Нырков, Юрий Александрович

Юрий Нырков
Общая информация
Полное имя	Юрий Александрович Нырков
Родился	29 июня 1924(1924-06-29) Вышний Волочёк, Тверская губерния, РСФСР, СССР
Умер	20 декабря 2005(2005-12-20) (81 год) Москва, Россия
Гражданство	СССР СССР
Рост	183 см
Вес	81 кг
Позиция	защитник
Карьера
Клубная карьера*
1948—1952	ЦДКА/ЦДСА	71 (0)
1952—1953	МВО	3 (0)
1954	ЦДСА	23 (0)
Национальная сборная**
1952	СССР	3 (0)
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Юрий Александрович Нырков (29 июня 1924, Вышний Волочёк, Тверская губерния, РСФСР, СССР — 20 декабря 2005, Москва, Россия) — советский футболист, защитник. За сборную СССР на Олимпийских играх в Хельсинки в 1952 году сыграл 3 матча. Заслуженный мастер спорта СССР (1985). Генерал-майор.

Кавалер орденов Отечественной войны I степени (дважды) и II степени, ордена Красной Звезды, «За службу Родине в Вооруженных сил СССР» III степени и ордена Дружбы.

Биография

Детство

Юрий Нырков родился в семье прораба Александра Алексеевича Ныркова (1894—1964) и домохозяйки Эльзы Петровны Нырковой (1894—1968) 29 июня 1924 года в городе Вышний Волочёк Тверской губернии. Юрий стал вторым ребёнком в семье, его сестра Маргарита Александровна Ныркова (1922—1998) была на два года старше.

В 1928 году Нырковы переехали в Чапаевск Средневолжской области, позже они переехали в село Путилово, расположенное в Пушкинском районе Московской области. До 1936 года Александр Нырков работал прорабом на строительстве Софринского полигона.

В 1936 году Юрий был принят в состав детской команды пионеров, выступавшей в то время на стадионе «Динамо». Нырков принимал участие в первом международном матче против команды детей, эвакуированных из Испании из-за разразившейся там Гражданской войны. Команда Юрия выиграла, за победу над испанцами нарком финансов СССР Влас Чубарь вручил каждому футболисту, принявшему участие в этой игре карманные часы с памятной гравировкой. В одной команде с Юрием Нырковым выступал в будущем известный хоккейный тренер Анатолий Кострюков. Позже Юрий играл за московскую футбольную команду «Крылья Советов», его первыми тренерами были П. Канунников, Н. Никитин, А. Чистяков.

Во время Великой Отечественной войны

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Уже через 8 дней после начала войны, 30 июня, Юрий Нырков по комсомольской путевке был отправлен на строительство оборонительных сооружений под городом Вязьмой. В октябре Юрий вернулся в Москву и сразу же получил новое направление в город Карачев Брянской области, позже в связи с наступлением немцев на Москву его перевели в окрестности города Богородецка, который расположен вблизи Тулы. Затем участвовал в строительстве оборонительных сооружений на реке Сура. В 1942 призван в армию и направлен на учёбу в Тамбовское артиллерийское техническое училище.

После окончания училища в мае 1943 года Юрий Нырков получил звание младшего лейтенанта и был направлен в полк самоходной артиллерии, сформированной в городе Ивантеевка Московской области с которым впоследствии был отправлен на Калининский фронт. Там командовал взводом, подвозяшим боеприпасы для самоходной артиллерии. Полк входил в состав Резерва Верховного Главнокомандования и служил для усиления наступающих войск. Юрий служил в самых опасных местах фронта. В тяжелых боях его часть несла большие потери.

Нырков участвовал в Корсунь-Шевченковской операции. После переформирования полк участвовал в освобождении Польши, дойдя до города Штеттин. Оттуда полк был переброшен на южное направление, к городу Кюстрин для подготовки прорыва фронта и наступлению на Берлин.

В январе 1945 года Юрий Нырков в составе полка участвовал в операции в районе Кюстрина, в которой территорию занятую немецкими войсками осветили множеством мощных прожекторов. После этой операции полк с боями подошёл к Берлину. Войну Юрий закончил 11 мая 1945 года на улице Шпандау-аллее в центре Берлина в звании младшего лейтенанта.

