания молодых писателей СССР и метеором ворвался в мир поэзии и авторской песни. И уже на Всесоюзном фестивале бардовской песни в г. Саранске в 1988 году, благодаря высокой оценке таких известных авторов и исполнителей, как Александр Городницкий и Александр Мирзаян, Сергей стал его лауреатом.

В начале 90-х годов прошлого века творчество Сергея Ныркова удивило много маститых авторов, о первых книгах молодого поэта восторженно отзывалась пресса, песни на его стихи исполнялись на концертах, одаренность автора отмечали многие известные литературные критики. В 1996 году эссеист И. Шевелева издала книгу о творчестве Ныркова «Поэт из русской ночи». В журнале «Наш Современник» вышла повесть Анны и  Константина Смородиных (под псевдонимом Юрий Самарин) «Золотой мир славы», где одним из главных героев стал Сергей. Известный историк и литературовед, академик В. В. Кожинов в начале 90-х, высоко отзываясь о творчестве молодого поэта, написал рекомендацию на вступление Ныркова  Союз писателей СССР и, тем самым, окончательно определил его дальнейшую поэтическую судьбу. Однако, вопреки звездному началу пути, Сергей в конце 90-х прошлого века неожиданно для своих поклонников и ценителей высокой поэзии оставил творчество...

И только через пятнадцать лет, поэт Наталья Лайдинен, случайно увидевшая книгу Сергея Ныркова «Наедине с землей и небом» в частной библиотеке у одной из своих знакомых в Мадриде, вернула в русскую литературу «странствующего по миру» поэта с его старыми стихами в новом поэтическом сборнике «В плену у алфавита», задуманном им еще в конце 90-х, но так и незаконченном.

Публикации

Первая поэтическая публикация состоялась в 1976 году в районной газете.

Составленная в 1988 году первая книга стихотворений «Моим лесам вовек не отгореть...» была издана в Саранске в коллективном сборнике «Гостеприимная земля» под редакцией друга Сергея поэта Константина Смородина.

В 1991 году после публикации стихотворения «Стансы» в газете «Литературная Россия», которое стало лауреатом Всесоюзного конкурса одного стихотворения, в одном из московских издательств при поддержке известного литературного критика, академика В.В. Кожинова и поэта Б.С. Авсарагова вышла его вторая поэтическая книга «Разгневанный ангел» (1994 г.).

В 90-е годы спрос на поэзию стремительно падал. Сергей Нырков, как и все поэты этого тревожного времени, писал «в стол», параллельно занимаясь театральной и концертной деятельностью на материале авторской песни.

В 1997 году в издательстве «Ниппур» Московской организации писателей России под редакцией поэта Льва Котюкова вышел третий сборник стихотворений «Наедине с землей и небом».

В 1998 году Нырков оставил литературное творчество и до последнего времени занимался продвижением политических и экономических интересов России в латиноамериканском регионе.

После пятнадцатилетнего отсутствия поэта в литературе, в 2013 году в московском издательстве «ВЕСТ-КОНСАЛТИНГ» Евгения Степанова, поэт издал четвертый сборник стихотворений «В плену у алфавита».

Изданы сборники стихотворений, опубликованы подборки стихов и эссе:

  • Стихотворения в коллективном сборнике «Гостеприимная земля» — Саранск, 1988. 
  • Сборник стихотворений «Разгневанный ангел» — Москва, 1994. 
  • Сборник стихотворений «Наедине с землей и небом» — Москва, 1997. 
  • Сборник стихотворений «В плену у алфавита» — Москва, 2013.
  • Подборка стихотворений в поэтическом альманахе «Радонеж - 95» — Москва, 1995.
  • Подборка стихотворений в литературно-художественном альманахе «Равноденствия» — Москва, 2002.
  • Подборка стихотворений «Две близких души» — Москва, Журнал «Зинзивер» №11 (55), 2013.
  • Подборка стихотворений «Тихий свет» — Москва, Журнал «Дети Ра» №10 (108), 2013.
  • «Стихи из книги «В плену у алфавита» — Москва, Газета «Поэтоград» №1 (102), 2014.
  • Эссе «Поэт Борис Авсарагов». Литературно-художественные издания:
Нью-Йорк, Журнал «New-York Intelligent» № 3, 2013;
Саранск, Журнал «Странник» № 5, 2013;
Москва, Газета «Поэтоград» № 29 (80), 2013.

Союз писателей России

Член Союза писателей России с 1996 г.

Признание и награды

Лауреат Всесоюзного конкурса одного стихотворения газеты «Литературная Россия» (1991 г.).

Лауреат премии газеты "Поэтоград" за 2013 г. за эссе "Поэт Борис Авсарагов" (ремейк из книги "Там жили поэты"), № 29 (80) 2013 г.

Награждён Дипломом им. М.Ю. Лермонтова "Недаром помнит вся Россия" и медалью "М.Ю. Лермонтов, 1814-1841" (МГО СП России, 2014 г.)

Дипломант литературно-общественной премии "Лучшая книга 2013-2015 гг." Московской городской организации Союза писателей России за поэтический сборник "В плену у алфавита" (МГО СП России, 2015 г.)

Книги Сергея Ныркова

  • Нырков С. «Моим лесам вовек не отгореть» — Саранск, Мордовское книжное издательство, коллективный сборник «Гостеприимная земля», 1988.
  • Нырков С. «Разгневанный ангел» — Москва, Издательство НТИИ, 1994.
  • Нырков С. «Наедине с землей и небом» — Москва, Московская организация Союза писателей РФ — «Ниппур», 1997.
  • Нырков С. «В плену у алфавита» — Москва, Издательство «ВЕСТ-КОНСАЛТИНГ», 2013.

Исследования творчества

  • Столярова Ж. Статья «О чем молчит разгневанный ангел» — Москва, Газета «Литературная Россия», 1995.
  • Шевелева И. М. Эссе «Поэт из русской ночи» — Москва, Издательство «Мария», 1997.
  • Шевелева И. М. Эссе «Наследник с гитарой. О Сергее Ныркове» — Москва, Серия «Ирина Шевелева о литературе», Издательство ООО «Литератор», 2000.
  • Смородины А. И. и К. В. (под псевдонимом Юрий Самарин), Повесть «Золотой мир славы» — Москва, Журнал «Наш Современник» №4, 2004.
  • Лихтенфельд Н. Рецензия на книгу С. Ныркова "В плену у алфавита" — Москва, Газета "Поэтоград" №10 (102), 2013.
  • Манулов В. Рецензия на книгу С. Ныркова "В плену у алфавита" — Москва, Журнал "Дети Ра" №11 (109), 2013.
  • Сафронова Е. Рецензия на книгу С. Ныркова "В плену у алфавита" — Москва, Газета "Поэтоград" №12 (104), 2013.
  • Лайдинен Н. Статья "Одеждой ангела коснулся. О поэзии Сергея Ныркова" — Москва, Журнал "Зинзивер" №11 (55), 2013.
  • Карпенко А. [reading-hall.ru/publication.php?id=9230 Рецензия на книгу С. Ныркова "В плену у алфавита" — Москва, Газета "Литературные известия" №01 (105), 2014]

Напишите отзыв о статье "Нырков, Сергей Ильич"

Ссылки

  • [sergei-nyrkov.ru/index.html Персональный сайт Сергея Ныркова]
  • [www.laidinen.ru/news.php?code=881&frm=0 Нырков Сергей на персональном сайте поэта Натальи Лайдинен]
  • [magazines.russ.ru/zin/2013/11/4n.html "Две близких души. Стихотворения» — Москва, Журнал "Зинзивер" №11 (55), 2013]
  • [magazines.russ.ru/ra/2013/10/12n.html "Тихий свет. Стихотворения" — Москва, Журнал "Дети Ра" №10 (108), 2013]
  • [reading-hall.ru/contents.php?id=666 "Выдающийся поэт России Сергей Нырков. Стихотворения" — Москва, Газета "Поэтоград" №49 (100), 2013]
  • [www.reading-hall.ru/publication.php?id=8617 "Стихи из книги "В плену у алфавита" — Москва, Газета "Поэтоград" №1 (102), 2014]
  • [poetograd.ru/nomer.php?id=8181 Рецензия Н. Лихтенфельд на книгу С. Ныркова "В плену у алфавита" — Москва, Газета "Поэтоград" №10 (102), 2013]
  • [www.reading-hall.ru/publication.php?id=8345 Рецензия В. Манулова на книгу С. Ныркова "В плену у алфавита" — Москва, Журнал "Дети Ра" №11 (109), 2013]
  • [poetograd.ru/nomer.php?id=8880 Рецензия Е. Сафроновой на книгу С. Ныркова "В плену у алфавита" — Москва, Газета "Поэтоград" №12 (104), 2013]
  • [magazines.russ.ru/zin/2013/11/8l.html Статья Н. Лайдинен "Одеждой ангела коснулся. О поэзии Сергея Ныркова" — Москва, Журнал "Зинзивер" №11 (55), 2013]
  • [litiz.ru/nomer.php?id=9230 Рецензия А. Карпенко на книгу С. Ныркова "В плену у алфавита" — Москва, Газета "Литературные известия" №01 (105), 2014.]
  • [www.poetograd.ru/nomer.php?id=7448 Эссе С. Ныркова "Поэт Борис Авсарагов" — Москва, Газета "Поэтоград" №29 (80), 2013]
  • [www.reading-hall.ru/autor.php?id=2090 Сергей Нырков в Читальном зале]
  • [poetograd.ru/nomer.php?id=11800 Рецензия В.Иксанова на книгу С.Ныркова "В плену у алфавита" - Москва, Газета "Литературные известия", №12 (116), 2014]
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Нырков, Сергей Ильич

– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.