Футбольная карьера

Клубная карьера

После окончания войны Юрий Нырков по приказу своего командира стал начальником спортивной ячейки своей части. Команда, в которой играл Нырков, выиграла соревнования дивизии, корпуса и, наконец, армии. В 1946 году его команда выиграла Кубок ГСОВГ.

В 1946 года в Группу Советских Войск в Германии приехал основной состав команды ЦДКА и провёл несколько товарищеских матчей. После одного из матчей, участие в котором принимал Нырков, к нему подошёл Анатолий Тарасов и предложил перейти в ЦДКА. Нырков долго отказывался от перехода, однако, поступил приказ откомандировать его в команду. Несмотря на болезнь, его первым же самолетом отправили в Москву. 9 мая 1947 он приземлился в аэропорту Быково.

Сначала Нырков выступал за дублирующий состав ЦДКА, его команда заняла первое место, однако в матче против киевского «Динамо» получил серьёзную травму колена, которую залечивал в Феодосии.

В сезоне 1948 года Юрий стал игроком основного состава. Вместе с командой выиграл чемпионат и Кубок СССР, однако из-за простуды получил осложнение на почках, поэтому зимой 1949 лечился в госпитале имени Бурденко, а после, по путевке Министерства обороны в туркменском городке Байрам-Али.

Нырков выступал за ЦДКА до августа 1952, был вице-капитаном команды. Летом в составе олимпийской сборной СССР принял участие в XV олимпийских играх, проходивших в Финляндии. После их окончания команда ЦДСА была расформирована, причиной этому послужило поражение от сборной Югославии.

После расформирования ЦДСА Нырков выступал в команде г. Калинин. После возрождения ЦДСА в 1954 снова начал играть в этой команде.

В 1958 году присвоено звание судьи республиканской категории.

Национальная сборная

За сборную СССР дебютировал 15 июля 1952 года на олимпийских играх в Финляндии против сборной Болгарии. Всего провёл за сборную три матча.

Военная служба

Осенью 1953 года Юрий Нырков окончил футбольную карьеру и поступил в Академию бронетанковых войск, в 1956 году он закончил академию в звании майора, до 1964 года находился в различных командных должностях в Управлении кадров Группы Советских Войск в Германии.

Позже был переведен в Москву, где занял должность заместителя начальника управления кадров Академии Генерального Штаба, на которой проработал с 1965 по 1980 года. В 1980 году получил звание генерал-майора. До октября 1989 был начальником управления кадров Главного управления Генерального штаба СССР. Позже работал председателем Федерации футбола РСФСР и одновременно являлся заместителем председателя Федерации футбола СССР (1990—1991). После распада Советского Союза стал председателем комитета ветеранов РФС (1992—1997), в 1994—2005 — президент Фонда ветеранов армейского футбола имени Григория Федотова. Умер 20 декабря 2005 года, похоронен в Москве.

Семья

Юрий Нырков был женат. Его жена Светлана Александровна — домохозяйка. Дети — Александр и Сергей. Внуки Сергей и Ирина.

Достижения

• Трёхкратный чемпион СССР: 1948, 1950, 1951.
• Двукратный обладатель Кубка СССР: 1948, 1951

Звания

• Судья республиканской категории: с 1958
• Заслуженный мастер спорта СССР: с 1985
• Заслуженный работник физической культуры России: с 1993.

Награды

• Кавалер ордена Великой Отечественной войны I степени (дважды)
• Кавалер ордена Великой Отечественной войны II степени
• Кавалер ордена Красной Звезды
• Кавалер ордена «За службу Родине в Вооруженных сил СССР» III степени
• Кавалер ордена Дружбы 1997
• награждён многими медалями.

Ссылки

• [www.rusteam.permian.ru/players/nyrkov.html Профиль на сайте «Сборная России по футболу»]
• [glory.rin.ru/cgi-bin/person.pl?act=more&id=876&surname=&father=&name=&word=&ids=&start=1&page Информация о Юрии Ныркове на сайте «Аллея Славы»]
• [www.smsport.ru/expo/katalog/footboll/nirkovua/ Биография, фотографии на сайте Современного музея спорта]
• [sport-necropol.narod.ru/nyrkov.html Спортивный некрополь]

Отрывок, характеризующий Нырков, Юрий Александрович

Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.